Пограничная комиссия являлась фактическим филиалом МИДа и ведала дипломатическими отношениями с казахскими и среднеазиатскими ханствами, следила за происходящими в них событиями, собирала и изучала материалы по истории и географии, экономике и этнографии этих стран. Вступление казахов в российское подданство требовало постоянного участия наших дипломатов. В отношении с ханствами Средней Азии Россия в первой половине XIX века исходила, прежде всего, из интересов развития торговли, обеспечения безопасности торговых караванов и возвращения российских пленников, находившихся там в рабстве.
Руководил пограничной комиссией дипломат и разведчик, один из выдающихся деятелей Большой Игры барон Григорий Федорович Генс. Выпускник Инженерного корпуса, он всю свою службу прослужил в оренбургских степях, проведя не один год в рискованных степных экспедициях и поездках, зарекомендовав себя превосходным переговорщиком и топографом, строителем укреплений и этнографом. Заслуги Генса не остались без внимания. За свою честную службу его регулярно повышали в чинах, а грудь начальника пограничной комиссии украшали ордена Святой Анны с алмазами и Георгий 4-й степени.
Какие задачи ставила перед собой Россия в Азии в первой половине XIX века? Прежде всего, Азия являлась огромным рынком для российских товаров, который следовало освоить раньше англичан. Для этого необходимо было подружиться со среднеазиатскими ханами, установив дипломатические отношения, и обезопасить караванные пути. Отдельной задачей являлось вызволение из тамошнего рабства русских людей.
К началу XIX века стало очевидно, что осуществлять проникновение в Среднюю Азию через Астрахань, Персию и восточное побережье Каспийского моря крайне затратно и неперспективно. Именно тогда Петербург и обратил свой взгляд на Оренбург – заштатный губернский городок на краю империи. За Оренбургом начинались бескрайние киргизские степи, за которыми среди песков располагались все еще недосягаемые Бухара и Хива. Именно этот город и стал на долгие годы стартовой позицией нашего проникновения в Азию в XIX века.
Что представлял собой Оренбург того времени? Основу города составляла крепость, построенная посреди степи, при слиянии рек Урал и Орь. Оренбург являлся, прежде всего, военным городом и местонахождением военного губернатора, который одновременно является и командиром отдельного Оренбургского корпуса. Здесь находился штаб корпуса и проживали наиболее высокие чины с многочисленными адъютантами.
Надо сказать, что при этом Оренбург был городом весьма небедным. Приграничная торговля приносила хороший барыш не только купцам, но и простым горожанам. По свидетельству современников, драгоценные металлы завозили в таких размерах, что наша сторона не успевала противопоставить этому потоку нужное количество ответных товаров. Только в одном каменном Гостином дворе губернского центра действовало более 300 лавок, а годовой таможенный сбор доходил до 85 тысяч тогдашних рублей. В центре Оренбурга находился и большой торговый двор с многочисленными лавками как для здешних купцов и лавочников, так и для купцов бухарских и хивинских, которые ежегодно приводили сюда большие караваны.
В отличие от Астрахани, которая возникла хаотично, Оренбург с самого начала строился планово и четко, по европейским лекалам. Фактически он был вторым городом после Петербурга, где при закладке была соблюдена правильность геометрических форм. Крепость и город строились одновременно. Оренбург начинался на набережной, а заканчивался у Самарских ворот. С главной улицей не стали мудрствовать, а назвали просто – Большая. В центре города, как и положено для столицы губернии, дом губернатора, главный собор, дворянское собрание, казармы и купеческие дома. За крепостным валом вне защищенной части Оренбурга раскинулся форштадт – Голубиная слободка, населенная казаками и калмыками, башкирами и киргизами, бухарцами и ссыльными, отставными солдатами, пришлым торговым людом, а также попавшими в плен в 1812 году французами, прижившимися на новом месте. Зимой Оренбург заносило снегами, а мороз бывал таков, что на лету замерзали птицы. Что касается снежных бурь, то злее их не было больше в России. Летом, наоборот, невыносимая жара, а по улицам носились смерчами тучи пыли.
Дома в Оренбурге по большей части деревянные и одноэтажные. Те, кто побогаче, выделялись большими дворами и многочисленными хозяйственными постройками. Самый солидный дом в городе – резиденция генерал-губернатора, из окон которого открывался красивый вид на южную степь. Многонациональный состав города обусловил присутствие православных, протестантской и католической церквей, а также нескольких мечетей. В полутора верстах к югу от города, на левом берегу Урала, находился большой меновой двор, внутри которого размещались сотни маленьких каменных лавок. В просторном дворе церковь, а также дома для таможенников и надзирателей. Поскольку здесь ежегодно меняли у киргизов тысячи овец, на меновом дворе сооружено из дерева несколько вместительных загонов. В западной части города, в степи, находились большой караван-сарай, госпиталь, а также большой тенистый сад, принадлежащий военному губернатору. К саду из города вела аллея, большинство деревьев которой, увы, засохли.
Улицы города, за исключением Большой, не вымощены, но так как почва состояла из твердого песка, в дождливую погоду грязи было мало. На улицах всегда полно экипажей и повозок, телег и арб, ржали лошади, истошно кричали ослы и верблюды.
По традиции при генерал-губернаторах проживала солидная свита гвардейских офицеров и чиновников – составлявших местное высшее общество. В разных местах города, но особенно вблизи от мечетей проживали татары. Практически все были торговцами, а некоторые ремесленниками. Образованные татары устраивались на службу в государственные учреждения в качестве переводчиков. Киргизы служили в Оренбурге в большом количестве как рассыльные и наемные рабочие. Для этого они получали от пограничной службы разрешительные справки, которые надо было ежегодно обновлять и платить за это один рубль. Проживающие в Оренбурге бухарцы в большинстве являлись торговыми служащими богатых бухарских домов, хозяева которых навсегда или на несколько лет осели в Оренбурге. Башкиры в значительном количестве зимой и осенью жили в Оренбурге, где они вместе с казаками обеспечивали патрули и другие службы. Размещались башкиры при этом в собственном стане, расположенном недалеко от города. По свидетельству современников, в Оренбурге проживали также немцы и поляки.
Бывший в те годы в Оренбурге граф фон Хельмерсен писал: «На каждом шагу самая пестрая смесь, поражающие взгляд контрасты в чертах лица, одежде, языке и обычаях. Рядом с бледными европейцами во фраках и круглых фетровых шляпах передвигаются загорелые киргизы и бухарцы, живописно одетые и со своеобразными манерами. Здесь – беседует группа элегантно одетых дам и господ на беглом русском и французском, там – раздается жесткое и грубое звучание киргизского языка. Со стороны церквей звучит пронизывающий звон колоколов, от минарета мечети – мусульманский призыв муллы. Русские переняли в своей одежде кое-что от киргизов и бухарцев, так, например, многие казаки и другие люди одеваются в грубые хлопчатобумажные халаты бухарцев и хивинцев и в широкие кожаные штаны киргизов. Зимой киргизские меховые шапки пользовались большим спросом у всех мужчин. Шубы из лошадиной шкуры волосяным покровом наружу, так называемые ергаки, являлись одеждой всех сословий без различия, а полные костюмы из таких же шкур по европейскому покрою представляли собой излюбленную охотничью одежду».
* * *
Оренбургский купец средней руки имел караван до полусотни верблюдов, более мелкие объединялись в артели. Хороший верблюд брал на спину тюк в 16 пудов. Поэтому средний караван вез до восьмисот пудов товара. Лучшими верблюдами в степи всегда считались верблюды Каршинской степи, что раскинулась у подножия Зеравшанского хребта. Каршинские верблюды были самые выносливые. Если обычный верблюд проходил в день не более двенадцати верст, то каршинец может одолеть более полутора десятков. И хотя на первый взгляд разница не слишком велика, за месяцы пути преимущество каршинских верблюдов весьма заметно. Заполучить несколько десятков каршинцев было мечтой любого караванщика, но по карману это было далеко не всем, т. к. каршинцы стоили гораздо дороже остальных среднеазиатских бактианов.
