Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты

Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты
Владислав Чернилевский

Молодой программист идет работать в научную Лабораторию. Там ему говорят, что за запертой дверью подвала – бесконечная лестница, которая ведет в саму Бездну. А еще говорят, что если уснуть в Лаборатории, то древние Тени придут из темноты за спящим. Поэтому открывать двери – табу. Спать – табу. Даже рассказывать про лестницу – табу. История похожа на байку для новичков, поэтому программист игнорирует предостережение и в один из вечеров засыпает в лаборатории. Вот только проснется он в совершенно другом месте – белой комнате, где встретит прекрасную юную девушку. Кто она: жертва или чудовище? «Хранитель Лабиринта и пленница белой комнаты» – мрачное городское фэнтези, где Тени бродят в лабиринте снов. Хочешь увидеть другие миры?

Владислав Чернилевский

Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты

ПРЕДИСЛОВИЕ. ТЕНЬ ИЗ-ПОД КРОВАТИ

Тени всегда преследовали меня. Я учился произносить первые слова, а они уже прятались за спиной; они дышали в затылок, когда я смотрел телевизор, и садились на грудь, когда я засыпал. Краем глаза я ловил силуэты в углах и темных коридорах. В их размытых образах скрывалось что-то зловещее. Тени хотели забрать меня в свое Царство Теней. Я сбегал от них к родителям, но иногда черные силуэты успевали схватить меня за ноги, и я падал на пол. Я начинал плакать от боли и беспомощности. Тогда мама выбегала на крик, брала меня на руки и успокаивала.

– В темноте никого нет. Это твое воображение, – говорила она.

Днем мама забирала меня с собой на кухню, а ночью оставляла включенный в коридоре свет. В такие моменты Тени уходили, но лишь для того, чтобы вернуться позже. А они возвращались всегда. Всегда. Что бы родители ни делали, что бы они ни говорили, гости из другого мира продолжали навещать наш дом.

Я стал бояться полуденного солнца и сумеречной темноты: именно в это время Тени начинали кружить на стенах и потолке в первобытном танце. Их ритуальные движения казались беспорядочными и бессмысленными, но чем дольше продолжалась пляска, тем отчетливее их шаги и жесты напоминали тайные символы забытого языка. Гости звали меня с собой в глубину лесов и темноту подвалов, и лишь появление мамы останавливало мой побег.

На шестилетие отец подарил мне телескоп и разрешил пользоваться своим фотоаппаратом. Он хотел отвлечь меня от мистики астрономией и фотографией. Вначале это помогло, но со временем фотоаппарат в моих руках все чаще пытался поймать на пленку не людей или природу, а Тени. С помощью телескопа я высматривал не только звезды, но и НЛО.

Из своей комнаты я слышал, как родители ругались из-за моего поведения. Папа считал его опасным для психики, мама возражала: «Это возрастное и скоро пройдет». Отец согласился подождать. Он ждал ровно до того момента, пока я не пошел в школу. Первого сентября он собрал в коробку телескоп, фотоаппарат, мою коллекцию самодельных амулетов и отнес все в подвал.

С тех пор я и Тени больше не встречались друг с другом, если не считать того жуткого случая в университете, когда они вернулись за мной. Чтобы наша встреча больше никогда не повторилась, я сделал себе защитный амулет из найденной в тот день занятной вещицы. Я повесил талисман на шею и предпочел забыть об инциденте.

После университета я узнал, что жизнь – это тоскливая беспросветная серость. Я удаленно работал программистом из квартиры-студии, где жил один. У меня не было даже кота. Университетские друзья разъехались, и лишь изредка я находил возможность поговорить с ними. Я видел только монитор, перед которым проводил по десять-двенадцать часов в день. В какой-то момент я почувствовал, что больше не выдержу одиночества, и решил сменить фриланс на офис. На мою удачу, знакомые друга искали себе как раз такого специалиста, как я. После череды долгих собеседований и проверок меня взяли на работу в секретную Лабораторию.

ЧАСТЬ 1. ПРИ ДВЕРЯХ

И Ангелу Филадельфийской церкви напиши: так говорит Святый, Истинный, имеющий ключ Давидов, Который отворяет – и никто не затворит, затворяет – и никто не отворит: знаю твои дела; вот, Я отворил перед тобою дверь, и никто не может затворить ее.

(Откровение Иоанна Богослова 3:7-8)

ГЛАВА 1. ЧЕТЫРЕ ЭТАЖА ЗАПРЕТОВ

– Предъявите паспорт! – потребовал охранник на проходной Лаборатории. Начинался мой первый рабочий день, и я еще не успел получить пропуск. У меня забрали смартфон с обещанием вернуть на выходе, осмотрели с металлоискателем – и только после этого пропустили внутрь. После работы дома такая процедура показалась мне неприятной, но аргументов против я не нашел.

Коридоры Лаборатории были обычными для государственного учреждения: с зелеными стенами и запахом хлорки, от которого хотелось чихать. Зато ходило много людей – именно ради них я сменил фриланс на службу.

