Врачу: исцелись сам!

– Почему?

–Ты же знаешь!

– Ты меня не любишь?

– Ты же знаешь, что люблю. – Разговор был простой, но казалось будто огромные камни ворочали.

– Тогда почему? Разведись, мы поженимся и будем жить вместе.

– Я занимаюсь этим, – соврал Борисков.

– Это твой выбор. Тогда – все! – сказала Софья и, сжав губы, отвернулась. Это ее выражение лица он потом еще вспомнил, увидев скульптуру Родена "Любовь убегает". Потом она вскочила с постели и быстро начала одеваться. Борисков со щемящим сердцем попытался ее обнять. Впрочем, Софья, застегивая бюстгальтер, отмахнулась: "Я тебя знаю, ты можешь кончить только один раз, два раза подряд у тебя не получится. Давай, вали!"

Борисков любил Софью, но и маленькую Лизу очень любил. И выбор между ними сделать не мог. А много позже оказалось, что в конечном итоге он потерял все.

Потом Софья стала куда-то исчезать, скрываться от Борискова, вероятно, завела другого – хотела постоянной связи. Борисков мучился, подкарауливал ее. Тогда по средам ходили в спортзал на волейбол. Однажды сидел в раздевалке с Игнашевичем, врачом-дерматовенерологом. Они с ним как раз переодевались после игры. Игнашевич что-то там гнал по своим проблемам с подругой. У него всегда были проблемы с женщинами.

– Согласись, когда люди любят друг друга, они не могут друг без друга жить, скучают, стремятся чаще встречаться, каждый раз с трудом расстаются, постоянно непроизвольно пытаются прикоснуться друг к другу. А тут что получается: она живет с другим мужиком, вообще не желает с тобой встречаться, ты видишь ее только в ее обеденный перерыв один раз в неделю, когда она все время посматривает на часы и задает вежливые, ничего не значащие вопросы. Потом она уходит, и ни тебе ни звонка, ничего. Ты можешь прийти через две недели, через месяц, и никаких к тебе вопросов, где ты был, что делал. Это любовь?

Борисков тупо смотрел в пол. Игнашевич, который был в курсе их отношений с Софьей, видя подавленное состояние Борискова, заговорил, как всегда по своей манере, наклонив голову набок и не глядя ему в глаза:

– Да чего ты так убиваешься? На тебя же смотреть больно! Она тебе просто морочит голову. Раз она с ним живет – значит, ей это нравится, или, по крайней мере, это ее устраивает. Говорить "люблю" само по себе ничего не значит. Необходимо действие, доказательство. Для женщины доказательством любви является близость с мужчиной. Она же живет с ним, а значит и спит с ним. Каждый вечер стелет постель, ложится с ним рядом и когда кому-нибудь из них захочется, может быть, каждый раз на ночь они занимаются сексом. По статистике уж раза три-четыре в неделю это как минимум. Потом крепко спят, обнявшись. Ты ей не нужен. Я ведь ее парня знаю! – тут Игнашевич ухмыльнулся. Он говорил, не глядя на Борискова, что-то расправляя у себя в одежде: – Он приходил к нам сдавать анализы на скрытые инфекции. Софья его и приводила. Он мужик крепкий и знаешь, какой у него болт! Аж сизый, огромный, а яйца – как у слона! Я даже сам удивился. Впечатляет даже в спокойном виде. Меня удивить довольно сложно, но даже я удивился, а что уже говорить о женщинах. Он спермы наструячил чуть не пол майонезной банки. Лаборантка Маша как увидела, так закричала: "Покажите мне его скорее, я никогда не видела более качественной спермы!" Короче, суть в том, что она от него не уйдет. Тут скорее держит физиология. Я к чему все это говорю, чтобы было без ложных надежд, как ты сам всегда любишь говорить! Смотри, конечно, сам. Я же по-дружески. Любовь без взаимности совершенно не нужна, это пустое дело, всегда болезненное и разрушающее нервную систему. Женщине всегда хочется нравится многим мужчинам, покрутить мозги для нее это святое, но совершенно не обязательно, что она будут с ними со всеми спать! А такому прибору в глазах женщин можно противопоставить только что-то уж совершенно исключительное, например, миллион долларов, настоящее богатство. Точно также, говорят, возбуждает. У тебя, Серега, есть миллион долларов? Нет? А такие яйца перевесить может только миллион! Вообще-то считается, что для России достаточно и ста тысяч, но тут, я думаю, речь идет только о миллионе. Я вот самый обычный человек, но на комиссии в военкомате хирург, идиот, вдруг мне говорит, что у тебя, парень, мол, варикоцеле и одно яйцо практически не работает, и даже может не быть детей. Я до этого никак ничего не ощущал, пока не узнал, а сейчас вот думаю, что если бы у меня работали оба яйца, жизнь моя, может быть, сложилась бы совсем по-другому. Это наверняка женщинами как-то ощущается через флюиды, через какие-то невидимые волны…– Тут его понесло. Словесный понос. Было ощущение, что он засунул в душу Борискову корнцанг и там ковыряется.

Борисков ничего тогда не ответил, но ощущение было такое, будто ему на спину плеснули кипятком. Тут были затронуты уже страшные глубинные нечеловеческие основы бытия, скорее даже животные, когда женщина выбирает себе самца из стада. И при этом выборе не нужны слова и ни на что они не влияют, а только запахи, движения, чувства подкорки мозга, что формирует наиболее крепкие и не всегда объяснимые логикой связи. Слова, деньги тут уже не играли никакой роли. "Надо расставаться. Пора", – подумал он. Решение было простое и вполне разумное, можно сказать, созревшее, но вслед за этим в душе его вдруг образовалась пустота, как будто разверзлась черная яма. Смысл его существования, по крайней мере, на какое-то время, был потерян. Они расстались. Еще один последний раз встретились. С трудом уговорил ее зайти перекусить. Сели в кафе. Она явно спешила, постоянно посматривала на часы. Борисков стал ей что-то такое плести, мол, что она-то и есть его настоящая любовь, данная ему Богом и звездами! Ей это показалось смешным: "Господи, какая чушь!" Никаких чувств к Борискову она в тот момент совершенно не испытывала. Даже раздражения и то не ощущала. Вообще ничего. Да, были когда-то близки, – ну и что? Это все уже прошло. Как говориться "ушла любовь, завяли помидоры".

– Что дальше будешь делать? – явно скучая, чуть не зевая, спросила Софья.

–Уезжаю.

Пауза.

– Куда, если не секрет?

– В Америку, – соврал Борисков.

Пауза.

– Надолго?

– Навсегда.

Опять наступила пауза. Сказать больше было нечего. Ни ей, ни ему. Подходящих слов не было. Все было уже сказано раньше. Он встал.

– Ну, пока!

– Пока.

Она только едва кивнула и снова посмотрела на часы.

Он тогда ушел, не оборачиваясь, боясь сорваться и по-детски заплакать. Она посмотрела ему вслед, пожала плечами, подумала: "Господи, до чего же он мне надоел!"

Больше они никогда не виделись. Ощущение после такого нелепого прощания было странное и ужасное. Борисков будто стоял поздней осенью над обрывом. Ему будто дунуло в лицо холодным ветром из мозглявого ноября с его ранними сумерками и бесконечными назойливыми дождями. И действительно, когда он входил в свой двор, пронзительный ветер в грязной подворотне, как кулаком, ударил ему в лицо так что заслезились глаза. А ведь до этого дня еще оставалась крохотная надежда, но теперь она ушла. Любовь закончилась. Огонь, все это время гревший Борискова изнутри, вдруг погас, – да так внезапно, что будто даже зашипело – словно залитый водой костер.

