Жилец

– А что с Серегой?

– Они со Светкой через полгода разбежались. Светка потом приходила ко мне, рассказывала, как она ошиблась, выбрав не меня. Предлагала все переиграть.

– А ты?

– А что я, все перегорело, прошлое не вернешь. Молодые мы тогда были, не знали, что первая любовь всегда бывает несчастная, но жизнь серьезно меняет. Вот, походу, из-за нее я стал алкоголиком, а может, и нет, может, у меня так на роду написано, кто знает. Я смотрю, она и тебя коснулась, так сказать, зацепила. Одно хочу сказать тебе, надо, парень, переждать, перетерпеть, со временем пройдет само, а вот вино в этом деле плохой помощник, а главное, опасный. Я тебя не воспитываю, просто посмотри на меня. Старик с дрожащими руками, а мне только пятьдесят недавно исполнилось. И все у меня было, и семья была, красавица жена и что? Я своей пьянкой загнал ее в могилу. Это сейчас я тихий, а раньше, когда напивался до зеленых чертей, гонял ее, бедолагу, по всему поселку.

Натерпелась от меня. Когда на шахте давали получку, она по нескольку дней с дочуркой пряталась у знакомых, да и между получками жизнь у нее была не мед, вот сердце и не выдержало. И хреново то, что я ее любил, а гонял потому, что чувствовал, что она меня не любит. А может, я ошибался по пьяне, по крайней мере, вначале, а потом уж точно нет. Вот так!

– А сейчас?

– А что сейчас. Пенсионер. Живу один, пью потихоньку. У дочери своя семья, для нее я обуза. Тоже натерпелась, пока не нашла способ, как меня держать, получает вместо меня мою пенсию и каждый день выдает понемногу на пропой. А иначе нельзя. Не давать, так я же с ума сойду, я же алкоголик. Отдать все сразу, так я все сразу и пропью. Вот так и живу.

– А ты лечиться не пробовал? Говорят, что есть какие-то лекарства от алкоголизма.

– Может, и есть, но мне они зачем? Я хочу другую жизнь? Нет! Буду доживать эту. Уже немного осталось, а там со своей встречусь, в ногах буду валяться, может, простит, как ты думаешь? – Мишаня подкладкой фуражки вытер набежавшие слезы. Взял бутылку.

– Давай допьём и по домам, хватит на сегодня.

– Лей все себе, я больше не буду.

Мишаня с готовностью, вылил вино в свой стакан, потряс бутылкой над ним и, убедившись, что бутылка пуста, выпил, посмотрел на меня долгим взглядом, кивнул на прощание и мы разошлись.

Больше Мишаню я не видел никогда, но эта мимолетная встреча оставила след в моей жизни, нет, я не стал трезвенником, но временами, когда, бывало, напивался передо мной вставал его образ и его прощальный взгляд, и это меня останавливало.

В тот день, простившись с Мишаней, я пошел домой. Было грустно, невольно вспомнилась фраза: «Стихи – говно!» и от этого хотелось выть. Я шел и повторял ее в такт шагам, и она как мантра действовала на меня успокаивающе, не пускала в сознание подробностей утреннего события, но она и не мешала течь слезам. Придя домой, я взял тетрадь и, сидя у открытой печи, жег ее, отрывая по листу и читая перечеркнутые тексты. Незаметно мантра изменилась, точнее, добавилась еще одна фраза теперь она состояла из четырех слов: «Стихи – говно, поэт – дерьмо!» Тетрадь сгорела, а я еще долго сидел перед раскрытой печкой, на бумажном пепле в разных местах вспыхивали и тут же гасли искорки, это напоминало ночное небо с мерцающими звездами. Искорок становилось меньше и потом они перестали появляться совсем.

Два дня я не ходил в школу, сказал, что болел, а потом пришел и внешне все пошло своим чередом, разве что я стал взрослее и немного мудрее, по крайней мере, так мне тогда казалось. И самое главное, я решил больше никогда не писать стихов. Несколько дней я прожил под влиянием этого мазохистского решения. По принципу запретного плода, мой мозг постоянно пытался рифмовать, а я усмирял его своей незатейливой мантрой. Прошло время, страсти улеглись, и я понял, что без стихов не могу и потому откорректировал свое решение – стихи сочинять, при желании записывать, но не давать никому их читать. Этому правилу я следовал всю жизнь. Со временем я его еще корректировал, разрешил себе читать свои стихи вслух, а спустя время разрешил себе писать на них песни и петь под гитару. Нужно сказать, мои песни слушатели воспринимали хорошо, молча, иногда просили спеть что-то конкретное, но я ни разу не слышал, чтобы хотя бы одну из них кто-то пел, кроме меня. Сложнее было с Наташей. Я по-прежнему любил ее и понимал, что без взаимности. Утешало Мишанино замечание о несчастной первой любви, со временем боль поутихла, этому в большой степени способствовало то, что у меня появился друг Лева по кличке Жиденок. Хотя что значит появился, мы с ним вместе учились с первого класса, но никогда не дружили, даже приятелями не были. Да у него, похоже, приятелей вообще не было, и не потому, что он был замкнут или еще чего, нет, наоборот, на переменках он со всеми носился как угорелый, орал и даже, бывало, как все мы дрался, но это не мешало ему быть лучшим учеником не только класса, но и школы. Всегда домашние задания делал как положено и при этом никому не отказывал списывать.

