Врачу: исцелись сам!

– Я считаю, что это незаконно! Это навязывание дополнительных услуг. Понятно, что все это обходится разве что в две или три тысячи, а эти деньги они потом делят, – взмутился и Борисков. – Не плати!

– В ином случае они грозятся провести укороченную процедуру!

– Это чистая обдираловка! Я тут слышал, что за вход невесты в оранжерею для свадебной съемки требуют тысячу рублей, тогда как для всех других посетителей вход двадцать!

– А еще на врачей пеняют. Там они обирают народ просто бессовестно, а потом приходят к нам и ноют: дорого! А не знаете, сколько стоит голубей выпустить? – Далее речь зашла о символическом выпуске голубей на Стрелке Васильевского острова.

Борисков оставил эту компанию за обсуждением столь важных вопросов и поднялся этажом выше – во вторую терапию, чтобы посоветоваться по одному трудному больному. Там работал его давний и хороший знакомый доктор Витя Шафаров. Молодой, лет тридцати, но уже с лысиной. Очень улыбчивый. Такая была его натура. Он всегда пытался во всем находить что-то хорошее, даже в самой что ни на есть пропащей ситуации. Однажды он вдребезги разбил свою машину и еще по ходу дела три чужих, его оштрафовали, и буквально в один момент он потерял абсолютно все деньги, что у него были, залез в долги, голодал, осунулся. Однако и тогда говорил: "По крайней мере, я получил опыт!" – больше ему и сказать-то было нечего. Пострадал-то по собственной глупости: не заметил знака: проехал на "Въезд запрещен". Находить во всем что-то хорошее видно было его прирожденной чертой. Это сказывалось и в его повседневной работе. Его натуре была присуща привычка давать ложную надежду. Конечно серьезный вопрос: правильно ли вообще давать больным ложную надежду или им надо резать горькую правду? Молодой бездетной женщине с недавно удаленной маткой и находившейся вследствие этого в глубокой депрессии, он, например, сказал:

– У вас ведь остались яичники? Значит еще не все не потеряно, в принципе вы можете иметь ребенка: можно забрать яйцеклетку, оплодотворить ее и нанять суррогатную мать…

Борисков, случайно услышавший это краем уха в ординаторской, где происходила беседа с этой пациенткой, оторопел и потом сказал Шафарову:

– Ты бы, Витя, поосторожнее давал обещания: знаешь, каких бабок стоит такая суррогатная мамаша? Считай, целая квартира! Ты хоть понимаешь, что даешь людям ложную надежду! Пусть с ней психологи работают.

Шафаров был невозмутим:

– Они живут в каком-то провинциальном городе, там у них вообще все дешевле. А в ее ситуации главное – как раз надежда. Любая. Она сейчас находится в беспросветном жизненном тупике. А я просто расковырял в этом тупике маленькую дырочку. Пусть она придет в себя, а там уже разберутся. Людям надежду надо давать всегда. Тем более в ее случае это вовсе не фантастика, а вполне реальная вещь. Нужны только деньги. А что касается ложных надежд, то нам всем всегда давали и дают ложные надежды. Ведь коммунизм тоже был ложной надеждой. А женщина вообще по жизни пребывает в иллюзиях, при этом являясь куда как более приземленным и реалистичным человеком, чем мужчина. Мы и живем-то часто только потому, что верим в ложные идеалы! Забери у нас идеалы, и жизнь вокруг нас сразу превратиться в ничто в предбанник ада. Знаешь, почему я ей это все сказал? Эта женщина ждала и даже жаждала, чтобы я ей это сказал!

Поговорив с Шафаровым и возвратившись к себе на отделение, Борисков сел оформлять выписки уже на завтра. Каждый день одно и то же.

Как-то один мужик-хирург, годами несколько постарше Борискова, сам перенесший за год до этого инфаркт, хорошо выпив на своем юбилее, посетовал ему:

