Генералиссимус

    Адольф Гитлер».

Гитлер был хорошо осведомлен о том, что английская и французская миссии тянут переговоры и не имеют даже полномочий на подписание договора. Не случайно он подчеркивает, что его имперский министр может быть в Москве всего один-два дня и что он имеет полные полномочия составлять текст соглашения и подписывать сам пакт без долгих проволочек. Гитлер торопил события.

В тот же день, а именно 21 августа 1939 года, Сталин ответил Гитлеру:

«Канцлеру Германского государства господину А. Гитлеру.

Я благодарю Вас за письмо.

Я надеюсь, что германо-советский пакт о ненападении станет решающим поворотным пунктом в улучшении политических отношений между нашими странами.

Народам наших стран нужны мирные отношения друг с другом. Согласие германского правительства на заключение пакта о ненападении создает фундамент для ликвидации политической напряженности и для установления мира и сотрудничества между нашими странами.

Советское правительство уполномочило меня информировать Вас, что оно согласно на прибытие в Москву господина Риббентропа 23 августа.

    И. Сталин».

Так началась сложная личная политическая «игра» между двумя диктаторами. Обычно в таких акциях говорится и пишется одно, а в действительности скрывается совсем иное. Напомню лишь одну фразу из беседы Гитлера с Буркхардтом, которая состоялась за девять дней до написания письма Сталину:

– Я хочу жить с Англией в мире. Я готов гарантировать английские владения во всем мире… Все, что я предпринимаю, направлено против России.

У нас есть возможность узнать тайные замыслы Гитлера именно этих дней не в пересказе, а от него самого. На следующий день после получения письма от Сталина, 22 августа 1939 года, Гитлер вел разговор в Оберзальцберге с командующими всеми видами вооруженных сил Германии. Фюрер был полностью откровенен, так как говорил с теми, кому предстояло осуществлять его замыслы.

Записи этого разговора были обнаружены в материалах министерства иностранных дел рейха. Вот некоторые фрагменты из них:

«С осени 1939 года… я решил идти вместе со Сталиным… Сталин и я – единственные, которые смотрим только в будущее. Так, я в ближайшие недели на германо-советской границе подам руку Сталину и вместе с ним приступлю к новому разделу мира… Генерал-полковник Браухич обещал мне войну с Польшей закончить в течение нескольких недель. Если бы он мне доложил, что потребуется даже два или один год для этого, я бы не дал приказа о наступлении и договор бы заключил не с Россией, а с Англией. Мы не можем вести длительную войну. Несчастных червей – Даладье и Чемберлена я узнал в Мюнхене. Они слишком трусливы, чтобы атаковать нас. Они не могут осуществить блокаду. Наоборот, у нас есть наша автаркия и русское сырье. Польша будет опустошена и заселена немцами. Мой договор с Польшей был только выигрышем во времени. В общем, господа, с Россией случится то, что я сделал с Польшей. После смерти Сталина, он тяжело больной человек, мы разобьем Советскую Россию. Тогда взойдет солнце немецкого мирового господства.

…Мы в дальнейшем будем сеять беспокойство на Дальнем Востоке и в Аравии. Мы являемся господами и смотрим на эти народы в лучшем случае как на лакированных обезьян, которые хотят почувствовать кнут.

Обстоятельства для нас благоприятные как никогда. У меня только одна забота, что Чемберлен или какой-либо другой негодяй придет ко мне с предложениями о посредничестве. Он полетит с лестницы… Нет, уже поздно для этого. Наступление и уничтожение Польши начнется рано утром в воскресенье.

Я пущу несколько рот в польской форме на Верхнюю Силезию и протекторат. Поверит мир этому или нет – для меня безразлично. Мир верит только успеху…

Я был убежден, что Сталин никогда не примет предложений англичан. Россия не заинтересована в сохранении Польши, и Сталин знает, что его режиму придет конец независимо от того, выйдут ли его солдаты из войны победителями или побежденными. Смещение Литвинова сыграло решающую роль. Изменение отношений с Россией я осуществил постепенно. В связи с торговым договором мы вступили в политические переговоры. Предложили заключить пакт о ненападении. Затем последовало многогранное предложение со стороны России. Четыре дня назад я сделал важный шаг, который привел к тому, что вчера Россия ответила, что готова к заключению договора. Установлен личный контакт со Сталиным. Послезавтра Риббентроп заключит договор. Теперь Польша оказалась в том положении, в каком я стремился ее видеть».

А в действительности, в открытых отношениях говорилось и вершилось совсем другое.

23 августа 1939 года Риббентроп был уже в Москве, и прямо с дороги состоялась первая его трехчасовая беседа со Сталиным и Молотовым в присутствии германского посла фон Шуленбурга. А поздно вечером в тот же день была вторая беседа, закончившаяся подписанием печально известного договора о ненападении между Германией и Советским Союзом.

Во время бесед Риббентропа со Сталиным, кроме отношений между Германией и Советским Союзом, обсуждались также взаимоотношения обеих держав и с другими странами мира.

В беседах с Молотовым в начале 80-х годов я расспросил его, как проходило обсуждение и подписание договора. Эти рассказы, а также стенографическая запись беседы, сделанная немецким переводчиком, позволяют получить представление, о чем же говорилось в тот вечер и ночь в Кремле.

В числе прочих тем зашел разговор о Японии. Риббентроп сказал:

– Германо-японская дружба не направлена против Советского Союза. Более того, мы в состоянии, имея хорошие отношения с Японией, внести вклад в дело улаживания разногласий между Советским Союзом и Японией. Если господин Сталин желает этого, то я готов действовать в этом направлении и соответствующим образом использую свое влияние на японское правительство и буду держать в курсе событий советских представителей в Берлине.

Сталин, немного подумав, ответил:

– Советское правительство действительно желает улучшения своих отношений с Японией, но есть предел нашему терпению в отношении японских провокаций. Если Япония хочет войны, она может ее получить. Советский Союз не боится войны и готов к ней. Если Япония хочет мира – это намного лучше! Конечно, помощь Германии в деле улучшения советско-японских отношений была бы полезной. Но я бы не хотел, чтобы у японцев создалось впечатление, что инициатива этого исходит от Советского Союза.

– Разумеется, все будет сделано, как вы желаете, – сказал Риббентроп. – Я буду продолжать уже имевшие место беседы с японским послом в Берлине об улучшении советско-японских отношений. Никакой новой инициативы ни с вашей стороны, ни с нашей стороны в этом вопросе не будет.

На вопрос Сталина об отношениях Германии с Турцией Риббентроп сказал:

– Мы имеем сведения, что Англия потратила пять миллионов фунтов стерлингов на распространение антигерманской пропаганды в Турции.

Сталин на это заметил:

– По моей информации, суммы, затраченные Англией для подкупа турецких политических деятелей, много больше пяти миллионов фунтов. И вообще поведение английского правительства выглядит очень странным. Как вы знаете, недавно мы начали переговоры с британской миссией, и вот в течение этих переговоров британская миссия так и не высказала Советскому правительству, что же она в действительности может и чего хочет.

– Англия всегда пыталась и до сих пор пытается подорвать развитие хороших отношений между Германией и Советским Союзом, – сказал Риббентроп. – Англия слаба и хочет, чтобы другие поддерживали ее высокомерные претензии на мировое господство.

– Британская армия слаба, – согласился Сталин. – Британский флот больше не заслуживает своей прежней репутации. Английский воздушный флот увеличивается, но Англии не хватает пилотов. Если, несмотря на все это, Англия еще господствует в мире, то это происходит лишь благодаря глупости других стран, которые всегда давали себя обманывать. Смешно, например, что всего несколько сотен британцев правят Индией.

Риббентроп согласился с этим мнением Сталина и, слегка понизив голос, как бы подчеркивая конфиденциальность своего заявления, сказал Сталину:

– На днях Англия снова прощупывала почву с виноватым упоминанием 1914 года. Это был типично английский глупый маневр. Я предложил фюреру сообщить англичанам, что в случае германо-польского конфликта ответом на любой враждебный акт Великобритании будет бомбардировка Лондона.

Сталин сказал:

– Несмотря на свою слабость, Англия будет вести войну ловко и упрямо. А если еще учесть ее союз с Францией, то надо помнить, что Франция располагает армией, достойной внимания.

Риббентроп ответил:

– Французская армия численно меньше германской. В то время как наша армия в ежегодных наборах имеет по триста тысяч солдат, Франция может набирать ежегодно только сто пятьдесят тысяч рекрутов. К тому же наш Западный вал в пять раз сильнее, чем линия Мажино. Если Франция попытается воевать с Германией, она определенно будет побеждена…

Добавлю здесь, что Риббентроп сильно привирал, говоря о Западном вале, иначе – линии Зигфрида; в то время она существовала по большей части лишь на бумаге, так как только строилась.

Зашел разговор и об антикоминтерновском пакте, на что Риббентроп заявил:

– Антикоминтерновский пакт был в общем-то направлен не против Советского Союза, а против западной демократии. Да мы по тону вашей русской прессы видели, что Советское правительство осознает это полностью.

Сталин сказал:

– Антикоминтерновский пакт испугал главным образом лондонское Сити и мелких английский торговцев.

Риббентроп согласился со Сталиным и даже пошутил:

– Конечно же, вы, господин Сталин, напуганы антикоминтерновским пактом меньше лондонского Сити и английских торговцев. У нас среди берлинцев ходит широко известная шутка: «Сталин еще присоединится к антикоминтерновскому пакту». – Присутствующие улыбнулись этой шутке, а Риббентроп продолжал: – Германский народ, особенно простые люди, тепло приветствует установление понимания с Советским Союзом. Народ чувствует, что естественным образом существующие интересы Германии и Советского Союза нигде не сталкиваются и что развитию хороших отношений ранее препятствовали только иностранные интриги, особенно со стороны Англии.

– И я верю в это, – сказал Сталин, – немцы желают мира и поэтому приветствуют дружеские отношения между Германским государством и Советским Союзом…

Риббентроп не сдержался и прервал Сталина:

– Германский народ, безусловно, хочет мира, но, с другой стороны, возмущение Польшей так сильно, что все до единого готовы воевать. Германский народ не будет более терпеть польских провокаций.

Сталин неожиданно предложил тост за фюрера: