Дивизия без вести пропавших. Десять дней июля 1941 года на Лужском рубеже обороны

Документальная строка

«Ленинградцы горячо откликнулись на призыв партии выступить на защиту родного города. К 10 июля в Ленинградскую армию народного ополчения было зачислено около ста тысяч человек.

Из донесения начальника отдела политической пропаганды ЛАНО Верхоглаза начальнику Управления политической пропаганды Северного фронта: “10 июля 1941 года 1-я дивизия Кировского района выбыла из г. Ленинграда. Последний батальон отгрузился в 1 час. 00 мин. 11.7.41… Настроение бойцов и командиров бодрое и приподнятое. Многие бойцы выражали желание как можно скорее влиться в действующую армию…”»[136 - Кринов, С. 22.]

Здесь следует сказать о том, что формирование дивизий народного ополчения в Ленинграде было начато с 30 июня на основании решения Ленинградского горкома партии и постановления Военного Совета Северного фронта от 27 июня 1941 г. Намечалось создать 15 стрелковых дивизий общей численностью в 200 тысяч человек.

Первая дивизия народного ополчения (1-я ДНО) уже в этот день отправилась на прикрытие новгородского направления.

Нас в нашей истории будет прежде всего интересовать 2-я ДНО.

И здесь самое время поместить основные сведения об этой дивизии.

Но прежде чем дать основные сведения о дивизии, приведу выдержку из воспоминаний, заканчивавшей летом 1941 года медицинский институт в Ленинграде Риммы Ивановны Нератовой.

«Ленинградское ополчение начало создаваться еще в начале июля, называлось оно демократической армией по обороне Ленинграда, но вскоре стало называться по-русски понятно – ополчение. Создавалось ополчение – детище партийных органов – после речи Сталина. Не той, в которой он обратился после начала войны 3-го июля к своим вассалам:

– Дорогие братья и сестры…

В теперешнем обращении Сталин потребовал учреждения ополчения. Прежде всего, московского. И так же во всех городах, к которым подступали немцы. Ополчение, народное, должно своими силами защищать города, сражаться за его пределами на подступах и на баррикадах внутри города и должно, если того потребуют обстоятельства, сражаться за каждый дом! И назвал цифру – количество ополченцев, которых должна дать Москва. Цифра была громадная! Партийные организации Москвы со всей поспешностью стали создавать ополчение с целью во много раз превзойти цифру, названную Сталиным, и выслужиться! Людей хватали на улицах, в учреждениях, не слушали никаких доводов, не считались с протестами. На все был один ответ:

– Товарищ Сталин сказал!

Попробуй – поспорь! В Москве “ударный план” партийных организаций дал очень высокую цифру “добровольных” ополченцев. Но мобилизационный план города Москвы был сорван! В военкоматах хватались за голову, но ничего сделать не могли: всех людей призывного возраста (многие ждали повесток из военкоматов со дня на день), на которых падал взор и ложилась рука партийных организаторов ополчения, буквально заметали, отправляли в “казармы” для ополченцев (часто помещения средних школ с охраной у ворот), чтоб вскоре, иногда даже без всякого обучения, отправить на фронт.

В Ленинграде “добровольное” вступление в ополчение носило менее трагичный характер и было менее необратимым, чем в Москве. И хотя ленинградцев “добровольно” записывали в ополчение (у нас все делалось “добровольно” и с “большим энтузиазмом”, как только поступал в партийные организации или приказ или только “намек” сверху – и никто не осмеливался открыто возражать), не считаясь ни с профессией, часто нужной для военных же нужд, ни с возрастом, ни с состоянием здоровья, но все-таки все происходило менее беспощадно и бездумно…»[137 - Нератова Р. В дни войны. Семейная хроника. СПб, Ж-л «Звезда», 1996. С. 32.]

Я привожу здесь это свидетельство в противовес «документальной строке» Кринова не затем, чтобы очернить ленинградских ополченцев. Нет, я верю, большинство из них действительно являлись настоящими добровольцами. Однако люди, жившие при советской власти, прекрасно поймут, о чем именно идет здесь речь. Партийные функционеры своим неуемным и порой плакатным рвением подчас не столько способствовали, сколько мешали настоящему проявлению патриотических чувств. Тотальное недоверие к своим гражданам, наверняка, многих глубоко ранило в те дни, и ситуация – а ну-ка попробуй не пойти добровольцем – скорее лишала людей энтузиазма, чем подогревала его. Кого-то же могла и просто оттолкнуть если и не в активную, то хотя бы в пассивную оппозицию. Но это отдельная, больная и далеко не изученная тема.

Фрагмент речи Сталина от 3 июля:

«Товарищи! Наши силы неисчислимы. Зазнавшийся враг должен будет скоро убедиться в этом. Вместе с Красной Армией поднимаются многие тысячи рабочих, колхозников, интеллигенции на войну с напавшим врагом. Поднимутся миллионные массы нашего народа. Трудящиеся Москвы и Ленинграда уже приступили к созданию многотысячного народного ополчения на поддержку Красной Армии. В каждом городе, которому угрожает опасность нашествия врага, мы должны создать такое народное ополчение, поднять на борьбу всех трудящихся, чтобы своей грудью защищать свою свободу, свою честь, свою Родину в нашей Отечественной войне с германским фашизмом…»[138 - 1941 год. Страна в огне…, С. 116.]

2-я дивизия народного ополчения (2-я ДНО)

Это подразделение ведет отсчет своей истории с 4 июля 1941 г., когда военный совет ЛАНО постановил из полков Московского и Ленинского районов создать 2-ю дивизию народного ополчения (2-ю ДНО), а так как она формировалась в основном в Московском районе, назвать ее «Московской».

Дивизия первоначально состояла из 1-го, 2-го и 3-го стрелковых полков, артиллерийского полка, отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона, развед. роты, самоходно-артиллерийского полка, отдельной роты связи, медико-санитарного батальона, отдельной роты химзащиты и автотранспортной роты.

Для удобства комплектования полков, каждый из них формировался из добровольцев, прикрепленных к ним предприятий и учреждений.

1-й стрелковый полк комплектовался в основном из рабочих, ИТР и служащих завода «Электросила» им. С. М. Кирова и получил название «Электросиловский», хотя туда же вошли трудящиеся других заводов: карбюраторного, «Красный нефтяник», «Госметр», студенты и преподаватели институтов холодильной промышленности, ветеринарного и других предприятий района. Для размещения полка отводились общежитие институтов ветеринарного (Черниговская ул.), холодильной промышленности (Московский пр.) и другие помещения.

2-й стрелковый полк комплектовался на базе обувных предприятий-фабрик «Скороход», «Пролетарская Победа» № 1 и № 2, обувного техникума. Он получил название «Скороходовский». Туда вошли также добровольцы машиностроительного завода им. Егорова, 1-й ГЭС, добровольцы из городов Пушкин, Павловск и Кронштадт. Полк размещался в школах № 7, 11, 12, 15, 16, 23 и 364.

3-й стрелковый полк состоял из добровольцев Ленинского района, работавших на заводах «Красный треугольник», Резино-технических изделий, Шинного завода, «Металлист», завода ПТО им. С. М. Кирова, Пивоваренного завода им. Степана Разина, Гознак, а также преподавателей и студентов институтов Военно-механического и Инженерно-строительного. Под размещение полка были отведены общежития военно-механического института и школ № 17, 18, 25, 30 и 31 Ленинского района.

Более 30 предприятий Московского района участвовали в снаряжении своей дивизии.

10 июля состоялось собрание командно-политического состава 2-й ДНО.

Командиром дивизии был назначен Герой Советского Союза полковник Н. С. Угрюмов, заместителем командира дивизии по политчасти – полковой комиссар П. И. Балкин, начальником штаба дивизии – полковник В. В. Скворцов.

Командиром 1-го стрелкового полка был назначен майор ветслужбы П. Г. Добряков, заместителем командира полка по политчасти – старший политрук А. С. Константинов.

Командиром 2-го стрелкового полка стал старший техник-лейтенант В. С. Лифанов, заместителем командира полка по политчасти – старший политрук Г. Е. Гродзенчик.

Командиром 3-го стрелкового полка был назначен майор П. П. Бедрицкий, заместителем командира полка по политчасти – полковой комиссар И. П. Хамармер.

Командиром артполка был назначен капитан И. Г. Хачатурян, заместителем командира полка по политчасти – батальонный комиссар А. А. Гусев.

В ближайшие дни предполагалось начать обучение ополченцев.

В этот день – 10 июля – на других участках боевых действий:

Севернее Ладожского озера войска финской Карельской армии развернули наступление на Петрозаводск и Олонец. Оборонявшаяся здесь 7-я армия Северного фронта под командованием Ф. Д. Гореленко не смогла отразить наступление противника и начала медленно отходить на восток и юго-восток. Началась оборона Карелии 1941–1944 годов войсками Северного фронта, Северного и Балтийского флотов, Беломорской, Онежской и Ладожской военных флотилий.

2-я и 3-я танковые группы 4-й немецкой танковой армии перешли в наступление из района Витебска в сторону Духовщины и из района южнее Орши в общем направлении на Ельню. Одновременно левофланговые соединения 3-й танковой группы развернули наступление с плацдармов на Западной Двине на великолукском направлении, а правофланговые соединения 2-й танковой группы – из района южнее Могилева в сторону Рославля.

Началось Смоленское сражение, продолжавшееся с 10 июля по 10 сентября 1941 г.