– Знаешь, Сережа, я ведь целые десятилетия даже не помню, что и делал. Только работал: дежурства, операции, снова дежурства. Одно и то же. Эти годы куда-то всосались совершенно бесследно. Жизнь прожита зря. Точнее, она прошла мимо меня. Вот я постоянно работаю, вроде как бы и не бедствую, а жилья себе нормального купить не могу. Даже снять не могу. Раньше, в юности – коммуналка, сейчас – тесная хрущоба, мы просто натыкаемся друг на друга. Когда мне было двадцать, я все-таки думал, что когда-то вдруг наступит что-то такое, нечто, даже фраза такая была у нас с женой "когда мы разбогатеем, то…" и – ничего! Ничего мы не разбогатели. Она в какой-то момент даже перестала это говорить – видно, потеряла надежду. Каков вообще смысл жизни? Неизвестно в чем, но только не в ожидании завтра. Он у каждого свой. Люди все разные. Обидно: такой огромный мир и все прошло мимо меня. Дети маленькие были – работал на них и на свое отдельное жилье. Дети выросли, теперь опять работаю на них и уже на их жилье, на внуков. – Здесь он выпил большой глоток коньяку и причмокнул: – Специфика работы хирурга: привыкаешь к хорошим дорогим напиткам! Тут однажды летом в своей родной деревне попал в компанию одноклассников и совершенно не смог пить то, что они пьют… Так вот к какому выводу я пришел: своей жизни у меня нет. Я живу чужой жизнью. Пусть я врач, но я от этого ничуть не здоровее. Потому что у меня те же вредные привычки: коньяк и сигареты. Любовницы у меня и то все были на работе. Зато, правда, венерическими ни разу не болел. Ежедневная работа плюс шесть суточных дежурств в месяц, чтобы заработать дополнительные деньги. Опыт, конечно, но он, этот опыт, вовсе не означает, что ничему не надо учиться. Медицина постоянно меняется. Техника, материалы – все постоянно меняется и с огромной скоростью. Раньше меня это радовало, теперь – почему-то нет. Я уже не успеваю. И вот я прихожу к тому, что я прожил жизнь зря. Уже все заметили: что я ни говорю, то всегда начинаю: "Один больной рассказал…", а ничего своего у меня нет. Совершенно бессмысленная жизнь!

Он говорил еще Борискову о том, что в своей жизни почти ничего не видел, нигде не был. Огромный и прекрасный мир остался для него свершено неоткрытым. Он переживал о том, что острова Фиджи будут стоять без него, что у него ничего нет, и даже детям нечего будет оставить в наследство. И еще рассказал, что с год назад получил за клинические испытания довольно приличные деньги, и что у него даже возникла мысль наконец отправиться в путешествие, но на это не было ни сил, ни мужества, и ни, что самое главное, решимости. Тогда он поехал на дачу, сел вечером на веранде пить чай, и подумал: "Господи, и ничего мне больше не надо, мне и так хорошо!"

Он обожал дачу за то, что там не было телефона, и пришел в отчаянье, когда появились мобильники.

– Сколько лет я работаю? – с жаром говорил он Борискову, которому от выпитого всегда бросало в сон и он маятником раскачивался на стуле, пытаясь попасть зубчиками вилки в горошек. – Считай, почти тридцать. Из них заведующим, считай, все двадцать. И все эти двадцать лет каждую ночь я постоянно боялся, что мне позвонят из отделения и скажут что-нибудь плохое. Так, наверно, мелкий частный предприниматель боится налоговой инспекции. Всегда ведь что-то нарушено. Нет, тут хуже – те боятся только днем, они могут закрыть на ночь магазин или офис и пойти домой. Врач – не может. Только на даче две ночи спал спокойно. А тут еще, будь они неладны, появились мобильные телефоны. И все. Помнится, я действительно по-настоящему отдохнул только года два назад на Селигере, в палатке – туда не доставала сеть, и сам телефон был отключен, потому что сел аккумулятор, а электричества не было. Я там никуда не спешил, только ловил рыбу, спал, читал книги, купался и не боялся, что мне позвонят с работы и скажут, что кому-то плохо. И еще… По восточной философии существует три периода жизни мужчины: юность, зрелость и старость, и в каждом периоде есть свои ценности: в юности это – любовь, в зрелости – творчество, а в старости – покой. И только они приносят человеку счастье. В старости и зрелости любовь уже не приносит такого счастья и удовлетворения, как в юности. Так же и для юности ненормальна тяга к покою. Всему свое время…Увы!

Хирург был прав: звонки мобильного телефона действительно здорово доставали. У кого что болело, тот тут же и звонил. Что касается путешествий, то не факт, что и это дало бы хирургу ощущения счастья. У Борискова был один такой знакомый – самый что ни есть настоящий немец Оскар. Тут недавно встретил его у себя на второй работе – в медицинском центре "Парацельс", с которым немец сотрудничал. Оскар как всегда широко улыбался, но выглядел несколько усталым. Он работал на немецкую компанию, говорил на трех языках, постоянно ездил в разные страны. Его личным рекордом было сто шестьдесят три перелета на самолетах за один год. По большому счету это было просто невыносимо, но ему за это платили очень хорошие деньги. Пространство для него уже давно потеряло ориентиры. Денежные купюры и монеты разных стран (кроны, евро, доллары, рубли) перемешались в его карманах и в его бумажнике. На его руке желтела "Омега" с неизвестным временем. Он давно забыл о бедности, но и об отдыхе тоже. Просыпаясь утром с женщиной, он не всегда мог вспомнить ее имя и язык, на котором с ней говорил накануне. Это начало его несколько пугать.

