Намтар

Сначала Нинсикиль хотела приказать, чтобы молодой человек подождал её во внутреннем дворе дома, пока она оденется и соблаговолит спуститься к нему. Потом вдруг у неё мелькнула шальная мысль встретить молодого и весьма приятного мужчину в своей спальне. Ей вспомнились все переживания и мучения последнего года. Обида на мужа затмила разум и пробудила в ней чувство мести. Недолго поколебавшись, уверенным жестом она приказала рабыне привести машкима в её покои. Та без малейшего замешательства вышла с поклоном исполнять её указание.

Рабы имели определённые права в царстве Шумера и Аккада. Например, они могли занимать деньги, участвовать в торговом деле, иметь свою печать и даже выкупать свободу, но они не могли свидетельствовать против своего господина или госпожи. В суде их слова считались ничтожными и никогда не принимались как доказательство. В своём доме Нинсикиль обращалась с десятком рабов обоего пола, не церемонясь, как с бездушными вещами. Когда приходил самый знойный период лета, она запросто позволяла себе ходить по женской половине дома голышом, словно её окружали кувшины и стулья, а не прислуга.

В ожидании машкима Нинсикиль поправила набитые сухими душистыми травами подушки, сшитые из тканей разного цвета, приняла соблазнительную позу, слегка оголив длинные стройные ноги. Прикрыв глаза, Нинсикиль прислушивалась к себе. Предвкушение опасной встречи с чужим мужчиной – не мужем – постепенно затмило её разум. Она почувствовала нахлынувшее на неё волнение и возбуждение, перерастающее в томную негу во всём теле. Нинсикиль, сдерживая себя, выгнула спину и сладострастно застонала.

В царстве Шумера и Аккада свято охранялись брачно-семейные устои. По закону, мужу, заставшему жену во время измены, позволялось утопить любовников в реке, связав их вместе. Однако допускалось, что муж мог проявить великодушие и простить неверной жене и её возлюбленному факт измены. Тем самым он щадил грешников, но подвергал себя насмешкам окружающих и всеобщему уничижению. В случае отсутствия прямых доказательств, а лишь домыслов, жена могла оправдаться, поклявшись в верности супружескому долгу перед богами в храме. После такой клятвы она считалась невиновной.

Энкид уже давно не дарил своей страсти Нинсикиль. Неудовлетворённая супруга, конечно же, чувствовала охлаждение со стороны мужа, как и любая женщина интуитивно чувствует это. К тому же её муж уже три месяца находился за много лиг от дома и физически не мог застать её на месте прелюбодеяния.

Опасность и близкое к животному желание немедленного соития возбуждало Нинсикиль и позволяло ей вполне безнаказанно поддаться мимолётному увлечению, скорее даже – наваждению. Она возмечтала броситься в жаркие объятия молодого мужчины с курчавым чёрным волосом, красивым крупным носом и крепким торсом. Она распаляла воображение, представляя себя в его объятиях. Услышав шелест одежд рабыни, пришедшей известить её о прибытии гостя, Нинсикиль почувствовала, как непроизвольно участилось её дыхание и увлажнилась её саль[51 - Саль – женский половой орган.].

Отбросив последние сомнения, она позволила войти молодому человеку.

IV. Энкид

Кот – за то, что он кот; мангуст – за то, что он делает.

    Шумерская пословица

1

Проснулся Энкид рано. Горизонт окрасился во всю ширину оранжевым – заря, предвестница восхода могущественного бога Солнца Уту. Энкид обычно вставал в это время – привычка, выработанная годами. Оставаясь неподвижным, не открывая глаз, он прислушался к своему тренированному телу, выискивая возможные неполадки или сбои. Энкид любил это состояние перехода от сна к бодрствованию, когда мышцы ещё полностью расслаблены, а мозг уже проснулся. Ощутив себя абсолютно здоровым, он открыл глаза и с наслаждением потянулся. Отбросив покрывало и надев набедренную повязку, он, как был босиком, спустился во двор, освободив в отхожем месте кишечник и мочевой пузырь. Обитатели крепости досматривали сладкие утренние сны, не спал только наблюдатель на смотровой вышке и караульный повозки с поклажей. Энкид ополоснул руки и лицо и бодро поднялся на крышу.