Советские 31-й стрелковый, 9-й, 19-й и 22-й механизированные корпуса 5-й армии Юго-Западного фронта нанесли контрудар со стороны Коростенского укрепленного района во фланг 1-й танковой группы и перехватили шоссе Новоград-Волынский – Житомир, затруднив снабжение передовых подразделений 3-го моторизованного корпуса противника.

Советские 15-й и 16-й механизированные корпуса нанесли удары южнее Бердичева по войскам 11-й танковой дивизии и вышли в район Холодки северо-западнее города.

11 июля

Неожиданный поворот

Итак, битва за Ленинград началась.

Немцы были полны энтузиазма. От Восточной Пруссии до реки Луга шестьсот километров, их они уже почти прошли с боями за двадцать дней. До Луги от Пскова – рукой подать. А от Луги до Ленинграда чуть больше ста километров… Ударная 1-я танковая дивизия в этот день уже должна подкатить к Плюссе. Конечно же, оставшиеся 150 км будет пройти несколько труднее, поскольку сопротивление наших войск все возрастает. Однако уж за неделю-то это точно удастся сделать. Так что осталось им воевать всего-навсего неделю, ну, максимум дней десять. И можно будет предаться триумфу и торжествам.

Однако именно в этот день, двадцатый день войны, все неожиданно пошло по-другому.

Раус: «Разведка ночью и утром 11 июля обнаружила, что давление 6-й танковой дивизии и наступление LVI танкового корпуса на Порхов вынудило русских отойти из Ямкино на Боровичи. Боевая группа “Раус”, все еще шедшая во главе 6-й танковой дивизии, повернула из Острова на северо-восток, на Порхов и Дно…

Однако мы не смогли развить наш успех, потому что генералы Эрих Геппнер и Рейнхардт внезапно отдали новые приказы…»[139 - Раус, СС. 91–92.]

Этот неожиданный поворот событий имел чрезвычайно важные последствия. С него следует отсчитывать начало обходного рейда немецких войск. Недаром в книге Рауса именно здесь обрывается третья глава, которая называется «К русской границе», и начинается глава четвертая «У ворот Ленинграда». И начинается она со следующих слов.

«11 июля 6-я танковая дивизия получила приказ генерала Рейнхардта прекратить наступление на восток через Порхов и Дно и помочь 1-й танковой дивизии. Та двигалась по шоссе Ленинград-Псков через Лугу и столкнулась с сильным сопротивлением русских возле Новоселья. Этот приказ стал неприятной неожиданностью для боевой группы “Раус”. Ей предстояло прекратить наступление в прежнем направлении и повернуть на 90 градусов под прямым углом к направлению движения 4-й Танковой Группы. Теперь нам придется двигаться по песчаным и болотистым дорогам, которые с незапамятных времен не использовал ни один автомобиль. Но едва боевая группа “Раус”, шедшая в голове дивизии, повернула на новое направление, как дорога, которая вела к Новоселью (если верить карте), тут же закончилась.

Обитатели жалких избенок, которые были разбросаны там и тут, искренне удивлялись, когда мы просили их провести нас вокруг болота или указать дорогу к деревне, отмеченной на наших устаревших картах где-то на линии наступления. Эти люди не знали названия, под которым была отмечена деревня на наших картах, потому что это название изменилось десятки лет назад. Часто нам приходилось полагаться только на компас и здоровые инстинкты. С помощью проводников и саперов мы шли зигзагом от деревни к деревне по самой лучшей дороге, какую только могли отыскать. Но над первым же болотцем шириной около 10 метров мост рухнул под тяжестью одного из наших легких танков PzKw-35t, и мы застряли на 5 часов, пока саперы лейтенанта Гебхардта не соорудили новый мост.

Где только было возможно, мы избегали дорог, проложенных шедшими впереди частями, иначе машины увязли бы в песке. Колонне пришлось пересечь 12 заболоченных ручьев, и каждый раз мы останавливались, чтобы дождаться, пока саперы укрепят мосты.

Впрочем, иногда приходилось просто сооружать новые. Пытаться обойти болотистые участки было напрасным занятием, потому что машины и танки быстро сдирали верхний слой грунта и начинали вязнуть так, что их приходилось вытаскивать другими танками. Очень часто буксировщик тоже начинал тонуть в песке рядом с машиной, которую пытался вытащить. Иногда связанные вместе машины погружались так глубоко, что приходилось использовать самое мощное, что у нас имелось, – 20-тонные полугусеничные тягачи. Перебросить эти огромные машины туда, где они требовались, само по себе представляло сложную проблему. Указанные на карте дороги были настолько узкими, что две машины просто не могли на них разойтись. Командиры метались, как на пожаре, потому что чрезвычайные ситуации возникали то здесь, то там, и добираться от одной пробки до другой приходилось пешком.