Время первых. Лекции по истории античной литературы

Лёг, распростёршися; кровь захлестала и залила землю.
Мёртвого за ногу взявши, в реку Ахиллес его бросил,
И, над ним издеваясь, пернатые речи вещал он…
<…>
«…Так погибайте, трояне, пока не разрушим мы Трои,
Вы – убегая из битвы, а я – убивая бегущих!»[18 - Гомер. Илиада. С. 298–299.]

    (Песнь XXI)
Вот насколько он бессердечен. Даже река – бурный, быстротечный Ксанф – возмутилась его свирепству. Ахилл не знает пощады. А как он обращается с Гектором? Когда Гектор терпит поражение, Ахилла просят даже не жизнь сохранить – отдать тело поверженного близким. А Ахилл отвечает:

Тщетно ты, пёс, обнимаешь мне ноги и молишь родными!
Сам я, коль слушал бы гнева, тебя растерзал бы на части,
Тело сырое твоё пожирал бы я, – то ты мне сделал!
Нет, человеческий сын от твоей головы не отгонит
Псов пожирающих! Если и в десять, и в двадцать крат мне
Пышных даров привезут и столько ж ещё обещают;
Если тебя самого прикажет на золото взвесить
Царь Илиона Приам, и тогда – на одре погребальном
Матерь Гекуба тебя, своего не оплачет рожденья;
Птицы твой труп и псы мирмидонские весь растерзают![19 - Там же. С. 317.]

    (Песнь ХХII)
Очень жестоко всё. Но это не жестокость Ахилла, это жестокость самой войны. Здесь все жестоки. И Гектор… Убив Патрокла, он тоже, между прочим, мечтает расправиться с его телом и так радуется своему превосходству. А потом и это не останется неотомщённым: его сразит Ахилл. Но прежде Гектор скажет Ахиллу: «Тебя убьет Парис». Одно убийство здесь порождает другое – таков закон войны. И это – закон богов.

Греки верили в Немезиду – богиню возмездия. Зло обязательно должно быть наказано. Собственно, это ещё один смысл начальных слов «Илиады»:

Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:
Многие души могучие славных героев низринул
В мрачный Аид и самих распростёр их в корысть плотоядным
Птицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля)…

    (Песнь I)
И вроде бы это справедливая воля, но сколько людей погибло! Добро здесь не торжествует, здесь карается зло. Однако в «Илиаде» есть и прорыв сквозь это: последняя XXIV песнь. Это уже не божественная воля, а человеческое великодушие. Приам приходит к Ахиллу, с мольбой падает пред ним на колени:

«Вспомни отца своего, Ахиллес, бессмертным подобный,
Старца, такого ж, как я, на пороге старости скорбной!
Может быть, в самый сей миг и его, окруживши, соседи
Ратью теснят, и некому старца от горя избавить.
Но, по крайней он мере, что жив ты, и зная и слыша,
Сердце тобой веселит и вседневно льстится надеждой
Милого сына узреть, возвратившегось в дом из-под Трои.
Я же, несчастнейший смертный, сынов возрастил браноносных
В Трое святой, и из них ни единого мне не осталось!
Я пятьдесят их имел при нашествии рати ахейской:
Их девятнадцать братьев от матери было единой;
Прочих родили другие любезные жёны в чертогах;
Многим Арей истребитель сломил им несчастным колена.
Сын оставался один, защищал он и град наш и граждан;
Ты умертвил и его, за отчизну сражавшегось храбро,
Гектора! Я для него прихожу к кораблям мирмидонским;
Выкупить тело его приношу драгоценный я выкуп.
Храбрый! почти ты богов! над моим злополучием сжалься,
Вспомнив Пелея отца: несравненно я жалче Пелея!
Я испытую, чего на земле не испытывал смертный:
Мужа, убийцы детей моих, руки к устам прижимаю!»
Так говоря, возбудил об отце в нём плачевные думы;
За руку старца он взяв, от себя отклонил его тихо.
Оба они вспоминая: Приам – знаменитого сына,
Горестно плакал, у ног Ахиллесовых в прахе простёртый;
Царь Ахиллес, то отца вспоминая, то друга Патрокла,
Плакал, и горестно стон их кругом раздавался по дому.
Но когда насладился Пелид благородный слезами
И желание плакать от сердца его отступило, —
Быстро восстал он и за руку старца простёртого поднял,
Тронут глубоко и белой главой, и брадой его белой;
Начал к нему говорить, устремляя крылатые речи:
«Ах, злополучный! много ты горестей сердцем изведал!
Как ты решился, один, при судах мирмидонских явиться
Мужу пред очи, который сынов у тебя знаменитых
Многих повергнул? В груди твоей, старец, железное сердце!
Но успокойся, воссядь, Дарданион; и как мы ни грустны,
Скроем в сердца и заставим безмолвствовать горести наши.
Сердца крушительный плач ни к чему человеку не служит:
Боги судили всесильные нам, человекам несчастным,
Жить на земле в огорчениях: боги одни беспечальны…»[20 - Там же. С. 352–353.]

    (Песнь XXIV)
В финале они примиряются:

Долго Приам Дарданид удивлялся царю Ахиллесу,
Виду его и величеству: бога, казалось, он видит.
Царь Ахиллес удивлялся равно Дарданиду Приаму,
Смотря на образ почтенный и слушая старцевы речи.
Оба они наслаждались. Один на другого взирая;
Но наконец возгласил к Ахиллесу божественный старец…[21 - Там же. С. 355.]

    (Песнь XXIV)
Ахиллес обещает Приаму, что даст ему возможность похоронить сына со всеми почестями. Не только он сам не станет наступать, но и ни один грек в это время не приблизится к Трое. Похоронами Гектора, плачем над его телом завершается «Илиада». И это – человеческая победа. Не Зевсова воля, которая влечёт за собой бесконечную череду бед и смертей, а торжество человечности, человеческого милосердия…

Теперь коротко о том, как это изображено, о форме поэмы Гомера.

Сразу оговорюсь, что в форме произведения, как правило, выступают более очевидно глубинные стороны его содержания, поэтому, на самом деле, мы будем двигаться вглубь содержания.

Начнём с первого вопроса – жанра произведения. «Илиада» – это эпос. Понятие эпоса имеет два значения – родовое и видовое. Эпическое произведение – это повествовательное произведение, такое как роман, повесть, рассказ… Есть эпос как род литературы (кроме эпоса, существуют также лирика и драма – это родовые понятия). Но, кроме того, эпос – это и определённая жанровая форма. И если говорить о больших формах, то она противостоит роману. Роман – явление более позднее, эпос – более раннее. В основе эпоса лежит событие (для сравнения: в основе лирики лежит переживание, в основе драмы – действие). Но что такое событие в эпосе? Прежде всего, конечно, какой-то важный факт. Существуют события дня или события года – это уже нечто более значительное. Но бывают и события жизни, которые определяют её целиком, делят на «до» и «после»…

В основе эпоса лежат события народной жизни, в основе романа – события личной жизни героев. Если с этой точки зрения подойти к «Илиаде», можно сказать, что в основе поэмы лежит гнев Ахилла. Но не как момент его биографии, а как веха в истории Троянской войны. Это определяет всю «Илиаду». Ещё раз напомню начальные строчки поэмы (больше к ним возвращаться не будем, они уже исчерпали все возможности):

Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал: