Намтар

– Забудь своё имя, презренная! Отныне ты – Геме-Инша, как это записано в дитиле о твоём рабстве.

3

В суматохе дней и дел Энкид не забыл первую встречу с рабыней. Он ловил себя на том, что думал о ней. Он помнил её волшебный запах и прислушивался, как приятно щемит влюблённостью сердце. Он часто видел её в своих мыслях и во сне. Сначала достигший вершин карьерного роста сановник решил, что это было мимолетное чувство, даже наваждение. Но со временем он заметил, что начал искать встреч с гордой и потрясающе красивой рабыней. Овладевать ею насильно он не собирался. Он хотел завоевать её сердце и словно оттягивал миг неминуемой близости, наслаждаясь его ожиданием.

Большую часть времени Энкид проводил в столице. В свой загородный дом, где жила его наложница, он приезжал довольно редко – не более двух раз в месяц. В последнее время ради неё он стал появляться каждую неделю, а то и чаще. Энкид обожал проводить с ней начало суток[6 - Сутки в Шумере начинались с заката солнца.]. Обычно он приезжал в свой дом, возвращаясь со службы, когда уже садилось солнце и опускалась желанная прохлада вечера. После рутинных домашних дел и обязательной проверки конюшни Энкид располагался на деревянном подиуме в своем саду, возлежа на циновках под раскидистыми кронами плодовых деревьев. Он заслуженно отдыхал после дневных трудов, а его рабыня-наложница начинала томно-нежно исполнять для него героические гимны тиги[7 - Тиги – гимны, которые исполнялись под лиру.] или гимны гармонии адаб[8 - Адаб – гимны, которые исполнялись под струнный инструмент, похожий на кобыз.]. Временами Иннашага прерывалась, следя, чтобы чаша господина с пивом или с дорогим виноградным вином не была пустой, а сушёный инжир и финики всегда лежали перед ним на плоской серебряной чаше.

Особенно Энкиду нравились гимны, посвященные герою древнего эпоса по имени Гильгамеш – легендарному царю Шумера из города Урук. Время летело незаметно. Энкид возлежал в блаженстве на подиуме, наслаждаясь пением красавицы, прохладным вечером и благоухающим садом. Вечер заканчивался, когда водяные часы – клепсидра[9 - Клепсидра – водяные часы в форме призмы или цилиндра.] – отсчитывали первую треть ночи[10 - Ночь делилась на три периода, по четыре часа каждый.]. Энкид поднимался на плоскую крышу своего дома, всё ещё находясь под чарами любимой наложницы и волшебной музыки, чтобы безмятежно уснуть под соловьиные трели и мерцание звёзд на ночном небе.

В утренние часы, во время обильного завтрака Энкид любил вести степенные беседы с Шагой, как он стал называть наложницу. Он сам выбирал тему. Энкид, как и всякий чиновник его ранга, превосходно знал систему учёта и владел письмом. Он относился к десятой образованной части населения. Львиную долю всей письменной информации составляли прикладные документы: приказы, распоряжения, нормы потребления, складской учёт, сделки. Многие граждане и даже рабы умели читать и заверять эти документы личной печатью. Лишь десятую часть записей составляли гимны богам и героям, ламентации[11 - Ламентация – песня-плач.] в суровые времена, диспуты, предания. Только очень образованные люди могли читать такую литературу. Энкид знал часть гимнов наизусть. Главным же его увлечением была астрономия. Ещё в школьных классах эдубба[12 - Эдубба – дом табличек; школа-академия.], тридцать лет назад, он считался лучшим в чтении астрономических таблиц – эфемерид[13 - Эфемериды – астрономические таблицы.].

