IX
Погода стояла прекрасная, лужи сверкали на солнце, а здание напоминало прошитую ядрами крепость. Огромные белые буквы на стене вестибюля, «Уайтфилд», навели Юджина на какие-то смутные воспоминания, но ему было не до этого.
В помещении пахло пролитым пивом, потом и пылью. Фукс подключил свою бас-гиатру к усилителю. Юджин проверил усилитель, попробовал клавиатуру, и хлопнул Фукса по плечу.
– Просветлись, – сказал он. – Великие дела не за горами.
Паркер вошел плетущейся походкой – большой, толстый, немногословный как всегда, поглаживая персональные барабанные палочки, и Фукс поприветствовал его —
– Эй, брат.
– Эй. Гитариста нашли?
– Да, ага, – сказал Фукс мрачно. – Спроси Джино. Нашел какого-то ебаного хонки, мужик. Не нравится мне это, мужик.
Вместо ответа Паркер залез на стул и ударил в барабан.
– Надеюсь, он будет вести себя прилично, мужик, – добавил Фукс.
С гибсоном в кожаном чехле на плече – как двустволка охотника – бумажная чашка кофе в руке, Джулиан вошел величественно, стремительно, безжалостно, в облаке яростного напускного добродушия – в момент, когда Юджин начал бояться, что он не придет.
– Добрый день, господа, – сказал Джулиан с узконаправленной веселостью. – Вижу, что немного опоздал. Нижайше прошу меня простить и сказать мне, что я должен совершить, дабы исправить оплошность.
Фукс отвел глаза, удивленный и еще более расстроенный, чем прежде. Паркер поднял голову и брови и ухмыльнулся. Ухмылка тот час же пропала.
– Какие новости, друзья? Что делать нам? К чему готовы мы? – вопросил Джулиан. Баритон его грохнул, размножился, отлетел от поверхностей инструментов. – Ну-с, посмотрим. Так. Вот здесь я подключу Мою Жемчужину Кастильских Ночей, если, конечно, никто не возразит мне гласно. А? Возражений нет. Хорошо. Зовут меня Джулиан.
Он косо посмотрел на Фукса.
– Ага, – сказал Фукс.
– На самом деле, – объяснил Юджин, – этого парня зовут Фукс-басист, а не Ага. А который вон там в углу, большой такой жлоб, неприветливый – так он Паркер.
Джулиан приблизился к Паркеру и протянул ему руку. Последовало рукопожатие. Джулиан переместился к Фуксу. Не поворачиваясь к нему, Фукс сказал,
– Да, хорошо.
– Следует пожать хонки руку, – наставительно сказал Джулиан. – У меня, конечно, веснушки на лице, но это еще не повод меня игнорировать. Ближним следует быть благожелательными по отношению друг другу. Так сказано в справочнике.
– Каком справочнике? – неприязненно спросил Фукс.
– В Самом Главном, конечно же.
Еще немного подождав, дабы сохранить лицо, Фукс пожал Джулиану руку.
Некоторое время они настраивались. Затем Юджин, сидя за клавиатурой, махнул рукой и сказал —
– Ля-бемоль, четыре четверти. Остальные аккорды – си-бемоль минор, до-минор-семерка, и ми-бемоль-шесть. Вот так…
Он сыграл мелодию, объявляя каждый аккорд вслух.
– Паркер, – сказал он.
– Да.
– Стучи мудро, а не дико.
– Ладно.
– Фукс?
– Ну?
– Сечешь?
– Секу.
– Джулиан?
Вскоре выяснилось, что Джулиан не имеет понятия, где на его гитаре находится ля-бемоль. Чтобы спасти ситуацию, Юджину пришлось дать ему быстрый урок, который сопровождался презрительным хмыканьем Фукса. Паркер смотрел и ничего не говорил. Джулиан знал, оказалось, немалое количество чисто гитарных оборотов и трюков, и перебирал струны неплохо. После примерно десяти минут ошибок и нереализованных амбиций, он понял, как именно следует играть то, что хотел играть Юджин. Опус сыграли четыре раза, а затем Юджин объявил пятиминутный перерыв. Джулиан выключил усилитель и стал тренироваться тихо в углу, прислушиваясь к струнам. Юджин развлекался, играя немецкую песенку тридцатых годов двадцатого века. В его дневнике комментарии по поводу немецкой музыки той эпохи нестандартны и слегка бестактны по отношению ко многим.
В конце концов Джулиан перестал бренчать и начал слушать. Паркер тоже, вроде бы, прислушивался к тому, что играет Юджин. Фукс ерзал и ерзал на своем стуле.
Четыре часа спустя свежесозданная группа проголосовала за поход в реднековый[6 - От redneck, красная шея – самодовольный неотесаный белый жлоб из простонародья.] бар напротив. У Юджина вечером был ангажемент, и долго он торчать в баре не собирался.
– Ангажемент? Думаю, что не захочешь, чтобы я составил тебе компанию, – предположил Джулиан, ухмыляясь в свое пиво.
– Одного раза мне хватило, – сказал Юджин.
– Эй, – Фукс повернулся к Джулиану. – Уши у тебя смешные очень, мужик.
И в самом деле уши у Джулиана были маленькие и чуть вогнутые.
– Ты мой хуй не видел, – сказал Джулиан.
Немыслимое свершилось – Паркер засмеялся. Юджин не знал, что Паркер умеет смеяться. Смех его звучал искренне и приятно, почти музыкально.
Фукс надулся и слез со стула. Джулиан положил руку на плечо Фукса и без усилий водворил его обратно на стул.
– А ну-ка я тебе кое-что скажу, дружок, – сказал он медленно и ровно, и театральные ноты исчезли из его голоса, а калифорнийский его акцент вдруг проявился очень отчетливо – и слегка зловеще. – Слушай, чадо. Хорошо? Будешь слушать? Слушай. Я, может, не великий гитарист. Может, я вообще не гитарист. Но, видишь ли, это в данный момент не важно.
– Ай! – запротестовал Фукс, потирая плечо. – Ты держи свои руки при себе, мужик.
– Спроси меня, почему это не важно.
– Ай … блядь … Хорошо. Почему? Ай!
– Потому что, – сказал Джулиан веско, усиливая хватку на плече Фукса, – Юджин не просто ведет шоу, Юджин и есть – шоу.