Путь любого каравана пролегал от одного караван-сарая до другого, как у торговых судов от порта до порта. Только в караван-сарае караванщики чувствовали себя в безопасности. Там можно было отдохнуть, узнать новости, развьючить и напоить верблюдов. Торговля товарами производится зачастую не на базарах, а прямо в караван-сараях. В больших караван-сараях выбор товаров был всегда настолько велик, что каждый мог найти себе желаемое по имеющимся средствам. Сабли и кольчуги, наконечники стрел из кости, стали и железа… Тут же древки для стрел из карагача, ясеня или бамбука, дамасские сабли, щиты, ювелирные изделия, алмазы и рубины, изумруды и гранаты, бирюза и оникс… Всегда большим спросом пользовались металлы – золотые и серебряные слитки, медные, свинцовые и стальные листы. Неизменно в большом выборе имелись бумага и дрова, войлок и строительный лес, зерно и фрукты, овощи и сладости и конечно же хлеб. Рядом с большими караван-сараями располагались небольшие базары, где торговали кормом для верблюдов и лошадей. Там же можно было нанять новых погонщиков, поменять деньги у местных менял.
Сосредоточение больших богатств в одном месте всегда привлекало лихих людей. Поэтому караван-сараи имели крепкие стены и вооруженную охрану, а порой даже медные пушки. Но нападали разбойники не часто. Дело в том, что каждый караван-сарай имел свою «крышу» со стороны местных властей, а порой и от самих разбойников. Поэтому грабить купцов предпочитали подальше от караван-сараев в местах безлюдных и диких. Да и нападали на караваны в основном отмороженные казахские и туркменские разбойники – басмачи и карокчи. Более серьезные люди предпочитали договариваться.
Что и говорить, Оренбург того времени был городом, совершенно непохожим на остальные губернские города России, а начинавшаяся прямо за его околицей Великая степь манила многих искателей приключений. Здесь на самом краю империи можно было легко сложить голову и столь же легко разбогатеть или сделать блестящую карьеру. Если в Америке того времени существовал живший по своим законам Дикий Запад, то у нас был свой, не менее дерзновенный Дикий Восток… Именно здесь на «Диком Востоке» России тогда жили и вершили историю самые отчаянные герои Большой Игры…
* * *
В 1833 году в Оренбург прибыл назначенный генерал-губернатором и командующим отдельным Оренбургским корпусом 39-летний генерал-майор Василий Алексеевич Перовский. Такого молодого губернатора Оренбург еще не видывал. Современники пишут, что Перовский был очень красив собой, рост имел выше среднего, «взгляд имел строгий и суровый», имел изящные великосветские манеры и обладал необыкновенною физической силой, так что свободно разгибал подковы. При этом новый губернатор был чрезвычайно обаятельным и приятным в общении человеком. Подражая императору Николаю, Перовский любил отобедать гречневой кашей в горшочке с солеными огурцами. То же блюдо всегда предлагал и гостям. Чиновники меж собой так и говорили:
– Кто у нас сегодня на соленые огурцы к губернатору!
В то же время Перовский был прекрасно образован, дружил с Жуковским, приятельствовал с Пушкиным, Карамзиным. Известно, что впоследствии Пушкин, во время проезда своего в Оренбург, остановился именно у Перовского. Ко всему прочему, Перовский являлся представителем высшей аристократии, т. к. являлся незаконным сыном графа Алексея Кирилловича Разумовского, племянника морганатического мужа императрицы Елизаветы Петровны. При этом Перовский имел в Петербурге множество врагов (главным образом из-за своей безукоризненной честности), которые ставили ему палки в колеса всякий раз, как только представлялся случай. Своих врагов Перовский не боялся и презирал, но от их интриг страдал и мучился.
До своего приезда в Оренбург генерал Перовский прошел хорошую боевую школу. В восемнадцать лет участвовал в Бородинском бою, где ему оторвало пулей палец на руке (поэтому он носил потом вместо пальца золотой наперсток), при выступлении французов из Москвы попал в плен. В феврале 1814 года ему удалось бежать и присоединиться к русской армии. После этого участвовал во многих боях. Вернувшись в Россию, был зачислен в Генеральный штаб, сопровождал великого князя Николая Павловича в его путешествии по России. В турецкую войну 1828 года отличился под Анапой, где был тяжело ранен.
Единственно, что омрачало начало нового правления в Оренбурге – небольшой чин Перовского. Дело в том, что начальником расположенной тогда в Оренбурге 26-й пехотной дивизии являлся генерал-лейтенант Жемчужников, а начальником бригады – генерал-майор Стерлих. Генералы были весьма заслуженными военачальниками, причем оба намного старше Перовского в чинах. Поэтому оба ждали, что Перовский как вновь приезжий первым нанесет им визит. Но Перовский этого не сделал. Тогда генерал Жемчужников написал военному министру, испрашивая указаний, как ему поступить в данном случае… В ответ за нарушение субординации ему предложили подать в отставку, что тот и сделал. Так же поступил и Стерлих.
А чтобы исключить впредь подобные недоразумения, вскоре из Петербурга Перовскому прислали указ с приложенными генерал-лейтенантскими эполетами.
Теперь Перовский мог править вверенным ему огромным краем, не оглядываясь ни на кого, и генерал-лейтенант засучил рукава…
Следует отметить, что, имея обширные полномочия и права командира отдельного корпуса, Перовский крайне неохотно предавал суду служащих, как военных, так и гражданских чиновников, и принципиально отказывался утверждать смертные приговоры.
Перво-наперво губернатор стал собирать вокруг себя людей толковых и надежных, невзирая на их чины. Так, чиновником для особых поручений Перовский взял врача Владимира Даля (будущего великого словесника). Бывший ссыльный поляк Томаш (Фома) Зан, сотрудники пограничной комиссии братья Николай и Яков Ханыковы были привлечены к изучению Оренбургского края и казахского приграничья. Фактически Перовский создал собственное разведывательное бюро. Впоследствии все трое, кто больше, кто меньше, стали участниками Большой Игры.
В канцелярии Перовского трудился в качестве переводчика IX класса от Азиатского департамента Министерства иностранных дел выпускник Царскосельского лицея Николай Ханыков. Пока он большую часть времени усиленно учил восточные языки и составлял служебные бумаги. Однако уже тогда сослуживцы его называли не иначе, как гениальным юношей. Пройдут годы, и Ханыков станет одним из самых блестящих игроков Большой Игры. В свое время мы о нем еще не раз будем говорить. Пока же просто запомним его имя.
Глава десятая
А несколькими годами ранее в Большую Игру со стороны России вступил новый игрок – Ян Виткевич – российский (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A0%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%B8%D0%BC%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B8%D1%8F)офицер (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9E%D1%84%D0%B8%D1%86%D0%B5%D1%80) и востоковед (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D0%B4). Родился Виткевич в 1808 году (https://ru.wikipedia.org/wiki/1808_%D0%B3%D0%BE%D0%B4) в мелкопоместной литовской (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D0%B8%D1%82%D0%B2%D0%B0) семье. Учился в гимназии (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B8%D0%BC%D0%BD%D0%B0%D0%B7%D0%B8%D1%8F) в Вильно (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8E%D1%81). В 1823 году (https://ru.wikipedia.org/wiki/1823_%D0%B3%D0%BE%D0%B4) за участие в тайной польской организации «Черные братья» был приговорен к сдаче в солдаты (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%BE%D0%BB%D0%B4%D0%B0%D1%82) «без выслуги лет», т. е. навечно. Тянуть солдатскую лямку молодого заговорщика отправили далеко на восток – в оренбургские степи, в 5-й линейный батальон Отдельного Оренбургского (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9E%D1%80%D0%B5%D0%BD%D0%B1%D1%83%D1%80%D0%B3) корпуса, размещенный в заштатной Орской крепости.
К удивлению начальства, солдат Виткевич оказался блестяще образован и эрудирован. Кроме всего прочего, он свободно владел немецким, английским, французским, польским и русским языками. За недолгое нахождение в крепости, общаясь с местными жителями и купцами, Виткевич освоил фарси, узбекский, киргизский и чагатайский. Разъезжая по делам службы, Виткевич подолгу задерживался в становищах и аулах, где изучал обычаи и нравы казахов, постигал законы ислама. Спустя пару лет он уже поражал собеседников, цитируя на память Коран целыми главами.
