Удар в перекладину

Он открыл холодильника. Странно. Вроде бы пиво было… а вот его почему-то нет. Но не беда. Нету пива – есть что-нибудь другое.

Залпом, как лекарство, проглотив пятьдесят граммов виски, Дима лёг в кровать.

Потянулся к тумбочке, взял из нескольких раскрытых книг первую попавшуюся, тупо уставился на название. «Уильям Шекспир. Избранные пьесы».

Открыл «Бурю», пять минут почитал, а, скорее, поскользил взглядом по знакомым буквам и заснул.

Дима стоял у газетного развала на вокзале. Над головой громыхнуло: «…отправляется с шестого пути». Гиена, продававшая газеты, одетая в потрёпанное платье из ситца, вся какая-то потасканная, измятая, сунула ему в руку тонкий свёрток.

Он хотел отказаться, но почему-то не стал. Быстро глянув на газету (заголовок был всё тот же, дата выпуска та же – почти десять лет назад), он двинулся в сторону выхода, не обращая внимания на сошедший с ума громкоговоритель, всё кричащий про шестой путь. Насколько он помнил – как только он пройдёт через вокзал и выйдет на площадь – всё закончится. Проходя мимо урны, он небрежно швырнул газету в ту сторону.

Бомж-енот проводил его подслеповатым взглядом из-под треснувших очков и нырнул обратно в урну.

Недолетевшая до цели газета рассыпалась на листы. Их подхватил ветер и понёс сквозь открытые двери к платформам.

Наконец один из листов приземлился на шестом пути и замер, лёжа в грязной луже.

Плохо пропечатанный, сине-голубого цвета, с расплывшимися чернилами, причём расплывшимися ещё до выхода из типографии. Тогда фанатские движения ещё печатали газеты, впрочем, даже им самым не особо нужные.

«Предатель!» – гласил заголовок.

Глава 1

ВИКТОР

Трамвая не было. Виктор некоторое время потоптался на остановке, затем вышел на проезжую часть, приложил руку ко лбу, посмотрел вдаль – нет, ничего.

На мгновение захотелось опуститься на колени и, как в старом фильме, приложить ухо к рельсам, но он остановил себя. Старая бурундучиха в цветастом платке и так косилась на него неодобрительно.

Платок у неё был странный, и, приглядевшись, Виктор понял, что это не совсем платок, а рокерская бандана. Среди черепов и зигзагов молний еле читалась надпись «20 лет группе…» Название группы было скрыто складкой.

Поймав негодующий взгляд бурундучихи, он решил от греха подальше пойти прогуляться по району.

Правда, почти сразу же заплакало левое колено.

Заплакало – так он называл эту боль, пульсирующую из точки где-то под надколенником: то, как бы отпускающую, то неизбежно возвращающуюся назад. Кап-кап-кап. Как слёзы, горячие и злые, выступающие на глазах при особо неудачном движении.

Не пройдя и ста метров по проспекту, он присел на ближайшую скамейку в маленьком сквере под сенью огромной металлической статуи, изображавшей то ли рака, вставшего на задние лапы, то ли скумбрию с клещами.

Потёр колено через штанину – бесполезные, но кажущиеся нужными действия. Затем задрал штанину, заодно мимоходом удивившись: откуда у него эти затёртые и измятые тонкие брюки? С ненавистью уставился на колено, – потёр ещё. Сбоку, спереди, по кругу, одновременно разминая мышцы нижней части бедра. Бесполезные, но кажущиеся нужными действия.

Колено – костлявое, обтянутое тонкой белой кожей, в ореоле редких чёрных волосков, напоминало о тонзуре и почему-то периодически расплывалось, терялось из фокуса.

В какой-то момент Виктор вспомнил, что у него должен был быть ортез, и отсюда его мысли двинулись к тому, что, вероятно, раз ортеза на нём нет, и нет с собой ни сумки, ни рюкзака, где он может лежать, то он вероятнее всего забыл ортез дома, а дома-то… Это был опасный ход мыслей, и Виктор пресёк его единственным возможным способом: вскочил со скамейки (кап-кап-кап колено) и вышел из сквера. Проходя мимо статуи, он окинул её взглядом.