Новая рабыня умела читать и писать, так как обучалась этому в храме Нанны – бога Луны и бога-покровителя города Ур. Её мысли отличались точностью и прозорливостью. Шага была умной и сдержанной собеседницей, не скучной и тем более не занудливой. Потрясающе красивая и стройная девушка привлекала и располагала к себе зрелого мужа неподдельным интересом ко всему, сказанному им. Она никогда не перебивала его, не болтала попусту и совсем не сплетничала, чем выгодно отличалась от большинства женщин, с которыми когда-то сводила судьба Энкида. Шага казалась ему трогательно-беззащитной и слабой. Рядом с ней Энкид ощущал себя могущественным и сильным.

Обычно Энкид просыпался рано, до восхода солнца. По утрам он проделывал ритуал приветствия верховному богу Уту – богу Солнца. Ритуал состоял из тщательно повторяемых физических упражнений и духовной практики. Омыв тело и одевшись для выезда, Энкид садился на медный стул с высокой спинкой за дорогой деревянный стол во внутреннем дворе своего богатого дома. Шага степенно прислуживала ему, сменяя на столе обильные яства. Завтрак Энкида состоял из горячих ячменных лепешек, испечённых из муки тонкого помола в специальной круглой печи, врытой в землю во дворе; молока и сыра; измельчённых эммера и кунжута; мёда; овощей и фруктов в зависимости от сезона; орехов нескольких видов; рыбы с пряным соусом, отделённой от костей и нарезанной кусочками; мяса, считавшегося в царстве Шумера и Аккада праздничным блюдом.

Энкид ввёл правило для поваров: в дни, когда он ночевал в своём загородном доме, с вечера готовилось в большом бронзовом котле блюдо из мяса молодого ягнёнка или телёнка. Нежнейшее сырое мясо с жирком выкладывали на дне котла, слегка солили и покрывали слоем лука. Поверх лука выкладывали овощи. Кушание приправляли специями, целыми головками чеснока, стручками острого перца и горстью фиников сверху. Котёл плотно закрывали и не перемешивали до самой готовности. Под ним разжигали огонь из сухих стеблей тростника, после чего мясо медленно томилось целую ночь. Перед подачей повар добавлял по вкусу ещё немного соли, а его подручные тщательно перемешивали мясо с овощами. Рано утром работники-иждивенцы и рабы получали свои доли невероятно вкусного мясного рагу. Энкид же предпочитал добрую чашу изысканного соуса, что оставался на дне котла. Его он пил, завершая завтрак.

4

Энкид полюбил Иннашагу всем сердцем, и рабыня ответила ему взаимностью. Через шесть месяцев счастливый муж назвал её второй женой. Нинсикиль была вынуждена согласиться. Энкид обеспечил первую жену отдельным домом для проживания и всем необходимым для безбедного существования. Он обязывался предоставлять ей в достаточном количестве зерно, свежее мясо и рыбу, пиво, финики, орехи, мёд, масло лучшего качества, ткани и две пары сандалий в год от лучшего в столице башмачника. Кроме этого он должен был соблюдать и охранять её привилегии, а вторая жена, Геме-Инша, должна была прислуживать Нинсикиль: мыть ей ноги и носить её стул в храм.

По закону две жены не могли жить под одной крышей, поэтому первой жене Энкид оставил их общий трёхэтажный дом площадью в десять cap[14 - 1 сар – мера площади в 35 кв. м; 10 сар – 350 кв. м.], окружённый великолепным ухоженным садом. Дом находился рядом с каналом Инун в пятидесяти эш[15 - 1 эш – мера длины в 60 м.; 50 эш – 3 км.] от городских ворот. Это было дорогое имущество. Нинсикиль имела право на собственность в их огромном общем состоянии, но она не могла разделить её без развода со своим супругом. Развод же в царстве мог потребовать только мужчина, у женщин такого права не было. Впрочем, и Энкид не мог распоряжаться имуществом жены без её согласия.