Но это все в школе, после уроков он всегда спешно уходил, а чем он занимался вне школы, никто не знал.

Как-то после занятий я пошел домой не обычным своим путем, а другим, надо было зайти в одно место по маминому поручению. На обратном пути иду и вижу, как Лева один дерется с тремя пацанами, вернее, не дерется, а его бьют и пытаются отнять портфель, в который он вцепился двумя руками. Лева увидел меня, но помощи не попросил, а меня и просить не надо было, вдвоем мы быстро этих пацанов обратили в бегство.

– Че они хотели?

Лева, тяжело дыша, слизывал языком и тут же сплевывал кровь с рассеченной губы.

– Хотели деньги отнять. – Тяжело дыша ответил Лева.

– У тебя их много, и ты их всегда с собой в портфеле носишь? – с легкой иронией спросил я.

– Да нет. Просто сегодня зарплату получил, а они видели, как я деньги в портфель положил, вот и увязались за мной. Спасибо тебе, я уже думал, что отнимут.

– Знаешь, что, эти пацаны так просто не отстанут, давай я с тобой пойду. Кстати, где ты живешь? Я не помню, чтобы мы встречались где-нибудь кроме школы. Пошли!

– Идем, ты прав, так, наверное, будет лучше.

– Так ты работаешь? Где?

– На терриконе, – после непродолжительной паузы нехотя ответил Левка, – там никаких документов не требуют, мне еще нет шестнадцати, а значит, и нет паспорта, на работу меня никто не возьмет, вот поэтому террикон.

– А когда ты работаешь, ты же в школе учишься?

– После школы иду домой, переодеваюсь и на работу, а там до темноты. Плохо, сейчас темнеет рано, много не заработаешь, а вскоре наступит зима и пару месяцев вообще работы не будет.

– И что, так каждый день?

– Ну да, а в выходные работаю дольше.

Я понаслышке знал о работе на терриконе, там работали либо люди, у которых по каким-то причинам не было документов, либо алкаши или бомжи, а ползающего на четвереньках по склонам отличника, победителя школьных олимпиад Левку не мог даже представить.

– И сегодня пойдешь?

– Нет, сегодня не пойду. У меня день получки выходной.

– Гуляешь? – с ухмылкой спросил я.

– Можно сказать, гуляю, в этот день я покупаю торт, конфеты и мы всей семьей пьем чай. Сестренки ждут этот день целый месяц.

– Что же ты молчал, мы только что прошли мимо магазина. Ты в этот магазин ходишь?

– Ну да, не хотел тебя беспокоить, ты и так на меня тратишь свое время.

– Ерунда. Пошли назад, покупай что нужно, а я на улице постою, посмотрю, чтобы тебя пацаны не беспокоили.

Я помог донести торт. Когда мы вошли во двор, нам навстречу бросились две одинаковые девчушки лет по пять. Они были одеты в одинаковые платья и прически у них были одинаковые, ну, прически – это сильно сказано, у них были одинаковые шапки черных кудряшек. С криками: «Лева пришел» стали прыгать вокруг нас.

– Это мои сестренки-близняшки, Гита и Зита, – Левка поочередно показал рукой на девочек, а потом подумал и улыбаясь добавил: – А может, наоборот. На самом деле их зовут Рая и Соня.

– А это кто, – девочки повернули в мою сторону сияющие лица, – это твой друг?

Лева какое-то время смотрел, не мигая в мои глаза и потом негромко сказал:

– Да, это мой друг и зовут его Саша. Девочки, приглашайте Сашу в гости чай пить.

– Ура! Девочки схватили меня за руки и потащили к подъезду. И пока мы поднимались на второй этаж, я узнал, что у них есть кошка по имени Беня и что раньше это был кот, а потом он родил двух котят, белого и черного, котята выросли и их разобрали знакомые. Теперь я знал, что когда Беня родит еще котят, то одного, самого лучшего, они обязательно подарят мне. А еще у них есть большая кукла, она ходячая, точнее, раньше была ходячая, что-то там у нее сломалось, Лева обещает починить, но ему все некогда.

Дверь квартиры нам открыла болезненного вида женщина. Увидев ее, Лева заволновался:

– Мама, зачем ты встала, доктор сказал, что тебе нужно лежать.

– Не волнуйся, сынок, мне уже лучше. «А это кто? – спросила женщина, кивнув в мою сторону, – почему меня никто не знакомит с этим красивым молодым человеком?» – Она улыбалась, но часто дышала.

– Это Саша, Левин друг, – наперебой затараторили близняшки. Потом одна из них авторитетно добавила: «Они учатся в одном классе», – на что другая с серьезным видом возразила:

– Нет! Его Лева на улице нашел.

– Лева, что у тебя с лицом? – Встревоженно спросила женщина.