Потом он узнал (просто просчитал по срокам), что она в это время уже была беременна. Ему однажды сказали, что она родила, и это было через семь месяцев после их прощания. Кстати, сообщила ему об этом, и с удовольствием, одна их общая знакомая. Она говорила и внимательно наблюдала за выражением лица Борискова – ей было по-женски интересно, как он на это среагирует. До этого они просто болтали о чем-то незначащем, но когда Борисков узнал о Софье, он дальше не смог и слова из себя выдавить. Он испытал настоящую душевную боль. Хотя, в общем-то, дело, казалось бы, самое радостное и великое: родился ребенок. Довольно, надо сказать, любопытное ощущение, когда внезапно узнаешь, что твоя любимая женщина родила ребенка не от тебя. И опять же, до этого все-таки оставалась какая-то очень маленькая надежда, что она однажды позвонит и вернется. Он каждый телефонный звонок ждал, что это от нее. И знал, что уже все, но все равно что-то внутри ждало. В нем еще жило какое-то детское ожидание чуда. И вдруг облом. Примерно такое же чувство, наверно, испытали ребята-комсомольцы из романа "Как закалялась сталь", строившие железную дорогу, когда им сказали, что, смены не будет. Потом, еще через сколько-то лет, эта же самая подруга опять встретила Борискова и тут же сообщила ему, что у Софьи уже двое детей, и что муж у нее очень хорошо зарабатывает, и что у них большая трехкомнатная квартира, дача и новая машина "Опель"-минивэн. И опять она с интересом наблюдала за реакцией Борискова. А что было сказать: Софье повезло, счастья и удачи ей. Что ж, у Борискова тогда был выбор, он мог остаться с Софьей, но сам отказался от нее. Кроме того, Софья тогда повлияла еще на один важный эпизод его жизни. Как раз в то самое смутное для него время ему вдруг предложили поступить в очную аспирантуру – внезапно появилась вакансия. Конечно, на какое-то время была потеря в деньгах, но профессор Самсыгин, бывший тогда заведующим кафедрой, после защиты предлагал Борискову место ассистента. Тут были перспективы, но Борисков, занятый своими личными переживаниями, тогда от очной аспирантуры отказался. Место тут же и заняли, да еще и приходили Борискова благодарить за то, что уступил. Потом был эпизод, когда ему предложили войти в перспективный бизнес. Нужно было немного рискнуть, сделать усилие, но Борисков и тогда отказался, а теперь те ребята были уже очень богатыми людьми.

Все это было подобно долгой и мучительной душевной болезни. Он наверно не менее, чем полгода пребывал в состоянии депрессии и даже пил таблетки, пока вдруг не встретил Киру. И тогда он понял, что любовь просто так никуда не девается. И лекарство от любви существует только одно – новая любовь. Кире было всего двадцать лет. Она работала на картонной фабрике, а Борисков подрабатывал там в медсанчасти терапевтом два раза в неделю. Неизвестно, каким ветром занесло ее туда, наверное, по знакомству, но платили там действительно хорошо. Несмотря на то, что встречи с ней были скоротечны, но они были так ярки, что Борисков запомнил их навсегда. Но Кира тоже существовала в другом темпе и в другом мире, нежели Борисков, и от него это требовало значительных усилий, и когда он выскочил из ее темпа, долго не мог отдышаться. Все время знакомства они куда-то ехали, мчались, занимались любовью, потому опять куда-то ехали. Такой темп жизни казался для Борискова слишком быстрым. Он от него уставал. В таком темпе и напряжении он долго существовать не мог. Нервная система не выдерживала. В той круговерти все хотели друг друга трахнуть. Эротика и секс преобладали над всеми остальными чувствами. Ему казалось, что все мужчины вокруг смотрят только на Киру. Какие-то были постоянные вечеринки, разборки, кто с кем спит. Конкуренция, столкновения. Когда они расстались, у него в душе надолго осталось ощущение ветра. Потом только почувствовал: это была его лучшая женщина, какая-то часть души была вырвана с ней навсегда. Никто не мог и не был ближе ее и ночью и днем. С ней Борисков был самим собой. Ни с кем он не был так откровенен, в чем может быть, и была его ошибка. Не надо себя всего раскрывать ни перед кем, даже перед женщиной. При необходимости она может ударить в самое слабое место. Он предложил ей выйти замуж, но она, к его удивлению, отказалась. «Ты сначала разведись». Эта сцена объяснения заняла по длительности, наверное, всего три-пять минут, но Борисков потом воспроизводил в своей памяти бессчетное количество раз, обдумывая, наверно, часами, которые, возможно, теперь сложились и в целые дни. Существуют и большой истории такие события, одно обсуждение и описание которых занимают многократно большее время, чем они сами происходили. Таков День Победы, таковы и все революции. Так и в частной жизни это было глобальное значимое событие, отразившееся на всей последующей жизни Борискова. Кого выбирает женщина и почему? Почему некоторые мужчины могут взять любую женщину к их же женскому восторгу, за других же выходят, чтобы хоть как-то создать свою семью, хотя раньше мечталось совсем о другом.