Второй жене – Инше, как теперь стал называть Энкид свою прелестную супругу, объединив начало и конец её полного имени «Иннашага», он предоставил в пользование дом в столице. Дом находился в престижном районе рядом с северной пристанью. Была в городе и восточная пристань – меньшая по размеру. По специально построенному каналу вода из реки Буранун (Евфрат) втекала внутрь города через ворота шириной в пять ги[16 - 1 ги – мера длины в 3 м., «тростник»; 5 ги – 15 м.] в два затона, которые и образовывали искусственные гавани. У гаваней жили люди зажиточные: именитые купцы, торговцы, чиновники.

С плоской крыши дома Энкида открывался вид на северную гавань и широкую торговую площадь. На пристани стояли борт к борту, связанные просмолёнными толстыми тростниковыми канатами мореходные парусные суда, построенные на специальных верфях. Их использовали для заморской торговли. Самые большие из них могли перевозить более сорока гур-лугалей[17 - 1 гур-лугаль – 255 л. (300 сила); 40 гур-лугалей – более 10 тонн.] – десяти тонн товаров и грузов.

На соседнем причале стояли корабли на вёслах и шестах, водоизмещением на треть или вполовину меньше парусных. На противоположной стороне пристани швартовались речные баржи. Эти небольшие судна тянули вверх по течению верёвками или баграми бурлаки из числа рабов и наёмных работников. Курсируя между городами царства, они снабжали столицу ячменём, пшеницей, фасолью, эммером, солью, битумом, тростником, шерстью, тканями, одеждой, строительным кирпичом. Завершали картину порта многочисленные репи[18 - Репа – просмолённая лодка из тростника, покрытая шкурами.], напоминающие по форме корзины. Лодчонки хаотично-правильно сновали по гавани.

После того как Энкид назвал Геме-Иншу второй женой, он стал совсем редко бывать в доме Нинсикиль, а если и приезжал, то, скорее, по хозяйским делам. Большую часть времени он проводил в городском доме на пристани, где его ждала любимая Инша. Практически сразу после первой близости его прекрасная наложница, а теперь уже и жена, забеременела и наконец-то родила своему господину и мужу ребёнка – крепкого и здорового мальчика, которого он назвал Балих.

Энкид не случайно выбрал это имя для сына. Балихом звали долгожданного ребёнка одного из древних царей Шумера по имени Этана. По легенде, Этана не имел детей и искал «растение рождения», произраставшее высоко в небе. Он спас от злобного змея огромного орла, подружился с ним, помог орлу снова обрести способность летать и упросил его подняться вместе с ним в небо. Орёл согласился помочь и полетел с сидящим на его спине Этаной в пробный полёт. В какой-то момент Этана очень испугался и взмолился вернуться на землю. Однако желание обрести наследника оказалось сильнее страха, и Этана преодолел испуг, снова взмыл на орле в небо. Вот уже цветущие поля под ними стали напоминать маленький сад, а Нижнее море – корзину, наполненную водой, но Этана больше не боялся, полюбив страх и сделав его своим союзником. Боги услышали молитвы Этаны, и вскоре у него родился долгожданный сын, которого он назвал Балихом.

Когда у Энкида родился наследник, он поручил резчику печатей – бургулу[19 - Бургул – резчик печати.] – выбить на новой цилиндрической печати из серебра, служившей ему подтверждением личности и права собственности, этот сюжет с полётом Этаны на орле. Радости зрелого мужчины от появления сына и наследника не было конца. Столь же бесконечной была злоба и ненависть Нинсикиль к Геме-Инше. Мерзавка завладела сердцем Энкида и фактически отобрала у неё мужа. Иннашага всё ещё оставалась рабыней, пока не истечет её срок в три года, определённый судом, однако её сын Балих, рождённый от Энкида, считался свободным гражданином и законным наследником её мужа.

