Бабочка на штанге

Общежитие было мне знакомо – с нашим домом совсем рядом.

– А вы что? Целыми сутками одни живете?

– Почему же одни? – удивилась Соня. – Друг с дружкой.

– И с Бумселем, – добавил Санчик. И почему-то вздохнул.

Они шли по обе стороны от меня и часто брали за руки. И быстро поглядывали снизу вверх, будто опасались, что я сейчас передумаю и поспешу домой (где блинчики с морковкой). Санчик продолжал объяснять:

– А еще у нас есть сосед. За забором. Дядя Кирилл…

– Да! Он нам воду дает из своего колодца, – подтвердила Соня.

– Когда трезвый… – уточнил Санчик.

– Он довольно часто трезвый, – заметила Соня.

«А куда мы идем?» – подумал я.

Места были вроде бы совсем недалеко от моей улицы, но в то же время – не мои места. То есть я бывал в них очень редко. Просто незачем было ходить здесь. Ну, проскакивал иногда на велосипеде, так, из любопытства, может, раз в году. По правде говоря, мешало еще и опасение: часто посреди улиц гуляли крупные псы – похоже, что бездомные. Правда, вели они себя добродушно, ни разу на меня не гавкнули, но все-таки сидело во мне прежнее опасение («п-прежнее оп-пасение»)… Впрочем, сейчас псов не было. И прохожих не было. Солнечная, пересыпанная желтыми лютиками пустота. Только где-то далеко орал петух.

Бумсель

Свернули в Кольцовский переулок, пошли вдоль осевших в лопухи домов с тяжелой резьбой над окнами. И опять оказались на краю лога. Это было его небольшое ответвление, «аппендикс». В лог, в кленовые заросли уходила кривая деревянная лестница. А из кленов торчали две шиферные крыши, и над ними, на столбе, отражала солнце белая тарелка телеантенны.

Да, в этом месте (которое называлось «ул. Городищенский лог» – табличка на столбе у лестницы) я бывал и раньше, раза два. И думал: «Прямо бразильские фавелы какие-то. Кто здесь живет?» И вот оказалось, что живут мои новые знакомые. С бабкой, псом Бумселем и соседом дядей Кириллом (который иногда трезв).

Санчик и Соня проскочили вперед, стали спускаться по шатким ступеням. Оглядывались на меня – будто готовы были подхватить, если оступлюсь. Но я старался ступать ловко – не привыкать, мол. Хотя внутри шевелилась боязнь (вроде как у белого человека перед хижинами туземцев).

Слева, из кустов зацветающей черемухи, донесся хриплый лай. Я вздрогнул. Санчик и Соня заговорил взахлеб:

– Не бойся!

– Это не Бумсель!

– Это Тушкан дяди Кирилла!

– Он на цепи, он не выскочит!

– Да он и не злой, только хриплый!.. Тушкан, тихо ты, тут свои!

Тушкан поверил и умолк.

Лестница привела в зеленую полутень, на заросшую лебедой площадку. Лебеда была влажная. На краю площадки оказалась калитка в изгороди из разномастных досок. Санчик ударил ее плечом.

За калиткой был довольно просторный двор (а сверху его и не разглядеть). С облезлым домом в три окна, с грядками, с сараем. От крыльца к сараю тянулась веревка, на ней сушились пестрые половики и клетчатая юбка. Санчик и Соня нырнули под половики, поманили меня, и мы оказались за сараем – между бревенчатой стенкой и покрытым чертополоховой чащей откосом. За стенкой послышались громкие взвизгивания. Кто-то нетерпеливо скребся в крохотную, как корабельный люк, дверцу.

– Сейчас, сейчас!

Санчик выдернул из щеколды сучок. Дверца люка опрокинулась в траву. Из квадратной дыры вылетело что-то… вроде как пушечное ядро, обросшее черной шерстью.

Ядро ликующе верещало и ухитрялось прыгать на грудь сразу Санчику, Соне и мне. Я был в одну секунду облизан от кроссовок до ушей и едва устоял на ногах.

– Бумсель! Фу!.. Тихо ты! Кому говорят! Смирно, балда! – вопил Санчик, уворачиваясь. – Сидеть!