После расставания с Кирой вначале он жил как бы спокойно, отдыхал, но потом случайно встретил, и тут же все проснулось вновь. Но она была уже с другим, потом, говорят, и от того тоже ушла. А спустя всего пару лет с ней произошла совершенно чудовищная история: она упала во время работы в чан–разрыватель целлюлозы, где при температуре сто двадцать градусов крутятся ножи.

В этом деле было много странностей. Она внезапно пропала и нигде не проявлялась с двух до четырех часов дня, с фабрики не выходила (там был жесткий пропускной режим). Что-то в цехе заметили, остановили машину, слили бумажную массу и нашли там только две берцовые кости и золотую цепочку с кулоном. Самое страшное, что на стенках чана на металле были обнаружены следы – царапины от ногтей, что означало, что она какое-то время, может быть секунды, была жива и пыталась выкарабкаться. Борисков всегда холодел, когда думал об этом. Борисков надеялся, что все-таки она ничего не чувствовала, потому что была в шоке. Так знакомый машинист электрички рассказал, как они однажды сбили бабку у платформы "Ленинский проспект". Машинист видел, как ее ударило и откинуло на несколько метров в сторону, но она в шоке еще встала и побежала. Они тогда еле ее поймали. Она убежала довольно далеко.

Кира точно была из одной лучших женщин мира. С ней была самая прекрасная в жизни весна, и сама она была будто частью той весны. Без нее весна уже никогда не была такой. Без нее мир для Борискова стал другим. Ощущение мира изменилось: без нее он стал менее ярким. Она никак не должна была умереть, и тем более ТАК умереть. В этом была какая-то страшная чудовищная несправедливость. Борисков шел по проспекту Газа и горько плакал. Слезы потекли из его глаз неудержимо.

Случилось так, что по прошествии какого-то времени он разговаривал с начальником того самого цеха, где работала Кира, и речь вдруг зашла о том страшном происшествии. Тот, не зная об отношениях Борискова и Киры, стал говорить про такую версию, что ее хотели изначиловать, а она, видимо, сопротивлялась. Все так считают. Мол, есть такой Калабанов Павел, который до сих пор там и работает. Мужик как мужик. Женат. Двое детей. Но за Кирой ухлестывал, она ему очень даже нравилась. Приставал. Постоянно, как говориться, "пытался склонить к сожительству". Есть такая версия, что он ее и столкнул, но это ничем не доказано. Люди так считают, потому что упасть сама она никак не могла. Самоубийства таким способом тоже не совершают. Слишком страшно. Женщины для самоубийства обычно пьют какую-нибудь дрянь, типа кислоты или щелочи, притом чтобы до конца не отравиться, или еще вены режут – и тоже обычно неглубоко. Борисков сталкивался на дежурствах с такими случаями, когда привозили девчонок с общаг с порезанными венами. Это обычно были поверхностные порезы, от которых не умрешь. Раньше, говорят, нередко женщины-самоубийцы пили каустическую соду, после которой образовывались рубцы в пищеводе, и они оставались инвалидами на всю жизнь. Это был скорее психопатический истерический поступок. Но Кира не была истеричкой, она любила жизнь и всегда очень боялась смерти. К ней всегда клеилось много мужчин, у нее было много подруг, и вряд ли она ощущала себя одинокой.

