– Михаил Аркадьевич… мы офицеры. Я даю слово, что не предприму… никаких действий.
– Ну и добро, – как-то по-простецки согласился участковый и шагнул назад. А перед тем, как уйти, подмигнул Теньке.
Это подмигивание не подбодрило Теньку. Он затравленно глянул на того, кто недавно был «папа», а потом стал «отец» или просто «он». И прежний – тот же, что в полдень, – страх навалился на Теньку. И так же быстро исчез. Чего было бояться? Тенька знал, что делать! Снова засвистело в ушах.
Тенька опять ударил спиной балконную дверь и вскочил на перила. И вновь оказалась вокруг спасительная, нестрашная пустота. Но в тот же миг метнулась мама, обхватила его за ноги, стиснула…
Отец смотрел издалека. Сказал спокойно:
– Степан, не дури. Я не потащу тебя против воли… Ирина, где здесь писчая бумага?
– Что?.. Где всегда… – сбивчиво отозвалась мама. И сдернула Теньку с перил.
Но в комнату они не пошли. Смотрели, как отец взял с полки несколько чистых листов, сел к столу, поцарапал вынутой из-за пазухи авторучкой. Что-то бормотнул, пересел к столику с компьютером. Включил, защелкал клавишами.
Щелкал долго. Затем вставил бумагу в принтер. Принтер не хотел включаться, отец, кажется, чертыхался. Принтер загудел, выдал два листа. Отец перечитал, расписался. Все это – при общем молчании.
Один лист он сложил и убрал во внутренний карман. Другой положил на край столика.
– Ирина, возьми. Это заявление, что я не претендую на совместное проживание с сыном. Наверно, будет новая волокита в суде, но… что ж… – И резко встал. – А компьютер… извини уж… я скоро заберу, это мое имущество. В своей работе я без него как без рук… Через месяц я насовсем переезжаю в Светлокаменск.
– Бери что хочешь… – сказала мама. Все еще с балкона.
Отец пошел из комнаты и обернулся на пороге. Зачем-то включил свет.
– Степан…
– Что? – дернулся Тенька.
Отец смотрел непонятно. На бледной щетинке скул и на белесых ресницах от лампочек блестели искры.
– Ничего… – негромко сказал отец. – Смотрю… Да – сын… – И ушел.
Что-то нехорошо царапнулось в Теньке. Он чуть не заплакал. А мама в это время отчаянно читала оставленный отцом лист…
Через несколько дней отец в самом деле забрал компьютер. Вернее, прислал за ним своего помощника. Ну и пусть! Не надо никакого компьютера, ничего не надо, лишь бы с мамой!..
Несколько дней мама провожала Теньку в школу, встречала после уроков, хотя школа была рядом, на улице Розы Люксембург (кто это такая, Тенька не знал, но после встречи с «деревянными» тетками ему стало казаться, будто так зовут ту, что с шарфиком). Мама, наверно, боялась, что Теньку могут все-таки ухватить и сунуть в машину какие-нибудь представительницы или приставы. Ищи-свищи тогда…
Но никто, слава богу, второклассника Ресницына не похищал. Были какие-то новые разборки в суде или обошлось без них, Тенька не знал. Скоро все встало на прежние рельсы. Тенька понял это, когда мама повеселела, принялась по вечерам снова читать ему книжки и однажды вляпала крепкого шлепка – за невымытые тарелки (это во-первых) и за то, что опять не захотел стричься (это во-вторых).
– Ай! – Тенька весело подскочил.
…Видимо, так устроена была Тенькина душа, что тяжкие октябрьские события забылись быстро и довольно крепко (ну, если не копошить нарочно память).
Лишь иногда, если слышался где-то похожий на неумолимые шаги деревянный стук, Тенька съёживался внутри себя.
И вот случилось это теперь, на классном часе в третьем «Б»…
Что такое ЮЮ
Эти двое появились в сопровождении завуча Яны Константиновны. Ну, Яну, конечно, все знали, ничего хорошего от нее никогда не ждали, но и не очень боялись. Она была похожа на фрекен Бок из мультика про Карлсона. Оказалось, однако, что Тенька знает и двух других. Одна была та самая, «деревянная», с шарфиком. Правда, сейчас – не в шарфике, а в желтой косыночке на шее. Другую Тенька тоже помнил. Худая, с навороченными тяжелой грудой волосами морковного цвета. В узких блестящих очках без оправы.
