Двенадцать месяцев. От февраля до февраля. Том 2

Она даже всхлипнула, как мне показалось, но затем задрала нос вверх и проговорила медленно, почти по складам:

– Я испанка по крови и по душе, но я гражданка Союза Советских Социалистических Республик и ею желаю остаться, – затем опять улыбнулась, на этот раз немного смущённо, и закончила: – А пока читаю лекции, провожу беседы, стараюсь обходить острые углы и гуляю по Барселоне, не могу нагуляться.

После этих слов она поправила свою причёску и начала рассказ об Испании. Она не рассказывала – она буквально воспевала родину своих предков. Остроумно, с цифрами и датами, пока автобус выбирался из порта и ехал по городу, Анжела в сжатом виде представила перед нами многовековую историю своего народа, с победами и поражениями, успехами и потерями. Перед нами как живые вставали великие испанцы прошлого, и первым среди них был Колумб. Собственно, с него и начался рассказ, вернее, не с него самого, а с памятника этому человеку – той самой колонны с фигурой на самом верху.

– Знаете, почему памятник великому мореплавателю поставили на этом месте? – спросила Анжела.

– Наверное, он именно сюда вернулся из своего первого плавания в Вест-Индию, – раздался чей-то женский голос.

– Если такой вопрос задать испанцам, здесь проживающим, могу поклясться, вряд ли найдётся десяток человек, правильно на него ответивших, – задумчиво сказала Анжела, а затем опять мотнула головой и как точку поставила: – Так что слава нашему образованию!

Она рассказывала, а автобус тем временем застрял на перекрёстке. Мы не успели проскочить на зелёный и первыми замерли у светофора. Водитель откинулся на спинку кресла, убрал руки с руля и даже прикрыл глаза – в общем, расслабился по полной. Я всё это хорошо разглядел в зеркало заднего вида. «Нам дальше ехать надо, а он что, спать собрался?» – подумал я и даже Диму толкнул, чтобы тот тоже подивился. Дима посмотрел, но никак не отреагировал, он слушал, о чём нам рассказывала Анжела. Я её тоже внимательно слушал, но пропустить такое, при таком интенсивном движении – этого я не мог себе позволить. Машин в Барселоне значительно больше, нежели в Москве. Они катились перед нами сплошным потоком, практически без просветов. Я думал, что всё, вот сейчас светофор мигнёт – и мы поедем. Но время как остановилось, и мы вместе с ним стояли и стояли. Чуть ли не пять минут прошло, прежде чем водитель принял нормальную позу, а вскоре перед нами загорелся зелёный огонёк, и мы действительно поехали.

Я снова попытался обратить Димино внимание на такое чудо. Пять минут простоять на перекрёстке, не двигаясь с места, – мне это было удивительно, а он только отмахнулся.

Наконец автобус остановился, и Анжела попросила нас на минутку его покинуть. Мы оказались перед огромной триумфальной аркой. Я таких больших ещё не встречал. Грандиозное и необычайно привлекательное сооружение, которое, в отличие от других триумфальных арок, ознаменовало собой не победу в войне, а являлось входом на всемирную выставку, которая состоялась в этом городе в конце XIX века. На арку мы прекрасно могли посмотреть и из окна автобуса, но Анжела попросила нас выйти, и было зачем. Прямо под гербом страны на горизонтальной поперечине кто-то вызывающе ярко намалевал знакомое всем нам с раннего детства изображение – серп и молот. Оно смотрелось явно чужеродным элементом, а потому привлекало к себе взгляды всех проезжающих мимо.

– Откуда это здесь взялось? – послышался чей-то вопрос, и Анжела моментально на него ответила:

– Ответственность на себя взяла группа молодых коммунистов, местных хулиганов, как их здесь называют. Появилось изображение седьмого ноября, сами понимаете в честь чего. Власти до сих пор не знают, как им это удалось и как его оттуда удалить. Три недели над Барселоной сияет серп и молот, и никто не может его убрать. Единственная возможность – построить леса и запустить туда реставраторов, но для этого придётся остановить здесь движение. Мне кажется, что здесь побывали все барселонцы, да и многие приезжие тоже. А всё это подтверждает давно известную истину: народный дух, волю народа, его стремление к свободе истребить никакими репрессиями невозможно.

Началось безумолчное движение по переплетению барселонских улиц. Маршрут Анжела построила таким образом, чтобы, во-первых, дважды мимо одних и тех же мест не проезжать, а во-вторых, чтобы подъезжать к объектам, на которые следовало обратить своё внимание, с самой выгодной с точки зрения обзора стороны. До обеда мы сделали только две большие остановки, и первую в парке Гуэль, где, гуляя по тенистым аллейкам, могли слушать об Антонио Гауди – великом испанском архитекторе с совершенно неповторимым стилем. Я не мог отнести себя к знатокам архитектурных стилей и течений, но знал, как мне казалось, всех великих архитекторов современности: Корбюзье и Немейера, Миса ван дер Роэ и Ллойда Райта. Да и отечественных поклонников конструктивизма я знал неплохо, а творениями Константина Мельникова просто восхищался. Чего стоит одно только его творение из серии «клубы» – клуб имени Русакова, или планировка парка культуры и отдыха имени Горького в Москве, или его гаражи, и особенно гараж Госплана СССР и гараж на Новорязанской улице. А такое чудо его работы, как саркофаг в мавзолее Ленина! И, вне всякого сомнения, его собственный дом-мастерская.

А тут, в Барселоне, на меня буквально обрушился какой-то совершенно непостижимый мир – мир кривых поверхностей. Я был поражён, да не я один в нашей группе, а многие из нас, людей, в общем весьма знающих и понимающих настоящее искусство и способных отличить действительно оригинальные творения от безвкусицы, были поражены. Мы никогда не слышали об этом архитекторе. Он был испанец и творил в Испании XX века, которая ассоциировалась у нас в стране с именем Франко, и этим всё сказано.

Парк Гуэль, та сказочная страна, куда мы попали, заворожил всех без исключения. Я не буду здесь описывать всё, что мы смогли тогда увидеть в парке, этому посвящено бесчисленное количество статей и монографий, скажу лишь о своём впечатлении. Я был уничтожен. Весь мой до того строгий мир, состоявший из плоских поверхностей и прямых или косых углов, рухнул и рассыпался на мелкие осколки. В парке Гуэль я почувствовал такую близость создателя этого великолепия к природе, что даже дыхание перехватило и я не мог вымолвить ни слова. Как потом смеялся Виктор:

– Ты ходил и, как рыба, вытащенная из воды, только и делал, что открывал и закрывал рот.

В завершение по совету Анжелы мы все, и я в том числе, присели на скамью-змею. Привыкший к жёстким лавкам и скамейкам, я ожидал, что моя спина прикоснётся к грубой и недвижимой поверхности камня, а оказался словно в удобном, продавленном не одним поколением домочадцев бабушкином кресле – даже вставать не хотелось.

– Но ведь это же камень, – послышался чей-то возглас, – почему же там так удобно сидеть?

Ответ нас не удивил:

– Это творение Гауди, а всё, за что он брался, и удобно, и рационально.

Именно в парке Гуэль Анжела произнесла одну фразу, которая запомнилась мне на всю жизнь:

– Я часто задумываюсь над ролью случайностей и совпадений в моей жизни. Ведь именно из случайностей и совпадений состоит жизнь любого человека, от правильного выбора пути на каждой из развилок, где в течение жизни мы оказываемся неимоверное число раз, зависит всё дальнейшее наше существование. Угадал, выбрал правильную дорогу, повезло – дальше всё будет хорошо, с одной небольшой поправкой: до следующей случайности.

Она помолчала немного и закончила совсем неожиданно:

– То, что именно вы оказались сегодня здесь, с моей точки зрения, случайность, а с вашей – во многом закономерность, но то, что нашего водителя зовут Антонио и он тёзка великого Гауди, случайностью назвать нельзя – это закономерное совпадение. – И она засмеялась.

Я осмелился высказать то, что весь её монолог висело на кончике моего языка:

– При этом надо не забывать, что в философии категория «случайность» расшифровывается как «неосознанная закономерность».