Борисков тот разговор запомнил. И вот однажды года через два на приеме этот самый Калабанов Павел Николаевич у него появился. Заполняя ему медицинскую карту, похолодевший Борисков его внимательно рассмотрел: это был сорокалетний мужчина, коротко стриженый, имеющий лысину в полголовы, плотный, мускулистый, хотя и с жирком, сто два килограмма веса, с широкой грудью, поросшей курчавым волосом, в целом, наверняка вызывающий у женщин симпатию, поскольку являлся образцовым самцом. Лысина косвенно могла говорить о высоком уровне тестостерона в его крови. Двоих детей он уже заделал, и наверняка и одной недели без женщины бы не прожил. Отпусти такого одного на юг – в первый же день он найдет себе подругу среди пасущихся там чужих жен, которые тоже не могут прожить без мужчины даже той самой пресловутой недели. Просто иначе и не заснут, если их перед сном не обласкают. Тут даже дело не в оргазме, а в некой психологической зависимости. А ведь тогда Калабанов был еще моложе. Можно было представить, как все это могло произойти. Он увидел очень красивую привлекательную женщину одну в цехе и в этот раз решил ее оприходовать прямо на работе: "Чего ты ломаешься?" Вряд ли он был ей явно противен, но дать такому даже один раз – считай, ты пропала: он будет тебя драть каждую смену и не по одному разу, и ты уже никуда не денешься – останется только переводиться на другую работу. А может быть, у нее в это время был свой другой мужчина и она не хотела пачкаться. Она и отказала Калабанову, даже, возможно, оттолкнула его или дала ему по морде. Тестостерон ударил Калабанову в голову, и мужик скинул ее в разрыватель. Сколько бы он получил на суде, если бы его вина была доказана? Это наверняка зависело, понравился ли бы он судье, то есть был бы судья мужчина или женщина, и не факт, что женщина дала бы ему более жестокое наказание.

Страшный был тот год. Парные случаи необычных событий и странных смертей. Уже другую женщину примерно такого же возраста нашли буквально через месяц в фабричной сауне. Там почему-то не было света (кто-то, уходя, его выключил), считают, что она села туда после работы и, видимо, пригрелась и уснула. Проснувшись от жары в абсолютной темноте, она в панике бросилась к двери, но наткнулась на печку, обожглась и стала рваться наружу. Потом обнаружили, что буквально в метре от двери голыми руками из стены были вырваны облицовочные осиновые доски с гвоздями, и она там же, на полу и лежала. Нашли ее только следующим утром. Выглядела она ужасно.

И еще, чуть ли не в тот же самый день, когда Борисков узнал о несчастье с Кирой, позвонил его старый школьный друг Витя Зимаев, плакал в трубку. Его старшая сестра Людмила была жестоко убита у себя в квартире при ограблении. У нее на теле нашли множество ножевых ранений. Борисков знал ее в ранней своей юности, когда ему было лет шестнадцать, а ей, наверно, уже двадцать пять-двадцать семь и она казалась ему взрослой женщиной. Она была старше их, получалось, лет на десять, по тем возрастам – разница значительная, но и тогда он видел, какая она красивая. Она была в отпуске, а у них были летние каникулы. Они отдыхали у родной тетки Зимаева в эстонском городе Пярну. Тетя Валя жила в историческом центре города, на улице Хоммику – недалеко от знаменитой Красной башни. Они все втроем ходили на море, загорали, купались. Запомнилось, что взрослые мужики постоянно пытались к Людмиле клеиться. В то лето стояла необычная для Прибалтики жара, песок жег ноги. Вечером они опять все вместе втроем гуляли по остывающему городу, ходили на мол. Все там было замечательно, только в одном им не повезло. Общий туалет дома располагался в коридоре, а стоки поступали в выгребную яму, которую по мере заполнения, примерно раз в год, откачивали. После очистки на ближайшей территории на какое-то время воцарялась буквально нестерпимая вонь, которая держалась во всем доме и дворе обычно несколько дней. И надо было такому случиться, что эта пресловутая сантехническая откачивающая машина, или попросту "говночистка", приехала именно во время их приезда в Пярну.

После того лета Борисков больше ее никогда в жизни не видел, и поэтому она осталась в его памяти той красивой молодой женщиной. Обстоятельства ее личной жизни были ему абсолютно неизвестны, но говорят, она так и не смогла найти себе мужа. И вот она была жестоко убита. Боль по ней и по тому прошлому, которое уже никогда не повторится, долго сидела внутри Борискова.

Глава 2. День второй. Четверг

Наступил четверг. Ночь опять прошла беспокойно, сердце билось с перебоями. Под утро Борисков задремал и так разоспался, что едва проснулся, и тут же, не теряя ни минуты, побежал гулять с Микошей.

Моросил мелкий дождь. День обещался быть несколько менее загруженным, чем вчерашний. Выехал опять с опозданием и снова стоял в пробке на Фонтанке и на Троицкий мост. На набережной подсадил человека. Человек был взъерошенный и несколько помятый, с явным запахом перегара и вообще он был неместного вида. Лет около сорока. Протянул ладонь, как лопату: "Леша меня зовут!" Ехал он до гостиницы "Выборгской". Разговорились. Точнее это был монолог пассажира, Борисков только кивал:

– Я тут в командировке, вчера пошел поужинать, встретился с одной телкой. Поверишь, даже лица ее не помню – одну только жопу. Вот такенная! – Он тут же и показал руками, какая была жопа. – Как увидел ее – пропал! Сначала пошли с ней в ресторан, потом еще в какой-то ночной клуб – счас бы его и не нашел, потом на такси – к ней. Естественно, шампанское, цветы. Наконец легли. Только кончил, и тут же – считай в ту же самую секунду, или может через две секунды – подумал: а на фига все это было нужно? Посчитал, столько денег потратил за вечер – ужас! А зачем? Для чего? Предлагали же в гостинице блядей на выбор – недорого и сердито… Тыща за два часа!

Борисков не выдержал – расхохотался во все горло. Впрочем, мужик не обиделся, но сам даже не улыбнулся. Видать, хорошо погулял. Потом еще рассказал:

– Парниша знакомый был тут недавно в Штутгарте в Германии в борделе. Так там это дело доведено до совершенства – секс на любой вкус. Его самого жаба душила платить сто пятьдесят евро и он купил самый дешевый вариант – за двадцатку. Там была комната с дырками в перегородке на разной высоте для людей различного роста, куда суешь свой прибор и, пока его обрабатывают, смотришь на экране порнуху, и можешь воображать себе любую женщину. Ту же, которая за перегородкой, ты не видишь вовсе…

В этот момент один идиот на черной подержанной БМВ хотел нагло пролезть вперед, там за рулем сидел какой-то плешивый мужичок, который стал чего-то жестикулировать и явно грязно ругаться. Леша опустил со своей стороны стекло и высунул огромный кулак. Тот тут же перестал жестикулировать и заткнулся. Маленькие животные нередко любят показать агрессию, делают страшный вид, хотя они и укусить-то толком не могут. Такие есть и люди, которые даже нападают, запугивают, но, по сути, совершенно безобидные. В глазах их виден явный страх, но они ругаются, угрожают. Это часто видно на дороге. Какой-нибудь пузырь из машины пышет злобой, грозится вызвать некую бригаду для разборки.

Впрочем, однажды в командировке в Афинах Борисков наблюдал на улице совершенно дикую сцену, хотя нет – скорее забавную. Две машины остановились на светофоре, из одной выскочил мужик, и кинулся, буквально стал биться в дверь другой машины – видимо его подрезавшей. Оттуда раздался страшный крик и визг. Что там орали, было непонятно. Дверь внезапно распахнулась, оттуда высунулась женская нога в колготках и туфле и попыталась лягнуть мужика. Потом эта девушка вышла из машины и стала на него орать. Они так ужасно орали друг на друга, что Борисков, сидевший в машине, стоявшей сзади, даже испугался, что дойдет до смертоубийства, однако не дошло и до рукоприкладства. Оба, поорали, поорали, на какое-то время полностью застопорив движение и, наконец, разъехались. Сидевший за рулем парень, житель Афин, увидев изумление Борискова, рассмеялся, сказав, что тут это обычное дело.

Высадив мужика у гостиницы, Борисков понесся на работу, однако на ближайшем перекрестке возникла неожиданная ситуация – две фуры притерлись. Стояли там почти пятнадцать минут, еле протискиваясь мимо них. Очень длинные эти минуты утром, когда опаздываешь. Борисков заглянул в соседнюю машину и обалдел. Там сидела некогда уволенная из клиники врачиха по фамилии Литвинова. Уволили ее по одной простой причине: она была дура, да к тому же еще и внаглую брала с больных деньги: что-то такое им продавала прямо на своем рабочем месте. После увольнения она сначала работала врачом в медпункте крематория. Потом Борисков с ней еще раз случайно заочно столкнулся: она лечила больных по телефону. Разговаривала, тут же ставила диагноз, назначала гомеопатические горошки, курьер привозил их больным на дом, забирал деньги. И такие пациенты находились. Было это, по сути, чистое мошенничество. Впрочем, есть мнение, что гомеопатия никому еще не делала вреда, но никто не может доказать, как это работает.