В 1829 году (https://ru.wikipedia.org/wiki/1829_%D0%B3%D0%BE%D0%B4) Виткевич познакомился с известным немецким ученым и путешественником Александром Гумбольдтом (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D1%83%D0%BC%D0%B1%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D0%B4%D1%82,_%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80_%D1%84%D0%BE%D0%BD), который выпросил его у начальства в качестве переводчика на время путешествия по азиатской части России. При этом Виткевич, значительно превысив свои задачи, помимо работы переводчиком стал фактически правой рукой всемирно известного натуралиста во всех его изысканиях.
Помощью Виткевича Гумбольдт остался очень доволен, высоко оценив деловые качества и ум своего помощника. Ученый был настолько тронут печальной судьбой молодого человека, что по прибытии в Оренбург ходатайствовал о смягчении его участи перед военным губернатором. Не забыл Гумбольдт о своем переводчике и в Петербурге. В конце концов, по ходатайству академика опального инсургента в 1830 году (https://ru.wikipedia.org/wiki/1830_%D0%B3%D0%BE%D0%B4) произвели в унтер-офицеры (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A3%D0%BD%D1%82%D0%B5%D1%80-%D0%BE%D1%84%D0%B8%D1%86%D0%B5%D1%80).
При этом оренбургский генерал-губернатор граф Сухтелен просто закрыл глаза на постановление суда о сдаче в солдаты «без выслуги лет». Как говорится, суровость российских законов компенсируется их невыполнением, тем более на окраинах. Впрочем, понять начальство можно, где еще найти в диком степном краю столь толкового эрудита-полиглота!
Следует сказать, что Виткевичу определенно повезло на начальников. Председатель Оренбургской пограничной комиссии (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9E%D1%80%D0%B5%D0%BD%D0%B1%D1%83%D1%80%D0%B3%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%BF%D0%BE%D0%B3%D1%80%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%87%D0%BD%D0%B0%D1%8F_%D0%BA%D0%BE%D0%BC%D0%B8%D1%81%D1%81%D0%B8%D1%8F)барон фон Генс (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B5%D0%BD%D1%81,_%D0%93%D1%80%D0%B8%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%B8%D0%B9_%D0%A4%D1%91%D0%B4%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87), разглядев в скромном унтер-офицере несомненный талант разведчика, забрал Виткевича к себе.
В августе 1831 года Виткевич встречал в Оренбурге афганского принца Ша-заде и участвовал в переговорах о цели его прибытия в Россию и дальнейших планах. При этом Виткевич, как обычно, значительно превысил свои полномочия переводчика, выведав подробные сведения о самом принце, его родственных, деловых связях в Афганистане и Бухаре, о степени влияния принца на политику государства. Докладом инициативного подчиненного Генс был очень доволен. Участвуя в переговорах с афганцами, Виткевич вначале познакомился, а затем и подружился с дипломатическим чиновником делегации Гуссейном-Али. Впоследствии эта дружба сыграет в судьбе Виткевича решающую роль.
А затем были новые командировки в степь. Надо сказать, что унтер-офицер Виткевич в одну из поездок по степи на свой страх и риск своевольно побывал… в Бухаре. Сопровождаемый всего лишь двумя верными казахами, он верхом за семнадцать дней по глубокому снегу, через замерзшую Сырдарью совершил переход в Бухару. Большие темные глаза, черная борода, обстриженная макушка и смуглое лицо делали храброго поляка похожим на мусульманина. Ну, а соответствующая одежда, знание языка и обычаев явились залогом того, что в нем никто так и не опознал европейца. Результаты этой рискованной поездки были довольно скромными, так как Виткевич, чтобы не вызвать гнев начальства, вынужден был быстро вернуться. Но свои качества смелого и предприимчивого агента он тогда продемонстрировал.
К моменту очередного возвращения Виткевича в Оренбург там скончался от сердечного удара губернатор Сухтелен, узнавший накануне о любовных похождениях своей жены. Вместо него и был назначен генерал-майор Василий Перовский.