Бумсель пронесся вокруг нас по стремительной орбите и вдруг сел на задние лапы. А передними замахал перед грудью. Вот, мол, какой я послушный…

Теперь появилась возможность его разглядеть. Курчавого и косматого.

Наверно, это был пудель. Скорее всего, не чистокровный, а со всякими примесями. Виделось в нем что-то и от терьера (который живет у наших соседей и которого я вежливо обхожу стороной). Мордашка бородатая такая… А глаза как блестящие черные маслины. Здесь была тень, но в глазах Бумселя все равно горели солнечные точки. Из-за спины его разлетался мусор – там бешено вращался похожий на мохнатую кочерыжку хвост. Два пучка шерсти, заменявшие уши, то вставали торчком, то падали на глаза.

Сразу же я понял, что в этом существе нет ни капли зла. Что никогда оно не рыкнет на меня, не оскалит зубы, не ощетинится. Что в нем только веселье, любовь и счастье от того, что рядом есть приласкавшие его люди. Что оно готово всего себя отдать этим людям, слиться с ними в порывах радости…

Я засмеялся, ухватил пуделя под мышки, как игрушку, опрокинул на спину. А он вертелся и лизал мне кисти рук. Оказалось, что у него почти голый розовый живот. Я поскреб его, и Бумсель восторженно задергал задними лапами. Затем вскочил, выписал по траве восьмерку и сел против меня с веселым ожиданием. И опять – мусор из-под хвоста.

– Где вы нашли такое чудо? – спросил я.

– Оно само нашлось, – объяснил Санчик. – Первого мая. Мы идем, а он вдруг за нами. Из-за угла. Потому что мы жевали ватрушку. Дали ему, и он тогда совсем прилип. Не отходит никак. Говорю: «Иди домой к своим хозяевам!» А хозяев, наверно, нету, потому что он тощий и в репьях… Я даже бросил в него старой туфлей, чтобы отстал, а он схватил ее, потрепал и несет мне…

– Так и пришел к нам… – вздохнула Соня. – Бабка сразу кричать начала: «Чтобы я его в доме не видела!» Еле упросили: пусть поживет в сарае, где раньше куры жили… Она говорит: «Только недолго. И кормите сами, у меня не собачий интернат…» Вот и кормим…

– Чем сумеем, – добавил Санчик. – Сонь, давай разжигать.

Я увидел, что у них тут целое хозяйство. В лебеде была сложена из кирпичных обломков печурка. Рядом лежал фанерный ящик. Из-под него Соня достала закопченный котелок и несколько мисок. У стенки сарая, под влажной мешковиной, – мятая канистра. Соня и Санчик нагнули ее над котелком, и забулькала вода. Оказалось, что холодная. Потом они умело загрузили печурку щепками и стеблями сухого бурьяна. Бумсель с интересом следил за этими делами. Санчик достал из-под кирпича зажигалку, чиркнул. Огонь загудел сразу. Соня поставила котелок на жестяную конфорку.

«Натуральное хозяйство», – подумал я и спросил:

– А дома-то разве нельзя воду вскипятить? Наверно, быстрее получилось бы…

– Что ты, – насупленно отозвалась Соня. – Бабка увидит по счетчику, что плитку включали, раскричится…

– А газа нет?

– Какой здесь газ… – по-взрослому вздохнула Соня. И вдруг глянула как-то скомканно. – Клим… – Они уже знали, как меня зовут.

– Что?

– Клим, а можно мы не только для Бумселя… а еще и для себя сварим?

Господи, какой же я болван! Почему не понял сразу, что они голодные не меньше, чем пес!

– Варите, конечно! А я… тоже с вами перекушу, ладно?

Мне подумалось, что, если будем обедать вместе, они станут меньше стесняться. Много-то есть я не стану, так, для вида…

– Да! – обрадовался Санчик. – У нас как раз три ложки!

Вода закипела быстро. Мы раздавили все четыре брикета и высыпали вермишель в брызжущий опасными каплями котелок. Прикрыли его миской. Я по часам мобильника посмотрел, когда пройдут три минуты (а Бумсель вставал на задние лапы и пританцовывал). Ну вот и всё…