Жизнь вообще у всех складывается по-разному. Борисков знал одного такого человека, который по какому-то странному стечению обстоятельств в течение жизни регулярно попадал в катастрофы и аварии: во время службы в армии он один раз падал вместе с вертолетом, а однажды у него не раскрылся основной парашют и он приземлился на запасном, однако самое страшное началось с Чернобыля – он лично своими глазами видел тот взрыв на атомной станции, но тут же успел оттуда уехать. Летом того же года он решил отдохнуть и в Новороссийске купил билет на теплоход "Адмирал Нахимов", который буквально через полчаса после выхода из порта столкнулся с грузовым судном "Петр Васин" и почти мгновенно затонул. Этому человеку опять повезло в том, что во время отхода судна он остался стоять на палубе, то есть в момент столкновения оказался наверху, и ему не пришлось выбираться изнутри теплохода. К тому же после удара на "Нахимове" сразу погас свет, потом, правда, на короткое время вспыхнул, но затем снова погас. Это произвело на всех ужасный эффект. Он постарался сохранять спокойствие, надел спасательный жилет, прыгнул в воду и отплыл подальше от корабля, где его и подняли на подошедший лоцманский катер. И еще он очень радовался тому, что был там один, потому видел, как один мужик, стиснув зубы, среди этой страшной паники пытался спасти своих жену и ребенка лет шести. Вот это было настоящее мужество. Казалось бы, все тогда кончилось хорошо, но смерть продолжала гнаться за ним. Через три года в начале лета он ехал в отпуск на поезде №311 "Новосибирск-Адлер" и под Уфой этот состав попал во взрыв газа. Большая часть этого поезда и еще другого – встречного – тогда сгорела. Вот тут он уцелел буквально чудом. На этом, казалось, все должно закончится, однако последняя катастрофа, в которой он лично участвовал, это была авария самолета в Иркутске, когда лайнер, уже приземлившись, съехал с полосы и врезался в гаражи. Этот пациент Борискова находился в задней части салона и ему удалось выскочить. С той самой аварии его начали мучить периодические поносы, и он обратился к врачу. Ему сделали эндоскопическое исследование толстой кишки, и там все оказалось нормально. Борисков считал, что это так называемый синдром раздраженной кишки, который обычно связывают с реакцией на стресс. При обсуждении этого случая гастроэнтеролог Витя Кузаков согласился с Борисковым, сказав при этом:

– У меня был один больной, у которого перед тем, как ложиться в постель с женщиной для полового акта, начинались сильные спазмы в животе и ему нужно было срочно бежать в туалет. Тут просматривается четкая психическая связь "мозг-кишечник". Классический синдром раздраженной кишки, потому что он всегда боялся, что у него не встанет и не получится вставить.

Заполнять все эти бумажки на выписку так осточертело, рутина настолько заела за год, что Борисков подумал: нужно попросить представителя какой-нибудь фармкомпании проспонсировать ему поездку в Москву на конгресс "Человек и лекарство". Хоть несколько дней не писать этих бумаг, а послушать умных людей. Год назад, весной, Борисков ездил в Москву на этот конгресс, который, по сути, представлял собой гигантскую рекламную акцию лекарственных препаратов. Однако при определенном навыке, перемещаясь из аудитории в аудиторию, заранее наметив по программе, куда нужно попасть, вполне можно было получить очень полезную информацию. Там он неожиданно встретил свого однокурсника Виталика Борзова, с которым к тому же пару раз вместе ездили в стройотряд. Среди сотен незнакомых лиц Виталик показался почти родным. Они засели там же в кафе под названием "Хохлома" и хорошо попили пива. Виталик работал хирургом в Академии, был кандидатом наук, занимался косметической хирургией и очень неплохо зарабатывал. Академия последние годы по "скорой" вообще не дежурила, главным образом, наверное, из чувства брезгливости: там очень не любили подобранных с улицы бомжей и буйной пьяни, для которых в приемных отделениях многопрофильных городских больниц обычно строят специальную клетку. Такой пьяный или наркоман запросто может носиться по отделению с матом, брызгая во все стороны кровью и размахивая сломанной конечностью как кистенем. В своей больнице Борисков такие безобразные сцены наблюдал неоднократно. Кстати, на алкоголиков и наркоманов, обычно плохо действует наркоз.

Так сложилось, что месяцем позже Борисков снова на два дня оказался в Москве уже на другой конференции. Эта другая конференция проходила уже в Доме ученых на Пречистенке – совсем недалеко от храма Христа-спасителя. Гостиница "Белград", где Борискова поселили в Москве, была довольно паршивая, хотя и очень дорогая, но зато располагалась удобно – в конце Арбата, сразу напротив МИДа, и на заседания конгресса оттуда можно было ходить пешком через переулки.

