Кротовая нора. Иронические рассказы
Владимир Положенцев
Прошлое всегда лучше настоящего. Вернуть его невозможно, но столкнуться с ним нос к носу можно в любой момент через кротовую нору сознания. И тогда мы погружаемся в цветущий сад изобилия, каким бы неоднозначным и ироничным прошедшее ни было.
Кротовая нора
Иронические рассказы
Владимир Положенцев
© Владимир Положенцев, 2018
ISBN 978-5-4493-8142-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Розовая свинья
Говорят, любовь – лишь набор химических реакций в организме. Взаимодействие всяких там окситоцинов, допаминов, эндофринов. Эти вещества затуманивают мозг похлеще алкоголя, поэтому влюбленные часто похожи на пьяных идиотов. Признаюсь, в свое время я был, в этом плане, хроническим алкоголиком и неисправимым психом. Но гормональный фон спадает гораздо быстрее радиационного, а потому, набив себя «по пьяни» не мало шишек, я в конце концов, успокоился.
Хм, как ни крути, а человек по сути никогда не меняется. Родился серым голубем, журавлем не станешь. Это я к тому, что завязавшим алкашам нельзя давать нюхать и капли спиртного. Однако, как известно, свинья всегда грязи найдет. И в один прекрасный день, господа, меня накрыло на старые генетические дрожжи по полной программе.
Я влюбился в нее сразу. И в кого бы вы думали? В послушницу, торговавшую на православной выставке-ярмарке пучками каких-то целебных трав, мазями и эликсирами. Не знаю даже что меня в ней зацепило. А что в женщинах цепляет? Знал бы, жил без валидола.
На ярмарку-то я идти не предполагал. Гулял по парку, размышляя о жизни, и вдруг почувствовал как в воздухе что-то разлилось. Вязкое, с острым гвоздичным запахом. И словно дорожка эфирная протянулась. Потянуло меня по ней, будто магнитом и привела она меня точно к круглому павильону, на выставку.
Не понравилась мне эта ярмарка. На прилавках – иконы, кресты, свечи, прочая церковная утварь, а рядом – копченая скумбрия, икра, специи, медовуха. Потребности души и желудка в одном флаконе. Жуткая смесь, ничего возвышенного.
Ну раз пришел, не терять же время понапрасну. Решил на халяву напробоваться меда. Про медовуху тоже не забыл. Когда от сладкого зачесались уши, удовлетворенный пошел к выходу.
В крайнем ряду, там где продавали культовую литературу вперемежку с турецкими золотыми побрякушками, в одной из секций с табличкой «Зареченский женский монастырь. N-ское подворье» и увидел ее.
Меня так током и прошибло. Она перебирала длинными, аристократическими пальцами без маникюра пакетики с травами. Её лицо было вылеплено словно из бледно-желтого воска. Ровное, красивое, почти детское, без каких-либо изъянов… и эмоций. На лбу – темно-серый платок, глаза смиренные, отрешенные, опрокинутые в себя.
Я застыл как столб. Что же это делается, господа, такая молодая, красивая и уже божья невеста! С чего бы радостей жизни себя лишила?
Я незаметно сфотографировал ее на айфон.
Вообще-то, я всегда несколько комплексую перед красивыми женщинами, а тут как черт меня в охапку взял. Наверное, и медовуха сыграла свою роль.
– А что, – спрашиваю, будто не своим языком, – вы делаете сегодня вечером?
У монашки аж платок со лба съехал на переносицу, она застыла как от заморозки. Но глаз не подняла.
– Возьмите бальзам лесной, от хвори в суставах помогает, – наконец тихо произнесла она.
– Да бог с ним, с бальзамом, как вас зовут?
Довольно долгое молчание.
– Нам не положено на эту тему. Послушница Мария. Травяной целебный чай с зверобоем и мятой.
– Ага, значит, еще не монахиня, только готовитесь, – обрадовался я. – А ЕМУ это надо, чтобы вы всю жизнь перед иконами коленки протирали? Человек рожден для счастья.
– Мое счастье в служении, – произнесла девушка опять после паузы.
– Вот и служите, выполняйте свое прямое предназначение, продолжайте род человеческий. Сказано же в писании: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю.
Мария залилась розовой краской. Глаза по-прежнему были опущены долу.
– Вы будете что-нибудь брать?
– Как вам не стыдно, – понесло меня дальше, – вы совершаете преступление, закапывая свою красоту и молодость! Опомнитесь, природа вам этого не простит. Пойдемте лучше сегодня в ресторан. В Останкино есть замечательное место, «Розовая свинья» называется.
Видно, говорил я громко. Откуда-то сбоку появился низкорослый попик в просторной рясе, с окладистой, торчащей вперед бородой. Он напоминал персонаж из фильма о Нарнии.
– Что здесь происходит? – спросил он, слегка коснувшись меня своим кругленьким животом. В его взгляде читалась угроза.
– А это еще кто, ваш душеприказчик?
Она ничего не ответила, а попик обежал меня справа, подбоченился. Наклонил голову, прищурился.
– Ведите себя прилично, сын мой, не на рынке.
– Да, а где же я? Вы святые лики и писания вместе с вареной колбасой продаете, позор! Только бы нажиться. И травы ваши дрянь, поди, под забором собирали, а теперь гражданам втюхиваете.
– Ну уж, это знаете ли…, – задохнулся служитель культа, – вообще ни в какие ворота. Буду сейчас охрану вызывать.
– Не надо, – вдруг сказала послушница и подняла глаза.
Это были оазисы на фоне желтой пустыни лица, из которых хотелось напиться. В них плескались голубая вода и прозрачное небо одновременно, а, главное, они были живые, осмысленные и даже несколько ироничные.
Вот тебе и послушница, еще не успела иссохнуть. Недаром меня сюда принесло.
– Почему не надо? – изумился келарь. Или кто он там был. – Что, понравился? Я всегда говорил, что тебя и в трудницы нельзя было брать, не то что в послушницы. Бесстыдница. Я тебе еще прогулки под луной с Борей Бочкиным из пекарни припомню. Все расскажу о твоих похождениях матушке-настоятельнице, она тебя высечет и в кладовку запрет.
– Рассказывай, отец Василий! – вспылила Мария и больше не оставалось в ее глазах ни капли послушания и отрешения, цвет лица ее преобразился, стал закатным. – Надоели вы мне все пуще горькой редьки, уйду от вас!
Кажется, она слегка подмигнула келарю. А он ей в ответ. Или показалось? Точно показалось, так как Мария продолжила свою гневную речь:
– Ты сам, ключник, старый развратник, видала я, как ты на Троицу, с двумя сестрами на кухне заперся, а на Благовещение с семинаристом в сарае. Он потом себе смартфон, прости господи, купил. А еще, отец Василий, ты портвейн молдавский пьешь без меры, а затем недозволительные речи со служками ведешь. Знаем мы вас, вольнодумцев.
– Что?!
– А то, – зло засмеялась послушница. – Тебя и твоих дружков бородатых, давно пора в органы сдать. И с кем я связалась, подумать только! Но вот он, – девушка указала на меня пучком травы, – мне глаза открыл. -Всё, пропадите вы пропадом со своими молебнами, ночными бдениями, постами, воздержаниями и прочей чепухой. Надоело! Жить хочу полной грудью. Спать с мужиками и рожать детей!
Я слушал и не верил своим ушам. Не может быть! Неужели это я подтолкнул красавицу к бунту? Неужто и она в меня с первого взгляда влюбилась? А почему бы нет? – влюбиться, все равно что из колодца напиться, не проблема. Правда, потом похмелье, как от паленой водки, может замучить.
Но все же придержал свою радость – видимо, у нее давно назревало, а я просто вовремя подвернулся, проколол ее терпение, словно воздушный шарик иголкой. Что ж, бывает.