5

Иннашага была не только изумительно хороша собой, но и образована. На протяжении нескольких лет она была храмовой прислужницей и готовилась стать жрицей – ниндигир[20 - Ниндигир – категория женщин-священников.], но судьба распорядилась иначе. В рабство она попала за долги отца. Сеншими, как его звали, будучи довольно состоятельным человеком, опрометчиво вложил слишком большую сумму в рискованное предприятие: постройку торговой морской флотилии из нескольких парусных кораблей. Такие корабли обходились значительно дороже вёсельных. Парусники могли ходить, используя силу ветра, и в этом было их огромное преимущество. Они перевозили грузы из Шумера и Аккада в страны Маган (Оман, возможно – Египет), Губин (Оманский залив), Мелухха (Западная Индия) и Тельмун (Бахрейнские острова в Персидском заливе). Из Шумера и Аккада Сеншими планировал везти шерсть, зерно, финики, масло, качественные ткани и одежду, а из Магана, Губина, Мелуххи и Тельмуна завозить медь, олово, базальт, слоновую кость, драгоценный сердолик, чёрное и красное дерево, диорит и серебряные руды.

Отец Иннашаги хотел стать купцом – дамгаром[21 - Дамгар – купец.], таким же, как один из самых богатых граждан города Ура по имени Эйанацир – его корабли регулярно ходили в Тельмун, где находился самый большой рынок для обмена товаров. Эйанацир закупал медную руду – львиную долю меди он поставлял во дворец Эхурсаг в столице. Из сплава меди и олова в дворцовых плавильнях и мастерских изготавливали бронзовое оружие для воинов царской армии. Малую часть медной руды Эйанацир, с разрешения царя, использовал для своих нужд. Он владел мастерской-плавильней. Медная посуда Эйанацира пользовалась большим спросом. Несколько медных чаш малого размера обходились покупателям в один шекель. Эйанацир был очень богатым человеком. Только в виде налоговых податей (десятина) он платил в казну ежегодно более семидесяти талантов[22 - 1 талант – мера веса в 30 кг.] меди или более семи мин серебра. Про таких в Уре говорили: «у него в тридцать шекелей одеяние».

Сеншими завидовал Эйанациру. Он очень рассчитывал, что задуманное предприятие выгорит, он разбогатеет и сможет обеспечить своей умнице дочери достойное наследство и большое будущее в качестве высшей жрицы – лукур[23 - Лукур – высшее звание жриц храма.]. Но всемогущие боги не дали исполниться его намерениям. Они разметали штормовым южным ветром флотилию из пяти кораблей, гружённых медной рудой и сердоликом. Почти все корабли погибли у самых морских границ царства. В порт Ура вернулись лишь два судна. На одном из них спасся и сам Сеншими. Товар, с которым они пришли в гавань, не покрывал всех затрат. Сами корабли вместе с грузом забрали алчные ростовщики, чтобы вернуть с процентами вложенное серебро. У Сеншими начались трудные времена. Убытки поглотили все сбережения, к тому же он опрометчиво взял в долг три мины серебром, заложив дом. Сеншими не смог вовремя вернуть эту огромную сумму. В итоге Энкид с большой скидкой выкупил у ростовщиков долги Сеншими и стал его единственным кредитором.

Сеншими уступил Энкиду практически за бесценок – всего за две мины серебром – свой городской дом у пристани, построенный из кирпича и побелённый снаружи и внутри. Дом построили недавно, во внутреннем дворе не было родовых могил, а потому он мог быть предметом купли-продажи. Однако вырученных денег не хватило, чтобы погасить всю сумму долга, и Сеншими вынуждено, обливаясь слезами, продал Энкиду и свою красавицу дочь. Поклявшись выкупить её свободу, Сеншими нанялся простым моряком на один из кораблей, принадлежащих Эйанациру, и с тех пор дочь не получала от него никаких известий.

– Если он не погиб, то перебрался в одну из дальних стран, – хотелось верить Инше.

Энкид спросил как-то наложницу: «Скажи мне, что ты чувствуешь по отношению к своему отцу, ведь это по его вине ты оказалась в рабстве?»

Она, грустно улыбнувшись, ответила своему хозяину:

«Я по-прежнему люблю его и даже благодарна ему, ведь если бы сложилось иначе, я бы никогда не встретилась с тобой, о мой господин!»