Пока стоял в пробке, Борисков позвонил на вторую работу – в частный медицинский центр "Парацельс", чтобы узнать, есть ли запись больных на вечерний прием. Там звонку обрадовались: запись есть, и к тому же VIP, поэтому директор центра просил ни в коем случае не опаздывать и обслужить очень внимательно, то есть, как он любил говорить, "облизать". Борисков сказал: "Конечно, все будет сделано!", но сам чуть не застонал. Он надеялся, что вдруг записи вообще нет, и тогда можно будет вечером спокойно отдохнуть, хоть в себя прийти. У него был план заехать к Маше. И очень хотелось, и было страшновато. Теперь работа допоздна была поводом, чтобы не к ней заезжать, а, с другой стороны, тянуло. Всегда, когда звонил ей в дверь, сердце колотилось: Маша в зависимости от настроения могла и турнуть. В последнее время у нее постоянно были негативные эмоции и плохое настроение, особенно когда ему надо было уходить. История с Софьей словно повторялась. Борисков всегда этого момента ухода боялся и до последнего его оттягивал. С Машей они сошлись совершенно случайно. Борисков иногда об этом жалел, но иногда не жалел. Иногда с ней было очень хорошо, особенно когда она не доставала разговорами об их отношениях. У нее был сын Павлик пятнадцати лет, который учился в Суворовском училище. Павлик, может быть в силу особенностей возраста, тоже был парень с закидонами. Мать он ни во что не ставил. Возможно, это общая черта детей: считать, что им родители должны по жизни и чего-то не додали. Об отце Павлика Борискову вообще ничего не было известно. По крайней мере, он никак не проявлялся.

Да, была еще и Маша, но утверждать, что Борисков очень много женщин любил в жизни, было бы слишком сильно сказано. И жен ни разу не менял. Как женился в свои двадцать пять, так и жил с одной женой Викторией уже, считай почти двадцать лет. А ведь говорят, что у голливудского актера-красивчика Рудольфо Валентино было десять тысяч женщин. У Борискова же за всю его жизнь было разве что три любовницы, так и то с кучей проблем и нервов. А хотелось-то всегда простого: пришел, расслабился, отдохнул и ушел, но так никогда не получалось. И вечные женские слезы: "А что будет дальше?" С другой стороны их тоже можно понять: они все-таки живые женщины, а не проститутки. Они хотят семью, детей.

Ни для кого не секрет, что у незамужней женщины нередко имеется любовник – женатый мужчина, который иногда приходит к ней переспать, обычно – в выходные, но никогда на ней не женится. Впрочем, Борисков знал такую ситуацию, когда все было как раз наоборот. Один из знакомых ребят, Миша Плотников, довольно долгое время был любовником замужней женщины.

Миша сам одно время утверждал, что общаться надо исключительно с замужними женщинами, потому что, – хотя и существует, конечно же, некоторый понятный риск (внезапное появление мужа), – но зато нет и всякой ненужной истерии типа: "Ты женишься на мне когда-нибудь?" и нет проблемы контрацепции и неожиданной беременности. Замужней женщине нужно получить от тебя только чувственность, обожание, обязательный многократный оргазм – и все. Ей некогда с тобой болтать – надо скорее бежать назад – в свою семью, к мужу и детям. Тут не до розовых соплей! И именно он, Миша, попал в лапы, точнее сказать, под туфлю одной очень волевой замужней дамы, которая к тому же являлась владелицей и директором некой торговой фирмы. Производство было довольно обширное, в том числе в ее ведении был и цех по пошиву рабочей одежды, включая медицинские халаты. Халатами она регулярно снабжала самого Мишу, а тот один халат и Борискову подарил на Новый год.