По ходу дела он тогда еще успел сходить в находящийся рядом музей изобразительных искусств имени Пушкина, где не был, наверное, лет десять. Там было довольно много картин, изображавших старую Москву. К его изумлению оказалось, что стены Кремля в 1806 году были белые, вроде как оштукатуренные, а перед собором Василия Блаженного были понастроены какие-то торговые лавки.

На другой запомнившейся из того посещения музея картине была представлена история из древности, которая Борискова очень заинтриговала. Там был изображен царь какого-то древнего племени, который помогал Риму в войне против Карфагена. И они победили в решающей битве, и там еще была жена побежденного царя, которую царь-победитель, не желая обращать в рабство, взял себе в жены. Однако римскому военачальнику это почему-то очень не понравилось, и он стал ее то ли отнимать, чтобы все-таки продать в рабство, то ли, что более вероятно, просто хотел забрать себе в наложницы. И тогда царь племени дал ей выпить чашу с ядом и тем спас женщину от унижения. Все это было нарисовано на одной картине типа комикса. История эта чем-то тронула Борискова.

Выйдя из музея, он позвонил одним московским знакомым – семейной паре. Вечером они встретились и втроем хорошо посидели в ресторане "На мельнице", где прямо в зале тек ручей и стояли клетки с живыми курами и индюшками. Эти знакомые Борискова были богатые, собирались купить дом под Москвой и рассматривали разные варианты. Ездила главным образом неработающая жена Рита, чтобы сначала подобрать то, что ей понравится, а потом уже показать мужу и тогда принять окончательное решение. Моталась вместе с теткой-риэлтером на такси, смотрела. Очень понравился Рите один дом за четыре миллиона долларов, но не устраивала маленькая площадь (всего четыреста квадратных метров). Другой дом тоже очень понравился и по площади подходил (правда стоил уже почти пять миллионов "зеленых"), жалко только территория вокруг дома была почти голая, начисто лишенная растительности. Уставшая и уже несколько раздраженная тетка-риэлтер на это резонно сказала Рите: "В чем проблема? Заплатите озеленительной фирме триста тысяч долларов и вам тут хоть корабельные сосны посадят, да еще и возьмут на абонентское обслуживание!" От резких слов тетку-риэлтера удерживала только сладкая мысль об очень-преочень больших комиссионных, потому что покупка, скорее всего, если не сегодня-завтра, то послезавтра уж точно состоится.

К полуночи пьяненького Борискова на такси доставили в гостиницу, где он тут же блаженно заснул.

Та поездка в Москву вообще складывалась очень удачно. На следующий день прямо на конференции в том же Доме Ученых Борисков встретил другого своего знакомого. Этот знакомый работал в фирме, продающей в России итальянские лекарства. Тут же пообедали уже в итальянском ресторане. Опять фирма угощала. Борисков ел молочный суп с морепродуктами и нахваливал. В этой фармацевтической компании начальником работал самый настоящий итальянец из Рима. Он считал, что, хотя в Москве жизнь и дороже, чем в Риме, все равно жить ему здесь очень нравилось. Конечно, прежде всего, у него тут была красивая русская жена, ребенок и к тому же никто из его многочисленных итальянских родственников здесь не лез в его личную жизнь и не доставал по всяким другим поводам.

Назад Борисков ехал ночным поездом. С соседями ему тоже повезло: пьяных соседей и маленьких детей в купе не было. Еще в том же купе ехал в отпуск в Петербург к подруге только недавно окончивший военное училище молодой офицер. Служить его направили под Москву – в Пушкино. Этот подмосковный городок юноше очень не нравился. У него там однажды бандиты сняли золотую цепочку, а печатку с пальца снять не смогли, и с тех пор он ее сам стал оставлять дома, чтобы следующий раз не отрезали вместе с пальцем.

Он рассказывал о своей службе:

– У нас в части никакой дедовщины нет, потому что сейчас каждый молодой, если его чуть задели, тут же пишет бумагу с жалобой!

Ехал он к своей девушке, поскольку по месту службы еще ни с кем не познакомился. В Пушкино девушка при знакомстве всегда спрашивала: есть ли у парня машина и какая у него зарплата, а если не было машины, то говорила, что вот когда заработаешь, тогда и приходи. Короче, не нравился ему этот городок.

С вокзала Борисков на часик заскочил домой, помылся и сразу же поехал на работу. И тут же окунулся с головой в те же самые проблемы: почти все его больные еще лежали. И опять понеслось каждый день одно и то же: поступление и выписка. И так целый год. Нет, точно, надо ехать на конгресс.