Первым делом я направился к начальнику службы безопасности Алексею Георгиевичу. Он должен был провести инструктаж и взять с меня подписку о соблюдении государственной тайны, и только после этого я мог приступить к работе. Мы познакомились с ним еще на собеседовании, где Алексей Георгиевич посвятил треть разговора своей биографии длиной в пятьдесят с лишним лет. До работы в Лаборатории он служил кадровым военным, и эта служба отразилась на внешнем виде: он носил командирские часы, имел отменную выправку и натягивал штаны с ремнем на живот. А еще начальник службы безопасности обладал тяжелой энергетикой, продержавшей меня в напряжении всю нашу первую встречу.

Теперь я боялся, что этим утром он раздавит мое настроение. Я пытался приободрить себя и, когда вошел в кабинет, улыбнулся и первым протянул Алексею Георгиевичу руку. Начальник службы безопасности улыбнулся в ответ, встал из-за стола и пожал ладонь. Прежде чем разжать пальцы, он с любопытством спросил:

– Когда заходил, обратил внимание на стену справа?

– Нет, а что там? – поинтересовался я.

– А ты посмотри! Внимательно посмотри, – голос Алексея Георгиевича неожиданно зазвучал тяжелым металлом.

От этой перемены в голосе я невольно дернулся назад. Затем мрачно посмотрел на стену, где на бежевой стене висели часы, предательски показывавшие девять сорок. Я опоздал на работу в первый же рабочий день.

У меня было оправдание: пятнадцать минут заняло оформление пропуска и досмотр, а еще двадцать пять разделили между собой задержавшийся автобус и непредсказуемая остановка у железнодорожного переезда, где мы ждали проезда товарняка. Я пытался объяснить это Алексею Георгиевичу, но он оборвал меня на середине риторическим восклицанием:

– И почему у программистов всегда страдает дисциплина?!

– Профессия творческая. А у креативных людей с дисциплиной всегда плохо, – огрызнулся я.

Я не знал правил Лаборатории, но был наивно убежден, что отчитываться за дисциплину я должен только перед руководителем Лаборатории. К тому же я считал, что могу просто уйти сегодня на сорок минут позже, поэтому ничего страшного в опоздании не видел.

Алексей Георгиевич оказался недоволен моей реакцией на замечание. Он поморщился, сел обратно в свое кресло и сказал:

– Тогда у меня будет для тебя несколько творческих правил. Первое: никому не рассказывать про Лабораторию; второе: никогда не спать на рабочем месте; и третье: никогда не пытаться открыть запечатанные в подвале двери.

Я засмеялся. Я посчитал фразу шуткой, призванной разрядить обстановку.

– Первое правило бойцовского клуба – не говорить о бойцовском клубе, – поддержал я собеседника.

Только вот начальник службы безопасности не улыбался. Уголки губ нервно подергивались на его хладнокровном лице – он ждал, когда я замолкну и начну слушать. Я обреченно покачал головой и с мрачным выражением лица сел на старый деревянный стул, приставленный к стенке. Начальник службы добился покорности и теперь был готов проводить инструктаж.

– Ты должен очень серьезно отнестись к тому, что я буду сейчас тебе рассказывать, – начал он. – Ни одна фраза, которую я произнесу, не будет являться шуткой или преувеличением. Я говорил это многим до тебя и повторю еще многим после, несмотря на то, что вы, вредя самим себе, игнорируете и будете игнорировать мои слова. Молодые люди любят ставить под сомнения выстраданный опыт стариков, как будто это они, а не их отцы пролили кровь, которой писали правила. Но я буду продолжать делиться уроками своей жизни, чтобы вы не совершили те ошибки, которые совершили мы. Поэтому ты выслушаешь и, поскольку ты умный молодой человек, поймешь, почему у нас действуют такие правила.

Надежда, что разговор будет быстрым, не оправдалась. Я сидел, скрестив руки на груди, и мне казалось, что весь мой вид должен был отдавать скептицизмом. Однако Алексей Георгиевич не обращал на него никакого внимания и продолжал говорить:

– Запомни имя: доктор Эдвин Крамп. Ты будешь часто слышать его, ведь именно этот человек сделал из Лаборатории то, чем она является сейчас.

Доктор Крамп начал свою карьеру в тяжелое для страны время. Государство разрушалось, науку забросили. Люди пытались выжить, торгуя кирпичами с руин старого порядка, а Эдвин Крамп мечтал о великом – создать сверхчеловека, который изменит мир.

«Не вписался в рынок! Фашист! Оторванный от жизни идеалист!» – вот что о нем говорили. Ему не оставляли никаких шансов сделать научную карьеру. Так Крамп сделал то, что не могли другие, – деньги. Он синтезировал новый ноотроп – препарат, повышающий умственные и физиологические способности человека.

Критики поспешили окрестить лекарство пустышкой, дорогим плацебо, но нашелся заказчик, захотевший купить его и производить в промышленных масштабах. Это принесло Лаборатории деньги и изменило расклад сил. Крамп получил высокую должность. Он успевал работать и над новыми лекарствами, и над сверхчеловеком. Но если лекарства у него получались, то новый человек никак не хотел рождаться. Доктор Крамп все больше зарывался в работу. Его график был таким плотным, что иногда он неделями ночевал в Лаборатории! Вы, молодежь, не знаете такого упорства.