Новый генерал-губернатор, как мы уже говорили, был человеком деятельным, поэтому его помощники в Оренбурге не засиживались. Что касается Виткевича, он был направлен в глубь Киргиз-Кайсацкой (Казахской) (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%B0%D0%B7%D0%B0%D1%85%D0%B8)степи (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D1%82%D0%B5%D0%BF%D1%8C) для разбора взаимных претензий между кочевыми родами. Во время поездки портупей-прапорщик собрал полезные сведения о путях через степи, нравах местного населения. Пришлось участвовать Виткевичу и в приграничных стычках с разбойничьими шайками казахов.
Надо сказать, что Перовский занимался не столько обыденными делами губернатора, сколько вопросом усиления российского влияния в южных степях.
Так, он решил послать своего разведчика в Бухару, выяснить, что там происходит и не пробрались ли туда англичане. Посоветовавшись с Генсом, решили послать Виткевича. Так как он все еще числился ссыльным, Перовский запросил на это разрешение императора. Ответ Николая I был передан ему через военного министра графа Чернышева: «Его Величество хотя и изволил признать прежние поступки его (Виткевича. – В.Ш.), за которые он назначен на службу в Оренбургский Отдельный корпус, следствием его тогдашней молодости, но, находя неудобным вверять столь важное поручение подобному лицу, высочайше предоставляет Вам, милостивый государь, избрать для отправки в Бухарию другого опытнейшего и благонадежного чиновника». В дополнение военный министр мотивировал отказ тем, что у Виткевича, по данным военного министерства, нет даже офицерского чина. В результате в Бухару (под именем мирзы Джафара) был командирован преподаватель Оренбургского военного корпуса Петр Демезон. Перовский был крайне раздражен неудачей своего ходатайства – приходилось менять принятое решение, да еще и оправдываться перед начальством, а этого самолюбивый генерал-губернатор не выносил.
Как и предчувствовал Перовский, поездка Демезона была напрасной тратой времени и денег. Корпусной учитель ничего толком не выяснил и сам едва не лишился жизни, когда подвергся нападению разбойных казахов. Слушая сбивчивый доклад насмерть перепуганного Демезона, Перовский кусал губы. Ему нужен был профессионал!
* * *
Как бы то ни было, но решать вопрос с Бухарой было надо. Поэтому в мае 1832 года (https://ru.wikipedia.org/wiki/1832_%D0%B3%D0%BE%D0%B4) Перовский добился для Виткевича чина портупей-прапорщика (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D0%BE%D1%80%D1%82%D1%83%D0%BF%D0%B5%D0%B9-%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%BF%D0%BE%D1%80%D1%89%D0%B8%D0%BA). Это был еще не полноценный офицерский чин, но даже эти скромные погоны открывали для Виткевича совершенно новые возможности.
В один из дней генерал-губернатору Оренбурга сообщили, что местные поляки, огорченные «несчастным последствием польской революции», задумали мятеж. Они якобы планировали убийства губернатора и коменданта, захват Оренбурга и последующее распространение мятежа по всей Оренбургской губернии. Агент уверял, что в заговор вовлечены не только поляки, но и несколько десятков русских солдат и казахов. Руководителями заговорщиков были названы трое служителей Оренбургской пограничной комиссии, среди них и Виткевич. Получив известие о заговоре, Перовский приказал арестовать всех подозреваемых, создать следственную комиссию и произвести дознание. Аресты были произведены, но комиссия ничего толком выяснить так и не смогла. До сих пор историки спорят, а был ли заговор.
При этом против Виткевича никаких улик вообще не было. Свидетели говорили только, что он собирался бежать в Хиву. На очных ставках Виткевич с гневом отрицал преступный замысел.
– Говорили ли о побеге в Хиву? – спрашивали следователи.
– Разумеется, говорил! – утвердительно кивал Виткевич. – Но не о побеге, а о поездке! Кстати, кроме Хивы, я мечтаю посетить и Бухару, и Коканд!
Когда о результатах дознания доложили Перовскому, тот облегченно вздохнул:
– Отстаньте от Виткевича и больше никогда не трогайте!
Через пару недель было закончено и все следствие. Все завершилось оправдательной резолюцией, которая выражала волю Перовского.