С этой мыслью Борисков вышел из ординаторской и чуть не был сбит с ног. Куда-то промчалась мимо него по коридору анестезиолог Любовь Павловна Андросова, даже воздухом обдала, вышибла из рук Борискова папку. Хороший она была анестезиолог. Кстати, сын ее тоже собирался стать врачом, учился на первом курсе медицинского университета. В прошлые выходные пошел в гости к девушке, а потом его нашли ночью лежащим без сознания там же в подъезде. Приехавшая по вызову прохожих "Скорая" констатировала классический "передоз" и отвезла мальчишку в наркологию, где действительно в его моче обнаружили следы героина. Парень, как только очнулся, стал просить, чтобы позвонили матери. Позвонили. Мать сразу же приехала и хотела тут же сына забрать домой, но ей объяснили, что по действующим правилам раньше десяти утра его никак не выпишут. Ровно в десять оба родителя уже его ждали у дверей. Самое поразительное, что никаких следов инъекции нигде обнаружено не было, и парень божился, что ничего себе не колол, и вообще никогда героин в глаза-то не видел. Значит, каким-то другим образом, то ли с напитками, то ли как-то по-другому, ему "герыча" накачали. Любу до сих пор трясло:

– Теперь после института я или папа тебя сразу будем забирать домой! – сказала она тогда сыну.

Тащивший какой-то прибор медтехник Лурье, который тоже был в курсе этих страшных дел и у которого тоже были дети-подростки, посмотрев Андросовой вслед, запричитал:

– Всех этих наркотов надо просто уничтожать, давить как крыс! Они заражают все вокруг себя! Всегда, конечно, жалко человеческую жизнь, но ведь это как опухоль – ее надо безжалостно удалять в пределах здоровых тканей!

Впрочем, дети у него, обе девочки, были очень благополучные. Ходили в школу, слушались родителей. Конечно, всегда был риск, что они выйдут замуж за какого-нибудь идиота, который испортит им жизнь.

Что ж, женитьба и замужество всегда есть дело рискованное. Это ведь как лотерея. Тут уж кому как повезет. Одна хорошая симпатичная медсестра с хирургии Оля Варапаева пару лет назад, можно сказать от отчаянья, вышла замуж за разведенного мужика, да еще имевшего двух детей от первого брака, и как теперь оказалось, вышла довольно удачно. И ко всему тому поддерживает, что уж крайне редко бывает, хорошие отношения с его прежней женой, у которой тоже теперь новая семья. Все они дружат этими семьями, вместе пьют чай, воспитывают детей, обсуждают новости, смеются общим шуткам. Настоящая идиллия. И муж ей очень нравится. А ведь поначалу там все было без страсти – ей тогда просто надо было срочно выйти замуж и, главное, чтобы с жильем. У Ольги так сложились обстоятельства – просто жить было негде. Брат ее как раз тогда освободился, вышел из тюрьмы, начал пить, приглашать друзей, а родительская квартира формально считалась его собственностью. Ольга же была прописана у тетки в однокомнатной, и там тоже невозможно было жить вместе с теткой, поскольку та тяжело болела и была не вполне в своем уме. Поэтому Ольге неотложно нужен был мужчина с жильем. Другие варианты ею не рассматривались. И она такого мужчину нашла и вскоре поселилась у него. И до сих пор считала, что ей очень повезло. А теперь она уже и сама была беременная. Надо сказать, что это была реально красивая женщина, и Борискову странно было слышать, что у нее вообще существовали какие-либо проблемы с личной жизнью. Борисков однажды на дежурстве просто к слову спросил ее, как складывается ее семейная жизнь. Оля ответила: "Вы знаете, у меня оказался нормальный муж! Я его не люблю, и он меня не любит! Но мы как близкие родственники". Борисков тогда подумал, что из этого,– из привычки, – потом вполне может возникнуть что-то вроде любви. А почему бы и нет? Ведь у любви разные лики и проявления. У мужчин и женщин любовь тоже разная. Например, у некоторых женщин вопли-сопли с цветами вызывают только раздражение. В юности при первой любви такая захватывающая новизна чувств, конечно, потрясает и кажется, что такого просто не может быть у кого-то еще и только ты один в мире способен так чувствовать. Любовь имеет разные лица, у нее и определения-то четкого нет. Лики любви настолько своеобразны и многосторонни, что никогда не поймешь, что в ней истинно, а что ложно – всегда кажется, что только твоя любовь – самая настоящая, а у твоего соперника – не настоящая, поскольку он просто не способен так чувствовать, как ты. А ведь это может быть вовсе и не так.

Рассказывали, что у одной молодой женщины был муж-пьяница, да к тому же отъявленный бездельник и гуляка, и ругала она его за это часто, а все равно – любила. Да ведь и привыкла к нему за пять лет совместной жизни. Привычка – это тоже вариант любви. Она предохранялась, детей у них не было, ничего ее там не держало и в какой-то момент она от него ушла и переехала жить к другому – состоятельному и положительному мужчине. Некоторое время жила уже с ним: и дом там был хороший, и шуба, и большая кухня со всеми необходимыми прибамбасами, и (это уже потом пытались разобраться) сексуальных проблем вроде бы и не было никаких (дело-то, по сути, нехитрое), вот только что детей еще не успели завести, а лишь планировали, а она думала, думала, все беспокоилась о своем пьянице и однажды взяла да и вернулась к нему. Недоумевающей своей подруге сказала: "Даже не спрашивай, я и сама не знаю, почему!" – и конечно слезы, рыдания. А что тут поделаешь – любовь! Необъяснимое чувство. Борисков не знал, чем там дело кончилось окончательно, но ситуация была вовсе не такая редкая, ему известны были и другие схожие случаи.

Одна хорошая женщина с Виктошиной работы уже давно жила в незарегистрированном "гражданском" браке и в целом к этому привыкла. Ее почти все устраивало, разве что хотелось денег поболее, ну и, конечно же, зарегистрироваться. И вот однажды к ней пришел прежний ее мужчина, старая любовь, к тому же состоятельный, и предложил ей выйти за него замуж. Она долго колебалась: и так жила вроде как неплохо. Шаг был очень серьезный, и мог привести в никуда. Раньше она его вроде даже любила, хотя теперь забыла напрочь, как это было – его любить. Даже вспомнить не могла, как это с ним было спать вместе. Для нее теперь все прошлые мужчины были одинаковые – как бы на одно лицо. А тут то ли настроение такое вышло, но все-таки решила выйти замуж по-настоящему, раз уж предложили. И вышла. Пожили они вместе какое-то время. И все вроде было неплохо, и денег тут было поболее, но прежняя любовь ну никак не возвращалась. Этот ныне законный муж так и оставался для нее чужим, и она решила вернуться назад к прежнему сожителю. Тут подвернулся подходящий повод, скандал, и она, хлопнув дверью и прихватив своих трех кошек, ушла из дома. В тот же вечер повинилась перед первым, так называемым "гражданским", мужем, поплакала, влезла к нему в постель, всего его облизала, и он, размякнув после бурного секса, благосклонно разрешил вернуться. Она тут же и вернулась со всеми своими кошками, но буквально на следующий день вдруг почувствовала, что ей не нравится там абсолютно все: запах, обстановка, да и квартира стала какая-то уж больно маленькая и тесная, и бывший сожитель стал уже какой-то не такой – как будто его подменили. Он спал с открытым ртом, храпел и вонял. Она так и смогла заснуть, отвернулась к стене, закрыла глаза, изо всей силы стиснула зубами край одеяла и разрыдалась. Прежняя гармония была нарушена, и уже не возвращалась. Оказалось, что возвращаться уже было некуда. Она оказалась вроде бы абсолютно в том же самом положении, где и была до этого, только за этот небольшой период время сдвинулось, и это место стало совсем другим. Того прошлого уже не было. Правильно говорят: в одну реку дважды не войдешь. Кошки и те ходили по квартире кислые. Вдруг до жути захотелось снова туда – к законному мужу, с которым она пока не развелась. Она, выплюнув одеяло, даже села на постели – вот он выход! Но это уже напоминало паноптикум. Она очутилась на какое-то время вне любви – в безветренном пространстве, как яхта, попавшая в штиль. Она не любила ни того мужчину, ни другого. И тут вдруг оказалось, – и это ее саму очень удивило, – что и материальная сторона дела не слишком-то ее и волнует. Она и сама теперь не знала, чего хочет. Ее грызло изнутри все то же необъяснимое чувство. Ученые всегда мечтали разъять любовь на химические составляющие. Например, брать кровь на гормоны, если любят или не любят и узнать, в чем разница. Когда-нибудь наверно и узнают всю правду. Тогда может быть будет так: заплатил денег, сделали тебе специальный укол или проглотил таблетку – и ты сразу же полюбил. Такое средство вполне может выпускаться в комбинации с виагрой.

Клинический ординатор-всезнайка Жильцов как-то рассказал, что якобы где-то читал, будто бы исследователи действительно выделили некое химическое вещество, которое появляется в крови, когда человек влюбляется. И будто бы это вещество никогда дольше года после первой встречи не выделяется, то есть, по этим полученным данным, любовь всегда проходит за год.

– Только моей жене это не говори! Она воспитана на женских романах! – сказал на это Жизляй с огромной скоростью строчивший что-то в истории болезни.

– Какая чушь! – констатировал Борисков. – Журналисты где-то что-то услышали и тут же все остальное додумали, сделали глобальные выводы и вылепили из говна целую концепцию. И ведь чем она звучит гаже, тем для них кайфовее. Чтобы только люди читали и покупали их поганую газету, отплевываясь потом.