Так продолжалось до того утра, когда Эдвин вышел из своего кабинета с младенцем на руках. Мы подумали, что это его внебрачный ребенок, но правда оказалась ужасной. Ребенка доктору отдал человек, поднявшийся из подвала Лаборатории. Когда мы открыли дверь, то увидели вместо обычного подвала Лестницу, уходящую бесконечно вниз. Ее никто не строил, ее никто раньше не видел, а ее существование опровергало законы физики. Сначала это поражало воображение, мы представляли, как ломаем устоявшиеся представления о мире. А затем всех охватил ужас перед неизвестностью. Что может скрываться в глубинах подвала? Не встретим ли мы там демонов, которые уничтожат нас? Раздался призыв запечатать подвал, сделать вид, что лестницы не существует и никогда не существовало.

Крамп встал перед дверью в подвал, повернулся к нам лицом и громко заявил, что наука не имеет права отступать перед неизведанным. Он настоял на том, чтобы мы исследовали подвал. Доктор собрал группу добровольцев и отправился изучать Бесконечную Лестницу, не спеша спускаясь все ниже и ниже.

Эдвин Крамп обнаружил, что на первых четырех этажах потусторонний мир проявляется во снах. В своих сновидениях люди видели странные образы.

Они рассказывали о невидимом храме Праги, чья крыша возвышается над Жижковской телебашней и чей колокол разбудит мертвых в преддверии последних времен. Они видели затонувший город Солнца во французской Полинезии, который каждые девятнадцать лет поднимается из-под воды, неся на поверхность не только тину и водоросли, но и утерянные человечеством древние артефакты, выкованные самими ангелами. Они рассказывали о заброшенном городе под Семипалатинском, где ядерный взрыв нарушил течение пространства и времени, а местные жители, подверженные вечному полураспаду, блуждают по руинам собственных домов, мечтая о недоступной им смерти. Они погружались в воды Юпитера, где в шпиль древнего монумента с поверхности спутника Ио[1 - Один из спутников Юпитера.] бьет самая мощная молния Солнечной системы, открывая портал к далеким галактикам. Они видели Древнего бога, скованного во льдах небесной кометы, чья орбита когда-нибудь пересечет Землю, и слышали голос первой звезды, которая издала предсмертный крик, перед тем как Азазель убил ее собственным бессмертием. Они проходили через туннели Лабиринта, пронизывающего Землю от ее поверхности до самых глубин Бездны – той вечной Бездны, которая стара как сам Бог и которая, не имея разума и воли, стремится поглотить пространство и время вокруг себя, обратив все в пустоту…

На минус пятом этаже чертовщина начинала происходить уже в реальности: мигали лампочки, слышались шаги, падал и разбивался стеклянный стакан. На минус десятом этаже проскальзывали тени людей и доносился детский плач. На минус двадцатом можно было почувствовать прикосновения невидимых рук.

После минус двадцать пятого этажа Эдвин Крамп перестал спускаться сам и только отправлял разведывательные группы. Они уходили ниже и ниже, и это продолжалось до тех пор, пока очередная группа не исчезла в Бездне темноты. Единственный выживший тоже не смог поведать о том, что с ними произошло, поскольку им полностью овладело безумие.

Тогда, невзирая на протесты Крампа, мы для безопасности поставили на четвертом этаже стальную дверь, чтобы никто снизу, если кто-то там есть, не смог проникнуть в наш мир. Вот только когда мы установили ворота, преграда мистическим образом оказалась навечно запечатанной, и никто так и не смог ее открыть, какими бы инструментами он ни пользовался. Мы решили, что оно и к лучшему, и произнесли первое Табу: никогда не пытаться открыть пятую дверь.

Доктор Крамп стал изучать сны на первых четырех подземных этажах. Он даже нашел язычников, поклонявшихся Древним богам и готовых платить деньги за возможность общения с ними во снах. Язычники пересказывали свои разговоры Крампу, а он их записывал. С этого момента Лаборатория перестала быть храмом науки и впустила в себя дух оккультизма. Многие ученые разочаровались в этом решении Крампа и покинули Лабораторию.

Доктора Крампа это не смущало. Он продолжал работать и наконец достиг того, к чему стремился всю жизнь – создал сверхчеловека. Для этого он полностью отказался от морали и начал ставить опыты над младенцем, поднятым из Бесконечной Лестницы. В считанные месяцы ребенок переродился в прекрасную взрослую девушку. Доктор Крамп, на манер алхимиков, назвал ее гомункулом. Мы закрыли на его эксперименты глаза и позволили продолжать исследования. Руководство Лаборатории дало ему деньги и ресурсы.

Эдвин Крамп решил, что одной женщины слишком мало для нового вида, и стал думать над тем, как всех людей превратить в сверхверсии. Из крови девушки он создал препарат, назвал его вирусом Ницше и провел успешные опыты на крысах. Они стали сильнее, быстрее, ловчее. А еще они больше хотели есть, но это никого не пугало. Зря.