Он встал лицом к восходу, выровнял спину, глубоко вдохнул утренний свежий воздух, задержал дыхание и выдохнул, освобождая лёгкие. Приветствие солнцу – утренний ритуал Энкид совершал ежедневно. Он давал ему силу, бодрость, уверенность и наполнял энергией на целый день.

Размяв до ощущения теплоты кисти рук и пальцы, он начинал легко массировать голову, лицо, уши, шею. Затем следовали упражнения для суставов кистей, локтей, плеч, шеи, торса, спины, ног и таза. Делал он по шесть повторений. Разминая ступни, перемещал тяжесть тела попеременно с ноги на ногу, словно пританцовывая. За ступнями – лодыжки, колени, бёдра. Заканчивал Энкид очистительным дыханием. Он дышал животом, вдыхая через нос и выдыхая грудью. На выдохе, хакнув, он делал энергичное приседание.

Закончил Энкид разминку тела с появлением первых лучей, окрасивших горизонт в огненно-оранжевый цвет. Любуясь величием растущего ослепительного светила, он с удовольствием медленно и пружинисто вытягивался навстречу ему, поднимая руки и открывая ладони. Когда глаза начали слезиться от восходящего на небо бога, он, прикрыв веки, опустил руки вдоль тела, словно пуская корни в землю. Расслабившись, он склонил голову к груди и начал произносить про себя молитву – обращение к богу Уту. Медленно поворачивая голову влево и вправо, вверх и вниз, Энкид приветствовал восход своего могущественного покровителя.

2

В царстве Шумера и Аккада поклонялись целому пантеону богов. Из пятидесяти богов – дингиров по-шумерски – верховными считались: Ан – бог неба, мужское начало; Ки – богиня земли, женское начало; Энлиль – бог воздуха, разделивший небо и землю; Энки – бог мудрости и моря; Нанна («Син» по-аккадски) – бог Луны, покровитель мудрости; Уту – бог Солнца, следивший за порядком во вселенной и нравственностью людей; Инанна – богиня любви и войны.

К верховным богам напрямую позволялось обращаться только правителям, некоторым жрецам и небольшому числу подданных – такое право даровал им лично богоподобный царь Шульги-Син.

Судьба распорядились так, что Энкид во времена своей юности учился вместе с будущим царём Шульги в одной эдуббе. Обучался царский отпрыск под вымышленным именем, о чём было известно только отцу школы – уммиа[52 - Уммия – директор эдуббы, «отец школы».]. Наравне с другими будущий царь достойно прошёл весь курс обучения и стал умелым писцом. Особенно юноше удавалось обучение иностранным языкам. Он был усидчив и старателен в заучивании сибилариев[53 - Сибиларий – словарь иностранных слов.] и имел какую-то свою систему запоминания. К моменту завершения обучения Шульги свободно владел шумерским, аккадским, эламским, аморейским и субарейским языками, проявляя чудесные возможности памяти. Использование красивых, редких и уместных слов на любом из языков и потрясающе точное знание исторических фактов делало будущего правителя непобедимым на многочисленных диспутах в эдуббе. Ученики обожали его, даже не подозревая о его царском происхождении.

Арифметика, а особенно астрономия, давались бущему правителю с трудом, в отличие от Энкида. Тот схватывал на лету и не раз терпеливо помогал старшему товарищу.

Энкид хоть и был моложе будущего царя, входил в его компанию из старших учеников эдуббы. Дружбу будущего царя он приобрёл после того, как однажды, доказывая свою зрелость, сумел просидеть в реке под водой один период[54 - 1 период времени – 2 часа.] времени. Он дышал через тростниковую трубочку, превозмогая желание вынырнуть, цеплялся за корни тростника затёкшими руками, не чувствуя одеревеневшего от холода тела. Энкид выдержал это испытание. Никто в эдуббе не мог повторить его рекорд.

Когда Шульги стал царём, он не забыл об Энкиде. После блестящего завершения обучения в эдуббе Энкиду не пришлось размышлять, чем заниматься. Молодой царь призвал его к себе на службу. Со временем Шульги даровал ему, кроме всего прочего, привилегию обращаться в своих молитвах к верховному богу – могущественному Уту – богу солнца, покровителю города Ларсы, откуда Энкид был родом.

Сам Шульги-Син считал своим покровителем верховного бога Луны – Нанну, вершителя судеб мёртвых и отца богини Инанны. Богоподобный царь Ур-Намму, отец Шульги, начал строить великолепный храм Нанне в новой столице Уре; богоподобный Шульги-Син завершил его дело. Всем другим под страхом смерти запрещалось обращаться напрямую к Нанне. Шульги завоевал и поработил целый народ – амореев[55 - Амореи – «западные люди», как их называли шумеры.] – запретив им молиться богу Луны, которого они называли Син. Имя этого бога он добавил к своему имени, став Шульги-Син; амореи же по его повелению должны были веровать отныне в сына бога Луны – Нумушду.

Простые люди в царстве могли выбирать для молитв покровителей из оставшихся богов и богинь. Только моряки имели определённую привилегию. Постоянный риск и опасность их деятельности позволяли обращаться за покровительством прямо к дингиру Энки – богу мудрости и моря.

Слово мужчины было решающим во всех важных семейных событиях и спорах, а потому он избирал бога или богиню-покровителя для себя и своей семьи. К нему или к ней обращались с мольбами и молитвами. Жители царства молили богов-покровителей о здоровье, достатке, успехе, престиже, уважении окружающих, богатом урожае, удачной охоте и обильной рыбной ловле.

В домах побогаче имелось место для подношений со статуэткой хранителя семьи из металла или дерева, гипса или слоновой кости. Считалось, что бог-покровитель донесёт одному из верховных богов чаяния и мольбы взывавшего к нему, и тот благословит его начинания. Верховным богам обычные люди могли поклоняться только по большим праздникам в городских зиккуратах.

Покровителем Абзу, отца Энкида, был дингир Сумукан – бог овец и всех диких четвероногих животных, сын верховного бога солнца Уту.

Тесть Акалла, приравненный к жрецам, имел право обращаться к верховному богу Энлилю[56 - Энлиль – бог воздуха, разделивший небо и землю.] – покровителю Ниппура. Его дочь и первая жена Энкида, Нинсикиль, могла молиться Энлилю только в храме Экур в Ниппуре. После замужества она обращалась за защитой к Нинхурсаг – богине деторождения.

Вторая жена, Инша, как посвящённая жрица пользовалась покровительством Инанны – богини любви и войны.

Земледельцы поклонялись дингиру Энтен – богу-покровителю фермеров.

«Воды, несущие жизнь во все земли, – за них отвечает Энтен. Фермер богов – он дает всё», – так было записано на их таблицах.

Нинурта – богиня землепашцев; Лахар – бог скота; Думузи – бог-пастух; Ашнан – праматерь, богиня зерна; Эа – покровитель гончаров, строителей и кузнецов; Утта – богиня ткачества и одежды. Производители кирпичей почитали дингира Кулла – бога кирпича и отца легендарного царя-героя Гильгамеша. Шумерские врачи обращались к Нинисинна, дочери верховного бога Ана. Её чаще называли богиня Баба – «великая врачевательница «черноголовых», создавшая людей, покровительница медицины и целительства.

Существовали боги-покровители, которым поклонялись целые народности, проживающие на территории царства. Не согласившись обращаться к сыну бога Луны Нумушду, кочевники-амореи тайно молились дингиру Марту – богу бедуинов. Он почитатался и как бог врачевания.

Самой популярной среди мужчин и женщин, независимо от их положения и сословия, считалась богиня Нинкаси – богиня пивоварения и хмельных напитков. За неё поднимались тосты и здравницы во время застолий.

Боги и богини находились меж собой в тесном родстве: они, как и люди, жили своими страстями, любили и ненавидели, интриговали и обманывали, мстили или выказывали благородство. Смертные копировали уклад жизни, порядки и иерархию бессмертных дингиров.

3

Завершив приветствие ослепительному Уту, Энкид, захватив сапоги и одежду, спустился во двор, ступая босыми ногами ловко, как мангуст. Он хорошо выспался и чувствовал себя полностью отдохнувшим. Во дворе гость увидел Аттайю, тот сосредоточенно правил кинжал на точильном камне из лазурита. Энкид выпил предложенную ему чашу воды из колодца и омыл с помощью Аттайи тело, ноги и руки. Он надел тунику, подпоясался широким кожаным ремнём, разгладил двумя руками волос, зашнуровал сапоги и прошёл в сад под кроны фруктовых деревьев. В добром расположении духа он сел за богато накрытый хозяином стол.

К столу подали блюдо из утки. Крупную тушку коптили всю ночь горячим дымом от веток фруктовых деревьев, оставшихся после весенней подрезки. Острым ножом Аттайа отрезал от тушки сочные и аппетитные кусочки. Он почтительно сложил аккуратную горку на плоскую медную чашу перед гостем. Свежие лепёшки из муки мелкого помола, испечённые хозяйкой в глиняной печи, врытой во дворе в землю, благоухали хлебным и сытным духом. Соус из сливы добавлял пикантный вкус яству. Из глубоких медных чаш пили козье молоко утренней дойки. В большом блюде посередине стола лежали сушёные финики, инжир, яблоки, сливы и абрикосы из сада хозяина. Энергичный с утра Аттайя как будто и не пил вчера, шутил и подкладывал Энкиду лакомые кусочки.

Когда они вместе с Аттайей уже заканчивали сытную утреннюю трапезу, на заставу прибыл царский гонец на короткой повозке, запряжённой взмыленным конём. Он покинул стены столицы ещё до рассвета и остановился на заставе, чтобы напоить коня. Гонец доставил Энкиду таблицу с царской печатью. Он обрадовался, встретив царского сановника так быстро, и с поклоном двумя руками передал ему конверт из глины с запечатанной внутри таблицей. Аттайа, как это было положено, немедленно поручил выдать царскому посыльному двойную порцию еды – первую порцию на время его пребывания в крепости, вторую – в дорогу.

Смотритель уважительно разглядывал золотой оттиск царской печати и тактично молчал, пока Энкид аккуратно разбил маленький глиняный колчан и бегло прочитал сообщение. Царь приказывал Энкиду спешно прибыть во дворец Эхурсаг[57 - Эхурсаг – дворец и резиденция царя Шульги-Син.]. Спешно – означало «как можно быстрее», но не означало «немедленно». Если бы случилось что-то неординарное, приказ звучал бы так: «Царь говорит следующее: Не ешь, не пей и даже не садись, пока ты не приедешь».

Энкид, оставаясь спокойным, попросил Аттайю подготовить таблицу расходов. Начальник гарнизона удалился, подобострастно кланяясь и пятясь от него. В ожидании Энкид прикрыл глаза. Его охватила лёгкая эйфория – сам богоподобный Шульги-Син призывает!

Хозяин станции вернулся с двумя влажными глиняными таблицами, подготовленными казначеем заставы. Не особо вникая в написанное и не торгуясь, Энкид прокатал свою серебряную печать внизу каждой таблицы. Аттайа поставил рядом плоскую казённую печать, вырезанную из камня. Одна таблица оставалась для отчётности у Аттайи, другая предназначалась для Энкида. По возвращению во дворец ему вернут эти затраты. Он оплатил смотрителю станции чуть больше, чем было написано в таблице, попросив поблагодарить ветерана-караульного, сторожившего его поклажу.

Проверив шнуровку на сапогах, Энкид надел тщательно почищенную накидку и направился в конюшню. Сопровождавшие его стражники слаженно запрягали онагров в повозку. Его благородный жеребец отдохнул от перехода предыдущего дня и был сыт, получив с вечера порцию ячменя и чистую воду. Он сдержанно приветствовал Энкида лёгким ржанием. Энкид проверил копыта, закрепил седло, одел узду и легко вскочил на Лулу, готовый к переходу в столицу. Выехав во двор, он приложил правую ладонь к сердцу, прощаясь с Аттайей и его домочадцами. Женщины склонились перед ним, касаясь руками колен, Аттайа с достоинством поклонился, приложив правую руку к сердцу. Энкид подал сигнал воинам. Пора!