Энкидр растрогался в умилении.

6

Нинсикиль, завидуя рабыне, выбрала подходящий момент, когда муж отсутствовал, надолго уехав по приказу царя в дальние земли, и отомстила ей. За непочтительность к госпоже судья – дику[24 - Дику – судья, выносящий решение.] – определил Геме-Инше промывание солью. Поздним утром за ней пришли царские стражники, один из них зачитал обвинение и решение судьи. Ничего не понимая и тревожась о сыне, оставшемся с кормилицей, Иннашага была вынуждена подчиниться. Сопровождал несчастную женщину к месту наказания старый слепой раб по имени Атаб, приставленный Энкидом помогать ей в доме.

Закон суров, но он – закон. Геме-Инша была публично подвергнута унизительному и мучительному наказанию. Зеваки, наблюдавшие за исполнением приговора, медленно расходились, обсуждая только что происшедшее на их глазах наказание возгордившейся рабыни. Палачи, буднично омыв руки и собрав нехитрые приспособления, удалились, не жалуя никого из присутствующих своим вниманием. Нинсикиль ушла раньше, чтобы не уронить достоинство перед простолюдинами и зеваками, а возможно, просто испугавшись приближающихся раскатов грома и внезапно потемневшего неба.

Слепой раб с густой белой бородой, заросшими бровями и спутавшимися прядями седых волос приблизился к Геме-Инше. Найдя её наощупь, он накинул на её сгорбленную спину и опустившиеся от рыданий плечи простенькое домотканое покрывало. Он беззвучно плакал вместе с ней пустыми глазницами, по-отечески обняв её. Атаб успокаивал и вытирал ей слезы сухой и заскорузлой ладонью. Всё кончилось. Кончилось, как ей казалось, всё и для неё – свободной и гордой когда-то Иннашаги, а теперь униженной и растоптанной рабыни Геме-Инше.

«Только бы выдержать ещё одно лето и ещё одну зиму, и тогда мне вернут свободу, – в отчаянии думала она. – Не может подлая и высокомерная Нинсикиль удерживать меня дольше в рабстве[25 - Три года – максимальный срок, больше которого гражданин не мог находиться в рабстве.]. Если она нарушит закон, то будет сама наказана за это».

На быстро почерневшем от тяжёлых свинцовых туч небе блеснула короткая и резкая молния, за ней приблизились и прогрохотали во всю силу величественные раскаты грома, и почти сразу начался стремительно набирающий силу обильный весенний ливень.

– О богиня Инанна[26 - Инанна – богиня любви и войны (Иштар по-аккадски).], помоги мне справиться с испытаниями, выпавшими на мою долю! Сохрани меня и моего бесценного сына от несправедливости и злого рока! – так заклинала Иннашага полушёпотом свою покровительницу, подставив заплаканное лицо с закрытыми глазами, красивые спутанные волосы и испачканные одежды под мощные струи тёплого благодатного дождя, случавшегося в этих краях не более десяти раз в году.

Ливень закончился так же стремительно, как и начался. Солнечные лучи пробивались сквозь редеющие тучи. Мокрая до нитки рабыня открыла заплаканные глаза и медленно побрела со старым рабом к дому на пристани. Они шли не разбирая дороги по кривым и тесным улочкам густонаселённой части города Ура. Посторонний, случайно увидевший эту пару, наверное, не сразу бы и разобрал, кто из них двоих был поводырём – она или слепой Атаб.

II. Царская застава

Хорошо одетому всюду рады.

    Шумерская пословица

1

До «Высоких ворот» столицы оставалось чуть больше одной лиги[27 - 1 Лига – 10 800 м.]. Большая часть пути из Ниппура пройдена. По расчётам Энкида, начав свой последний переход из города Ларсы, он с двумя стражниками, сопровождавшими его, легко мог преодолеть всю дорогу до заката солнца. Энкид родился в Ларсе, как и его отец, и дед, и прадед. Отца звали Абзу. Его с детства готовили к военной службе. Он проявил себя, доблестно сражаясь с грозным врагом шумеров и аккадцев – ордами злобных гутий. Абзу участвовал в пленении царя гутиев Тиригану. Беспощадный враг был навечно изгнан из земель Шумера и Аккада.