Анжела привычно мотнула головой и задумалась.

Всё остальное предобеденное время мы любовались творениями Гауди. Перечислять их не буду, они сейчас у всех на слуху, но на соборе Святого Семейства хочу немного остановиться. В то время, о котором идёт речь, окончательно был готов лишь один фасад собора, задуманный Гауди, – фасад Рождества; фасад Страстей был близок к завершению, оставалось лишь закончить возведение башен и установить фигуры, а к третьему – фасаду Славы – ещё даже не приступали. О внутреннем убранстве я не говорю совсем, нас туда даже близко не подпустили. Строительная площадка – что там делать посторонним, тем более туристам, ведь они везде привыкли свой нос совать. Так рассуждали, наверное, организаторы и, вне всякого сомнения, были правы.

Даже в таком незаконченном виде собор поражал и заставлял преклонить перед собой колени. Мне и тогда, и до сих пор кажется, что, когда строительство собора Святого Семейства будет завершено, а его внутреннее пространство наполнят соответствующим содержанием и в нём начнутся богослужения, он превратится в один из основных католических храмов планеты. Впору будет его в Ватикан переместить.

Обедать мы отправились на «Армению». За соседним с нами столом сидели Анжела и Антонио. Об Анжеле не говорю, а вот понравилась ли русская кухня испанцу – не понял, вроде ел с удовольствием и доел борщ до конца, а там кто, конечно, знает.

А затем мы опять колесили по прекрасному городу. Поднялись на Тибидабо. С удивлением узнали, что такое загадочное название и этой горы, и всего горного массива является всего-навсего одним из известных словосочетаний в латинской версии Евангелия от Матфея и означает «тебе даю». Легенда гласит, что во время мытарств души Иисуса именно на этой горе дьявол пытался искусить Христа, обещая в его полное владение лежащий внизу город. «Тебе даю», – говорил он, показывая вниз. Вот именно там, на Тибидабо, всего за десять лет до нашего приезда было завершено строительство величественного готического собора Святого Сердца с установленной наверху очередной статуей Христа с распростёртыми руками.

Видно было оттуда, с верхотуры, великолепно. Мы с помощью Анжелы рассмотрели весь город и даже на нашу «Армению» полюбовались. Жаль, что в тот день, когда мы были на Тибидабо, не работал лифт, который мог доставить нас прямо к ногам Иисуса.

Дальше наш путь лежал с одной знаковой для Барселоны горы, Тибидабо, на другую – Монжуик. Анжела начала нас подгонять, ведь сейчас ноябрь, темнеет рано, а ещё столько надо увидеть. Завтра у нас длительная экскурсия. Коррида уже не проводится, но тренировки подрастающего поколения бычков не прекращаются. Вот для нас и организовали поездку на одну из ферм, где выращивают этих самых бычков. Там нам решили продемонстрировать занимательное действо под интригующим названием «бой молодых бычков», другими словами – корриду в миниатюре, только что без её апофеоза – убийства быка. Поездка рассчитана на весь световой день, а послезавтра – экскурсия к горе Монсеррат, это опять в сторону от Барселоны. Так что выбор у нас небогатый: или сегодня, или, скорее всего, никогда.

– Мы молодцы, успели всё, и пусть по большей части это получилось почти бегом, но главное – программу выполнить, а уж о её результатах можно и в путеводителях почитать, – смеялись мы.

В основной туристический объект на Монжуике, одноименную крепость, успели забежать – ставим плюсик, по испанской деревне промчались – ещё один, мимо музея Миро, всемирно известного абстракциониста, прошагали – ещё один. Примерно так прошло у нас посещение Монжуика.

На этом запланированная экскурсия закончилась, автобусу оставалось лишь доставить нас в порт – и всё, до утра мы свободны. Мы уж собирались попрощаться с Анжелой, но тут она сделала нам сказочное предложение:

– Друзья, а давайте мы с теми, кто не устал и у кого ещё некоторый запас любопытства в смеси с любознательностью остался, пройдёмся пешочком отсюда вниз, посмотрим на знаменитый Магический фонтан, погуляем по Готическому кварталу, забежим на несколько минут в Кафедральный собор – поверьте, это стоит сделать. Может быть, успеем в музей Пикассо заглянуть, а затем по бульвару Рамбла дойдём и до порта. Там мы с вами и расстанемся до утра.

Это предложение было встречено на «ура», но, к моему удивлению, далеко не всеми. Лишь двенадцать человек, в том числе Надежда, с ним согласились, остальные решили возвращаться на судно.

Дорога вела вниз, и наша чёртова дюжина быстрым шагом двигалась к Магическому фонтану. Наверное, чтобы оценить фонтан, следовало посидеть там, дождаться полной темноты и насладиться звуками журчащей воды, подкрепляемыми услаждающими слух музыкальными произведениями. Но у нас ни на что не хватало времени, поэтому Магический фонтан, так и не очаровавший нас своей магией, остался позади, ведь мы приближались к Готическому кварталу.

Здесь мы сразу же столкнулись с тем, что встречали уже и на Мальте, и в Алжире, – переплетёнными друг с другом узкими улочками. В некоторых местах узкими настолько, что двум всадникам разминуться там было невозможно. Довольно высокие дома, вплоть до шести этажей; идёшь – и складывается впечатление, что ты в глухом горном ущелье, не хватает лишь шума реки, а вот холодного, не прогревшегося за жаркий день воздуха хоть отбавляй. Сразу же захотелось выйти куда-нибудь на простор, где погреться можно.

Но Анжела шла уверенно, не сбавляя скорость, так что две пожилые женщины даже взмолились:

– Девушка, пощадите!

Услышав это, Анжела всплеснула руками, сразу же остановилась и даже запричитала:

– Простите меня, увлеклась и обо всём на свете забыла.

Дальше мы уже шли неспешно, так что все спокойно успевали. Но вот, кажется, мы и дошли. Анжела указала рукой вперёд. Между домов виднелся широкий бетонный фриз, на котором были выцарапаны смешные человечки и животные; казалось, это маленькие детишки оставили свои каракули, но то была рука гениального мастера. «Музей Пикассо», – прочитали мы на небольшой чёрной табличке. Слово «Пикассо» было изображено в виде его знаменитой подписи, которая, как мне думается, должна быть известна всему цивилизованному миру.

Анжела подошла к кассе и достала из кошелька деньги.

– Это мой маленький подарок землякам, – сказала она, и мы вошли…

Музей оказался довольно большим. На его скрупулёзный осмотр понадобился бы, наверное, целый день, но у нас времени оставалось совсем мало, поэтому мы шли, обгоняя многочисленных посетителей. Народа, на удивление, было действительно много, при этом в основном молодёжь. «Значит, не только у нас народ к музеям приучен», – подумал я.

На осмотр нам дали всего час, потом музей закрывался. Я не стал бегать по всем залам, а решил получше рассмотреть работы Пикассо ранних периодов – голубого и розового. Всемирно известных произведений там, разумеется, не оказалось, но было много мелких, весьма любопытных работ. «Только ради посещения этого музея стоит приезжать в Барселону», – подумал я, когда уже мы направлялись в Кафедральный собор.

Главный собор города тоже был сооружён в готическом стиле, правда, в отличие от того храма, куда мы заходили на Тибидабо, собор Святого Креста и Святой Евлалии – таково его полное название – был построен в первой четверти XV столетия и с тех пор стоит без особых вмешательств человека. Увидели мы и тринадцать белоснежных гусей, символизирующих невинность тринадцатилетней девочки по имени Евлалия, принявшей мученическую смерть от рук язычников.

Совсем стемнело, когда мы вышли на Рамблу. Вот там было и светло, и многолюдно, и шумно. Казалось, туда съехались люди со всех концов земли, настолько разноголосая речь слышалась со всех сторон. Мы оказались почти в самом начале бульвара, близ фонтана Каналетес. Внешне фонтан похож на наш родной самовар с четырьмя кранами, направленными во все стороны света. По настоятельному совету Анжелы мы выпили там по глотку воды, поскольку, согласно легенде, все, кто выпьет воды из фонтана, обязательно вернутся в Барселону. Посмеиваясь над самими собой, мы решили не нарушать традицию.