Застоявшийся конь, сдерживаемый всадником, крупной рысью помчался по мощёной дороге, ведущей в столицу. Впереди, со стороны Эль-Обейда, в небе появилось облачко пыли от встречного каравана. Солнце к тому времени поднялось на ширину ладони. Несмотря на самое начало месяца нисан[58 - Нисан – название месяца – март-апрель.], день обещал быть жарким.

4

Направляясь в столицу, Энкид размышлял, для чего царь Шульги пожелал его спешно видеть. Последний раз встреча с царём случилась у Энкида перед инспекционной поездкой на строительство канала и дамбы восточнее Ниппура. Царю доложили об отставании от сроков и перерасходе казны на стройке. Он призвал Энкида, поручил разобраться с причинами и устранить отставание. Сановник получил от царя особые полномочия. Соответствующий приказ был нанесён на позолоченную по краям таблицу, скреплённую царской золотой печатью.

Царь напутствовавал Энкида быть внимательным, объективным, строгим, но справедливым. Акургаль – чиновник, отвечающий за безопасность в государстве, уже получил от царя указание обеспечить охрану Энкида. Казначей выдал ему один талант[59 - 1 Талант – мера веса в 30 кг.] – тридцать килограммов серебром в виде полуколец – сумму, равную расходам по строительству за месяц. Дополнительно почти такую же сумму царский инспектор получил в виде шести слитков золота, каждый весом в одну ма-на – пятьсот грамм – чтобы у него был запас на всякий случай. Золото дороже серебра в восемь раз, и его гораздо удобнее перевозить, всегда можно обменять у ростовщиков на серебро, свинец или медь – ими повсеместно пользовались для расчётов. Не реже одного раза в месяц специальные царские стражники привозили управляющему строительством канала необходимые для работы средства. Но в этот раз царь решил, что Энкид возьмёт достаточную сумму с собой и сам будет решать, как её использовать.

Строительство каналов, плотин и запруд, входивших в единую ирригационную систему, вело к процветанию всего царства. Каналы использовали как для орошения, так и для доставки грузов по воде. Рытье каналов и возведение дамб представляло собой сложную задачу с привлечением множества рабочих, мастеров и ремесленников. Строительство плотин и каналов требовало специальных знаний и умений для подготовки чертежей и точных рассчётов, составления планов и временных графиков. Стройка вблизи Ниппура потребовала задействовать более тридцати царских мастеров-гурушей, многие из них имели образование писцов.

Самые тяжёлые работы выполняли рабы – больше тысячи. Свободные граждане-ремесленники – их называли клиентами – объединялись в артели и брались за работы, требующие навыков и опыта. Таких в списках было больше сотни: кузнецы, плетельщики корзин, плотники, точильщики орудий труда, лекари, пекари, повара и могильщики. Охрана состояла из гарнизона солдат-лучников и стражников – из расчёта один воин на десять рабов. Само строительство контролировали строгие надзиратели – угулы. У всех была одна задача – завершить работы точно в срок.

В сопровождении двух стражников, выделенных ему на время инспекции, Энкид уже следущим утром отправился в путь. Он специально решил двигаться вдоль русла будущего канала, чтоб увидеть все работы собственными глазами. В Лагаш через Гирсу и Умму направятся воды своенравного в дни весенних половодий Идиглата, там же будет сооружена запруда. К обеду повозка миновала Лагаш, к вечеру Энкид прибыл в Гирсу. По дороге он замечал вешки, сделанные из пучков тростника, указывающие направление работ. Решив заночевать в Гирсу, он сразу отправился во временный лагерь, разбитый строителями вблизи города. Предъявив стражникам лагеря серебряную печать, удостоверяющую его личность, Энкид велел остановиться у дома управляющего. Ему навстречу вышел высокого роста и крепкого сложения молодой человек лет тридцати с великолепной осанкой.