Тополята

– Все-таки придется выдрать.

– Ну, давай. Только вон там, за дверью.

– Дурень… Ну ладно, ты вскипел благородным гневом. А зачем было швырять рюкзак в опекунских инспекторш?

– Да он как-то сам… швырнулся. Не в них, а просто… в пустоту.

– У тебя в голове пустота… Помру я из-за тебя…

– Не надо. Лучше отлупи.

Мама покачала ремешком, который все еще держала в руке. Повесила его в шкаф.

– Раздумала? – сказал ей в спину Тенька. – А то давай. Виталя говорит, что это все равно бывает – хоть раз в жизни. По закону природы…

– Виталя – умный человек. – Мама прикрыла дверцу и оглянулась.

– Да… Мама, а что он тебе сказал?

– Что было, то и сказал.

– А откуда он узнал?

– Сам спроси.

– Пойду спрошу… Можно уже надеть штаны?

– Нельзя.

– Значит… еще не раздумала?

– Просто я не могу больше видеть тебя в этих обносках.

– Так и ходить без штанов, что ли?! – взвыл Тенька, вцепившись в подол майки.

– Не скандаль. Сейчас дам летнюю обновку. Не надо было бы за твою вредность, да ладно уж.

«Сиреневый» Тенька и компания

Мама снова сходила к шкафу. Положила на стол прозрачный пакет. Выдернула из него что-то похожее на сиреневый флаг. На пластиковых плечиках провис маленький костюм.

Цвет его был удивительно звонкий. Не лиловый, не фиолетовый, не синий с красной примесью, а именно сиреневый, как у свежих цветущих гроздьев, – чистый, весенний.

Блестели латунные пуговки с отчеканенным узором. Похоже, что якорьки, но сразу не разберешь. Зато отлично видны были вышитые кораблики. Два маленьких – внизу на шортах, и один побольше – спереди, на рубашке. Кораблики были с узорами на бортах, с длинными флагами и круглыми парусами. На таких Магеллан ходил вокруг света…

– Ма-а… откуда? Ты же говорила, что еще не дали зарплату!

– Отец прислал… Не морщи нос!

Но она опоздала – Тенька сморщил. При упоминании об отце сразу все тускнело. И сейчас…

– Ты совершенно ненормальный! Ну не он же шил это. Просто выбрал в магазине и велел шоферу отвезти на почту…

– Ага, шоферу… Небось той самой…

– Не мели чушь! Нет у него никакой «той самой». Съездил бы к нему, убедился бы на месте…

– Больно надо…

– В конце концов, эта посылка – просто выполнение условий. Отец обязан помогать, раз я отказалась требовать алименты…

Тенька раздумчиво потерся ухом о плечо. Шмыгнул ноздрёй. Тогда, мол, так и быть, не буду морщиться. Тем более что костюм был замечательный! Сразу видно – невесомый, как мотыльковые крылья. Ох и здорово будет носиться в нем по дворам и переулкам!

– Надевай…

Тенька натянул штаны и рубашку, почти не ощущая материи. Мама подтолкнула его к узкому пятнистому зеркалу на дверце шкафа. Тенька увидел себя будто сразу и подросшим, и похудевшим. Жаль, что загара нет, ну да это поправимо… Он дурашливо покрутился, взявшись пальчиками за кораблики на штанах. А кораблик на груди погладил, как бабочку.

– Клёво!

– Ну вот. А ты фыркал… Смотри, у тебя и носочки почти под цвет, и полоски на кроссовках сиреневые.

– Ага…

Тенька покачал ступнёй. Сунул в кармашек на бедре свой плоский старенький мобильник. Тот был легонький, как пустая мыльница, но все равно казался тяжелее всего костюма.

– Сходи сегодня в парикмахерскую и будешь совсем как лорд Фаунтлерой. Ты ведь про него читал.

– Мам, лучше потом!..

– Кажется, я рано убрала ремень…

– Нет, не рано. Тебе вредно волноваться на посту… Я погуляю, ладно? Забегу к Витале…

– Зайди сначала домой. Разогрей в микроволновке картошку с рыбой и пообедай… Только не заляпай обновку.

– Ладно.

И домой, конечно, не пошел.

Цветущие кусты по краям Карпухинского двора были одного цвета с Тенькой. Тенька специально пробежался впритирку к ним, чтобы вобрать в материю весенний запах. Потом раскинул руки, взлетел на кирпичную стенку между дворами, поскакал на ней, приземлился коленками и ладонями в мягкую траву и сухие семена кленов. Подпрыгнул и побежал к Витале.

Виталя у входа в дворницкую чинил механическую подметалку. Тележку он отодвинул в лопухи, а всякие детали мотора по порядку разложил на мешковине. Разглядывал и протирал. Витале помогал хулиган-семиклассник Жох. Неподалеку, на козлах для пилки дров, устроились братья Лампионовы. В траве сидел на корточках смуглый первоклассник Егорка Лесов. Он чесал кудлатый бок развалившемуся псу Симе. Сима улыбался розовой пастью. Дело в том, что он сбежал от своего бестолкового семейства, чтобы отдохнуть в одиночестве…

Дворницкая располагалась в одноэтажной пристройке Макарьевского особняка (в котором находились всякие кабинеты и кладовые Торгового института). Длинная такая будка из старинного кирпича. Недалеко от входа рос крепкий тополь. Между стволом и дворницкой была укреплена горизонтальная труба, а к ней подвешены качели – два каната и доска. На доске покачивалась Эвелина Полянская – здешняя красавица двенадцати с половиной лет. С белыми, как летнее облако, волосами и смуглая, как Егорка. Она болтала коричневыми ногами и косо поглядывала на Жоха. Считалось, что Жох и Эвелина – всегда в состоянии холодной войны. Оно и понятно – чего общего между ученицей эстетического лицея и «кандидатом в колонию»? Однако ходили слухи, что эта парочка тайком целовалась за трансформаторной будкой. И Тенька знал, что слухи не просто слухи…

Когда Тенька подошел, Эвелина протяжно сказала:

– О-о… Мальчик, ты будто крайняя полоска яркой радуги.