Вчетвером мы вошли в воду и минут пять потренировались, чтобы женщины привыкли меняться загубниками, то есть пользоваться кислородом по очереди. И убедившись, что они хоть немного адекватны, мы вчетвером, светя единственным фонариком, поплыли под водой на свет солнца.
Что было самым сложным, когда мы вынырнули у немного отплывшей лодки, так это отцепить пальцы женщины, что плыла со мной. Жалобно глядя на меня, она сказала посиневшими губами:
– Никак, как будто примерзли.
Отогнув каждый палец, я помог ей залезть на лодку, где уже сидела другая женщина и, взобравшись вслед за моряком, положил снятый в воде баллон на дно лодки. Заведя мотор, я погнал к яхте.
– Значит, так. Как вас зовут? – спросил я, как только они взошли на борт «Ласточки».
– Андрей Волков, старший матрос-плотник, – представился матрос.
– Алевтина Андреевна, повар, – сказала та, которую тащил я.
– Марина Васильевна, – представилась следующая.
– Значит, так. Вы, Марина Васильевна, занимаетесь уборкой. Вы, Алевтина Андреевна, займитесь кухней, скоро народ прибудет, нужно будет покормить, напоить. А теперь с вами, Андрей, яхту изрядно потрепало в урагане, так что посмотрите, что можно исправить, починить.
Быстро показав им где что лежит, я прыгнул обратно в лодку и, дав полный газ тарахтящего на холостом ходу мотора, рванул к остову судна, нужно было торопиться. Эксплуатировал я спасенных для того, чтобы они были заняты делом и не думали, как нам выбираться из «ока», о своем спасении и об оставшихся внизу. Трудотерапия в действии, короче.
Нырнув снова с грузом, привязанным к поясу, я уже по проторенному маршруту вынырнул там же, где собрались все выжившие во время трагедии с судном.
– Что-то долго вы, – сказал старпом.
Я объяснил, почему задержался, и ответил, что теперь уже спасение пойдет быстро.
– А это кто? – кивнул я на лежачего, всего перебинтованного человека.
– Боцман, его в двигательном придавило сорвавшейся балкой.
– Он в сознании? Вытащить сможем?
– Не знаю, сможем или нет, но он пока без сознания. Переправим его последним.
Как только один из матросов надел баллон, мы вчетвером нырнули в воду и поплыли на выход, пробираясь по проходам сухогруза. С парнями было работать заметно легче.
Сделав так четыре рейса, я переправил всех наверх, пока не остались старпом и боцман.
– Давайте быстрее, там, кажется, уже шов разошелся, и судно заметно просело! – крикнул я, выныривая.
Быстро надев на старпома баллон, загубник которого он вставил в рот бессознательного боцмана, мы поплыли со всей возможной скоростью к выходу, пользуясь моим баллоном на двоих. Уже у самой поверхности кислород у моего баллона кончился, и мы с выпученными глазами вынырнули на поверхность, жадно хватая воздух открытыми ртами.
Рядом послышался шум мотора, и около нас притормозила лодка. Я почувствовал, как меня хватают сильные руки и затаскивают в лодку. А вот боцмана вытащили и уложили на дно лодки очень аккуратно, явно беспокоясь о раненом.
И как только в уже тесное пространство лодки втиснулся старпом, мы погнали к яхте, которую облепили матросы, устраняя видимые и невидимые повреждения. Все понимали, что именно от «Ласточки» зависит, выживут они или нет, так что старались все.
– Красавица, – сказал старпом, осматривая мою яхту.
– А то! Знаете, какие деньги пришлось за нее выложить? – сразу же загордился я.
– Триста тонн? – на глазок прикинул он тоннаж.
– Триста двадцать, – ответил я.
– Кстати, мы не представились друг другу. Бессонов Олег Владимирович, старший помощник сухогруза «Абхазия». Шли с грузом в Лос-Анджелес из Шанхая.
– Александров Артур, путешественник.
– Александров. Александров, уж не тот ли это Александров, который композитор?
– Тот, – скромно потупил я глазки.
– Так вас же убили, это еще по центральному телевидению показывали пару лет назад.
– Не убили, а только ранили. Вот меня и запрятали получше.
– То-то я смотрю, лицо я где-то видел, а тут вон оно как, – протянул Бессонов, глядя на меня.
Я пожал плечами, пускай сам домысливает, почему меня скрывали от общества после ранения, хотя он должен знать, «утка», из-за которой в меня стреляли, была запущена в народ уже давно.
Притормозив у трапа яхты, мы быстро взобрались на борт и стали помогать поднимать боцмана, который пока так и не пришел в сознание.
– Давайте его ко мне в каюту, – скомандовал я, как только поднялся на борт.
– Вроде дышит, – приложив пальцы к шее, облегченно вздохнул старпом.
– Доктор где?
– Его в Шанхае сняли, из-за аппендицита, а нового прислать не успели, – развел руками выходящий вслед за мной из каюты Бессонов, выпроводив сперва матросов.
– Ну ладно, сам осмотрю, – сказал я.
Переодевшись, я вернулся в каюту и стал осторожно осматривать неумело намотанные бинты, как вдруг вспомнил кое-что.
– Олег Владимирович, пока я тут вожусь, вы не могли бы осмотреть территорию «ока»? Я на норд-вест видел какое-то непонятное пятно, возможно, еще один из неудачников, попавших сюда. Пытался связаться с ними по рации, но успеха не добился.
– Хорошо, если что, подойдем поближе.
– Ну это вряд ли. Я сомневаюсь, что вы разберетесь с управлением «Ласточки», уж больно оно специфическое. Лучше на лодке сгоняйте, возьмите запасную канистру с бензином – и вперед, а я пока тут.
– Опасно, вдруг «око» сдвинется.
– Кто не рискует, тот…
– …не пьет шампанского, я в курсе.
– Да не беспокойтесь вы так, осмотрю раненого – и сразу за вами. Да, и возьмите мобильную радиостанцию, у меня есть пяток штук.
Уложив в брезентовую сумку рацию, небольшой сухпай, не забыв пятилитровую канистру пресной воды, со старпомом отплыли на лодке еще три моряка, они уже подкрепились рыбной похлебкой, которую успела сварить Алевтина Андреевна.