– Я думаю, тут есть истина: во всем имеется биологическая основа! – настаивал румяный клинорд Никулин. – Типа, например, поцелуй…

– И какова же биологическая суть поцелуя? – спросил Борисков.

– Считают, что при поцелуе передается некая биологическая информация, происходит идентификация человека и распознавание его на подсознательном уровне. Это что-то типа как у собак обнюхивание. Обычно люди любящие целуются с большим удовольствием. Когда женщины не хотят целоваться – это может означать, что ты женщине противен, и ей не подходишь. С проститутками, заметь, обычно не целуются. Как-то не принято.

Жизляй не удержался:

– А может быть, у тебя просто изо рта воняет, либо человек боится от тебя заразу подцепить: говорят, геликобактерии, которые гастрит и язву вызывают, как раз передаются через поцелуи, или там, если из одной бутылки из горлышка пить. Я думаю, что много чего передается через поцелуи. С точки зрения гигиены лучше, конечно, с непроверенным человеком не целоваться. С другой стороны, не исключено, что это вариант вакцинации, и человек от этого становится здоровее… Говорят, что женщина, когда выходит замуж, обычно начинает болеть. Мне не раз это при опросе женщины говорили. Часто говорят, что как только вышла замуж, сразу и стала болеть. Тут не поймешь, надо у гинекологов спросить. С одной стороны вроде бы идет гормональная подпитка, положительные эмоции, а с другой: роды, кормление, противозачаточные средства, стрессы, страх за ребенка, мужа.

С другой стороны, подумал, Борисков, мужчина постоянно озабочен тем, что ему надо кормить семью. Борисков слышал, как одна семейная женщина говорила: "Слава Богу, добывать деньги не моя забота, а проблема мужа!" И тут тоже на первое место выходят деньги. Причем деньги влияют на все, даже на то, как человек ощущает себя в окружающем пространстве. Тому был недавний свежий пример с Витей Ширяевым. Он был хорошим программистом, работал на дому по контракту, как-то очень долго делал по заказу одной крупной иностранной компании "софт" и все это время откровенно бедствовал. Аванса они ему не дали вовсе, приходилось как-то выкручиваться. Борисков нередко Витю подкармливал, впрочем, сам получая от этого странное удовольствие, поскольку его чувство собственной значительности в этой ситуации существенно возрастало. Обычно он накупал в "Окее" разной еды: мясной нарезки, сыра, приносил с работы какого-нибудь хорошего алкоголя, вваливался к Ширяеву на квартиру и с удовольствием они там сидели, выпивали, закусывали и обсуждали разные жизненные проблемы. Витя работал, работал и однажды, наконец, получил деньги. И сразу очень много денег. Он их даже еще и в руках-то не держал, и даже выписки со счета еще не видел, а просто ему написали по "электронке", что работа его принята и деньги на счет ему переведены в таком-то количестве. И что самое поразительное, в тот же миг Витя изменился, точнее что-то в нем мгновенно стало другим, а что – он и сам не смог бы сказать. Он ощутил это даже не по себе, а по изменившемуся к нему отношению окружающих людей. Он тогда наконец выключил компьютер и вышел из квартиры на улицу в той же самой одежде, что и всегда, – самой что ни на есть простой и дешевой – джинсы и хлопчатобумажный свитер, купленный в "секонд-хэнде" на Удельной. Но что-то в нем появилось такое, что разнообразные халдеи, лакеи, продавцы и прочие типы тут же это почувствовали и кинулись к нему со всех ног. В нем возникла некая жизненная уверенность, или что-то вроде того. Только что этого не было, а тут вдруг появилось. Даже старые джинсы стали сидеть на нем по-другому. А произошло всего-то: утром был бедный, а вечером стал богатый. Борисков видел его в тот самый день и сам был изумлен этой переменой. Значит, главное находится внутри нас. Однако, едва разбогатев, Витя, сам недавно реально голодавший, тут же и перестал понимать бедных. Ведь богатые не то, что не понимают бедных, они просто физиологически не могут понять, как это у человека вообще нет денег, и почему это он не может купить себе нормальную машину. Точно так же и здоровые не могут понять больных, а сытые – голодных.