За беспримерное мужество и доблесть, проявленные во время войны, царь-освободитель Утухенгаль пожаловал Абзу надел земли и овцеферму вместе с рабами. Ферма с пастбищами располагалась в районе его родного города Ларсы. Правда, Абзу не мог передать землю по наследству. Владельцем надела оставался царь, а земли были в пожизненной аренде, за которую Абзу каждый год оплачивал десятину.

Абзу преуспел, выращивая овец. Ларса вообще славилась бараньим мясом и шерстью. Снабжая царские предприятия и дворец, отец Энкида получал в год больше трёх мин серебром чистого дохода. У него было крепкое хозяйство. Люди называли

его «мина»[28 - Мина – богатый человек.]. Свой успех Абзу объяснял благосклонностью его бога-покровителя Сумукана (бог овец и всех диких четвероногих), сына бога солнца Уту – покровителя города Ларсы. Каждый год Абзу жертвовал десятую часть своих овец главному храму Ларсы – Эбаббар (Белому дому).

Имя сыну Абзу выбирал сам – Энкид. Оно очень созвучное с именем героя эпоса о легендарном шумерском правителе города Урука царе Гильгамеше. Абзу считался большим поклонником и знатоком древних легенд. Соратника Гильгамеша звали Энкиду, его создала из глины богиня-мать Аруру. На одну треть бог, на треть животное и на треть человек – Энкиду был ловцом-охотником, разумеющим язык животных.

Абзу – сам известный охотник, и сына видел удачливым охотником и скотоводом, а главное – продолжателем дела его жизни. Воспитывал он Энкида в суровых условиях, как воина. Изнуряющие физические упражнения, выживание в пустыне, основы рукопашного боя, стрельба из лука и владение мечом – всему этому Энкид научился уже в подростковом возрасте. Ещё восемь лет он учился в эдуббе[29 - Эдубба – школа-академия.], чтобы стать образованным писцом. Все каникулы юноша проводил в Ларсе, закаляясь физически. Вместе с отцом они часто выезжали на охоту.

За несколько дней до смерти Абзу передал приехавшему по его зову Энкиду глиняную таблицу – на ней были записаны пять поколений его рода. После чего он перестал узнавать окружающих и быстро угас.

Энкид помнил день смерти отца, хотя прошло уже почти четыре года. Он стоял возле его ложа, когда тот уже не замечал присутствия сына. Разум покидал стекленеющие глаза Абзу. Энкид присел возле него на колени и попробовал прикоснуться ладонью к его лицу, чтобы погладить, но отец лишь нахмурился и с видимым усилием и хриплым стоном увёл голову. Абзу было страшно. Он готовился к своему последнему бою. Когда жизнь покинула тело, его лицо разгладилось, освободившись от боли и страха.

Абзу завещал Энкиду честно заработанный им за свою яркую жизнь капитал. Наследство составило очень приличную сумму – восемнадцать мин серебром. После смерти отца его земли вернулись в собственность царя. У Энкида оставалось преимущественное право выкупить хозяйство, продолжить и развивать дело отца, но он уже давно осел в столице и жить в Ларсе не собирался.

Наследство отца позволило Энкиду купить у храма большой участок земли вблизи Ларсы. На нём Энкид построил два одинаковых двухэтажных дома из глиняного кирпича, разбил плодоносный сад и устроил небольшую овцеферму. В одном из домов он поселил Наниш – последнюю жену его отца и свою мачеху. Другой дом он использовал для себя и своих гостей во время редких приездов в родной город. Энкид старался выбираться в Ларсу, чтобы навестить прах отца и поохотиться с друзьями в этих местах, вспоминая истории удачной охоты Абзу.