Теперь на постаменте стояла девушка с чашей, но что-то в ней всё равно оставалось и от рака, и от скумбрии.

Он вернулся на остановку. Бурундучихи не было. Трамвая тоже.

Уехал… – с какой-то обречённостью подумал Виктор, но тут же сообразил, что он не уходил никуда с проспекта, а значит, никак не мог пропустить трамвай.

Куда же тогда делась бурундучиха?

Пошла к бурундучкам, вестимо! – неожиданно разозлился Виктор. – Какая тебе-то разница?

Ещё раз вышел на проезжую часть – трамвая не было.

По тротуару куда-то ковыляла престарелая белка с тяжёлым с виду пакетом.

– Вам помочь? – на автомате спросил Виктор, но та только покачала ушастой головой (кисточки ритмично затряслись в воздухе) и испуганно ускорила шаг, что-то бормоча себе под нос. Что-то вроде «Дылда».

Виктор вздохнул, огляделся. Трамвая не было.

Зато продуктовый магазин был тут как тут. В соседним с остановкой здании –, дореволюционной четырёхэтажке ярко-жёлтого цвета.

Что было интересно – Виктор смутно помнил, что в прошлый раз магазин находился в цоколе сталинки, а до этого – на первом этаже классической панельки. Об этом думать было небезопасно, и Виктор усилием воли заставил себя прекратить.

Плевать на здание, главное, что магазин – тот же самый.

Три ступеньки, давно перегоревшая вывеска с наполовину стёртыми буквами «Продукты», тяжёлым, насколько может быть тяжёлым физически, светом, падающим из приоткрытой входной двери. Узкие стрельчатые окна с проржавевшими решётками. Оборванный поводок повязан на одной из них.

За прилавком как обычно парил Маска, так Виктор звал продавца. Ног у него не было вовсе, а вместо рук были две белоснежные перчатки с длинными раструбами, парящие прямиком в воздухе. Тело образовывалось завихрениями тумана. Тот же туман темнел в глубине двух вырезов – глазниц на маске цвета слоновой кости, висящей в воздухе на уровне лица Виктора.

Сам магазин был не менее странным.

Бело-серый, весь в сколах и трещинах прилавок, сколоченный из листов ДСП. Холодильник, брендированный газированным напитком с известным футболистом на боковых сторонах – совсем из другого времени, эпохи и страны. Каждый раз, заходя внутрь, Виктор здоровался с футболистом. Он не мог вспомнить его имени, но почему-то знал, что этот игрок очень важен для него.

Над прилавком тянулись шкафчики с бакалеей – и шкафчикам этим точно не было места в магазине. Они были с какой-то кухни, и стоять в них должны были не крупы в цветастых пакетах с зелёными ценниками, а жестяные банки с полустёртыми надписями «Сахар», «Соль», «Какао».

Виктор осмотрел прилавок.

– Половину бородинского. Палку краковской. Пачку Липтона. Маленькую. Будьте добры.

Маска отвернулся. Перчатки подхватили нож, буханку, с ловкостью фокусника рассекли хлеб пополам, сложили в бумажный пакет. Туда же последовала колбаса.

– И ещё сигарет, пожалуйста. Пэл Мэл есть?

Маска отрицательно покачалась в воздухе. Левая перчатка нырнула под прилавок, вынырнула с пачкой жёлтого Кэмела. Виктор поморщился – кто-то при виде Кэмела вспоминает «Место встречи изменить нельзя», кто-то отдых в Египте и верблюдов, он же всегда вспоминал тёмную подворотню за спортивной школой, его лицо в свете зажигалки, первые тошнотворные затяжки…

– Другое что-то есть?

Ответ был отрицательным.

– Хорошо, давайте, – решился Виктор, вынул из кармана несколько купюр, положил на прилавок, не считая. Он знал, что вытащил ровно столько, сколько было нужно Маске.

Вежливо попрощавшись и, как обычно, не услышав ответ, он вышел на улицу.

Остановка была пуста. Трамвая не было.