Впрочем, Борисков не раз убеждался, что самые лучшие клиенты не всегда самые богатые. Да и богатые бывают разные. Господин Г., например. Это был довольно любопытный тип, явный клептоман. Он еще с раннего детства любил что-нибудь по-тихому стырить, где было только возможно и безопасно. Из бумажника, оставленного без присмотра, мог взять только одну бумажку покрупнее; владелец потом думал, скребя себе затылок: "А была ли она вообще?" Потом, уже став богатым человеком, не исключено, что именно благодаря такому своему таланту, все равно имел в запасе целый ряд трюков, которые позволяли ему и украсть и сэкономить. Например, в супермаркете (был у него один для таких целей специально приработан, где в системе контроля имелось слабое звено, которое он тут же вычислил и использовал) всегда покупал за раз много продуктов – полную тележку – тысячь на пять. Целую гору товаров он выкладывал на транспортер, а низом провозил саму тележку, где оставлял, специально замаскировав, пару хороших рыбин, типа форели или семги, и на этом обычно экономил сотни три-четыре, то есть получал эту себе рыбу совершенно бесплатно. Это была у него как бы постоянная скидка в 15-20 процентов. Если кассирша замечала – тут же извинялся и оплачивал товар, но часто ведь и прокатывало. И еще: если только где-то была возможность не платить – он не платил никогда. Однажды спьяну на каком-то вечере дал деньги на благотворительность, так потом по дороге домой, протрезвев, долго считал, что бы он мог такого купить на них полезного. С тех пор он брал с собой ограниченную сумму денег: пятьсот рублей – и все. Еще в тайном кармашке пиджака на экстренный случай лежало триста долларов. Студенческий приятель на какой-то годовщине вспомнил про него: "Помню его: он всегда, когда мы шли вместе, брал у меня пять копеек на метро – никогда у него будто бы не было денег!" Всегда что-то хотел получить на халяву – в самолетах и поездах обязательно все съедал и выпивал, что полагалось, шариковые ручки на выставках, а в гостиницах непременно брал – вообще тащил все, что плохо лежит. У него еще такая привычка была: если сидели в дорогом кабаке, обязательно спереть бокал или кружку или хоть что-нибудь. Не брезговал также вилками и пепельницами. Дома у него постепенно образовалось целое собрание разномастных бокалов и пивных кружек – что-то вроде коллекции. Как-то даже обсуждали, как можно объяснить такие склонности у очень богатого человека; тут было две версии: трудное голодное детство (говорят, рос без отца, мать с утра до вечера вкалывала на нескольких работах, пыталась дать детям образование) или же подмешанной цыганской кровью. Действительно был он чернявый, кудрявый и белозубый. Женщинам очень нравился, знакомился с ними и всегда норовил трахнуть бесплатно, чтобы даже в ресторан не водить. Были случаи, что они за него платили в ресторане. Его обычная версия была: забыл деньги дома, осталась последняя "пятихатка" на такси, потом, конечно, отдам. И все ему верили, потому что видели, что денег у него – куры не клюют, что это для него мелочь. Но никогда ничего никому потом не отдавал.

Закончив дела в отделении, Борисков рысью помчался в частный медицинский центр семейной медицины "Парацельс", где подрабатывал уже два года. Несмотря на внешнее благополучие, у Борискова и в том центре были некоторые проблемы. Там основной задачей врача было не только осмотреть больного, но и назначить максимально много дорогих анализов, а после второго приема – как можно больше дорогих лекарств, которые пациент должен был там же и купить в их же аптеке. Плановый расчет был такой: на один рубль приема чтобы приходилось пять рублей обследования. Надо отдать должное, реклама у фирмы была неплохая, грамотная, богатые клиенты шли потоком, а на этом как раз и строился весь бизнес. Борисков работал вроде бы нормально, но претензии к нему были такие: "Все неплохо, но что-то мало вы анализов и лекарств назначаете, Сергей Николаевич! У нас же правило: каждый врач на приеме кормит еще трех человек! А если не знаешь, что назначать – назначай, например, "вобэнзим" – он дорогой, а особого вреда не будет…" Давно бы его, наверно, выгнали, но у него была своя VIP-клиентура, которая регулярно к Борискову ездила семьями. Он сам ее за собой и перетащил. Такую клиентуру терять в "Парацельсе" совершенно не хотели, поскольку те в свою очередь тянули за собой и своих знакомых. Но сколько так Борисков мог еще продержаться, он сам и не знал. Здесь тоже, как и везде, не было стабильности. С другими поступали вообще жестко. Например, постоянно делали такой нехороший трюк: например, обещая очень высокую зарплату, набирали врачей-лаборантов якобы на испытательный срок – на три месяца, а потом их увольняли, заплатив по минимуму, будто бы они не подошли, а работа-то в этот период делалась ими в полном объеме и очень усердно. Впрочем, это была обычная для подобных фирм практика и на этом они очень хорошо зарабатывали. В основной же штат обычно брали амбициозных молодых людей, часто своих или чьих-то родственников или детей влиятельных знакомых – те без колебаний раскручивали клиентов на полную катушку на обследование, а потом назначали, что в голову взбредет – у Борискова иногда волосы дыбом вставали, когда он смотрел карточки. Это был медицинский вариант лохотрона.