Она однажды беседовала с Тенькой в каком-то кабинете, и там ее очки отбрасывали колючие вспышки.
«Ты должен понимать, Степа, что у папы тебе будет не в пример лучше…» – «Без мамы не будет лучше. Вы врете…» – «Почему ты грубишь?» – «А почему вы говорите ерунду? Без мамы не бывает лучше!» – «Папа найдет тебе специальную воспитательницу, гувернантку. Она будет заниматься с тобой, гулять, помогать учить уроки, заботиться о тебе…» – «Мама заботится! А эта гур… гувер… она чужая! Вы, что ли, ничуть не понимаете?!» Очкастая инспекторша не выдержала: «Зато она не пьет водку! А твоя мама… ей нужен медицинский контроль!» – «Мама давно не пьет! Ни капельки! А ты дура!..»
Тенька выскочил в коридор, где ждала мама. Уткнулся лицом в ее шероховатое пальто…
И сейчас все это снова придвинулось, моментально прокрутилось в голове, как видеоролик.
А может, это не они? Просто похожие? Они там все похожи друг на друга. Будто манекены в ЦУМе. Только у манекенов красивая похожесть, а у этих – «деревянная». В голосе, в движениях, в лицах…
Завуч и тетки плотно сели у доски. Зинаида Ивановна пристроилась у стола. Завуч снова поднялась.
– Тихо! – Все и так сидели тихо, но прикрикнуть все равно было надо. По правилам. – Ребята, сегодня у вас в классе гости…
«Чтоб они провалились!» – мелькнуло у Теньки. Нарастало тоскливое, сосущее такое предчувствие беды. Он попытался проглотить его, будто кусок селедки, и закашлялся.
– Тихо… Гостей зовут Елена Евгеньевна и Маргарита Геннадьевна… («Маргарита – в очках», – вспомнил Тенька и съёжил плечи.) Они заняты очень важным делом, работают в органах Опеки…
– Нефтью торгуют? – уточнил Витя Лампионов.
Это был младший брат образованного шестиклассника Игоря Лампионова. Сам он тоже был образованный, победитель разных конкурсов.
И Яна Константиновна отозвалась благосклонно:
– Нет, Витя. При чем здесь нефть?
– Но ОПЕК – это ведь международная организация по торговле нефтью? Или я ошибаюсь?
– Ты ошибаешься, Витя. Разговор идет не про ОПЕК, а про «Опеку». Про службу, которая занимается охраной интересов детей…
«Что им надо?» – толкалась в Теньке тревога.
Неожиданно встала очкастая Маргарита.
– Позвольте мне… Дети! Мы сейчас все вам объясним. Наша задача – защищать ваши права…
– Чего? – пискнула Танюшка Юкова, которая сидела рядом с Тенькой.
– Пра-ва… – блеснула очками Маргарита Геннадьевна. – Вам с первого класса объясняли, что у школьников есть обязанности: учиться, хорошо себя вести, слушаться старших. И это правильно. Но часто забывали объяснять, что каждый ребенок имеет права. На обеспеченную жизнь, на достойное обращение, на неприкосновенность…
– На что? – переспросил любопытный Гарик Сорокин.
– На не-при-кос-но-вен-ность… Во все времена был обычай, когда взрослые наказывали детей болью. За всякие провинности били ремнем, палками, розгами… Считалось, что это помогает воспитанию. А на самом деле поселяло в детях забитость и отсутствие чувства собственного достоинства… Но сейчас новые времена, вы – дети двадцать первого века. И в этом веке здравомыслящие люди пришли к выводу, что к детям следует относиться так же, как ко взрослым. Никто теперь не смеет грубо обращаться с детьми, угнетать ненужными запретами, обижать и бить их. То есть у детей те же права, что и у взрослых.
Витя Лампионов поднял руку: