– Здесь все? – неожиданно спросил он.
Сартамак кивнул головой, соглашаясь с его словами: – Здесь все кназь. Все привезли, ничего не утаили. И тебе и хану твоему. Даже больше дали.
Карача довольно улыбнулся и показал слугам на возы: – Тащите все во дворец.
Он протянул руку, указывая им на свой дом: – проходите, будьте гостями, расскажите, что вас тревожит. Старики переглянулись между собой. Сартамак сделал первый шаг в направлении крыльца. Мурденэ проследовал за ним след в след, словно они были на охоте.
В большом зале дворца Карачи было уютно и тепло. Слуги постоянно подбрасывали в камин свежие сучья. Сурденэ протянул озябшие руки к огню и повернулся к мурзе.
– Московиты пришли из-за хребта. Разграбили святилище, – скорбно произнес он. Много даров унесли. Золото. Меха. Ном-Торум будет гневаться, что не уберегли. Сартамак усевшись рядом с мурзой, согласно кивнул: – Беда придет, чует моё сердце.
– Не каркайте словно вороны, – хрипло рявкнул Карача. Его рука незаметно скользнула к поясу, и в руке блеснул кинжал. Он воткнул его в стол и сердито произнес: – Придут московиты – встретим их нашими стрелами. Соберем наших воинов, и вы своих дадите сколько можете. Клянусь Аллахом, мы отправим их к шайтану. – Хватит ли у нас воинов и сил противостоять московитам, – задумчиво спросил Сартамак.
– Починим крепость, пусть только сунутся, – злобно прошипел Карача. Что бы вам было спокойно, по согласию с господином моим Кучумом, я пошлю Улугбека в Бухару. Он отвезет ему дары от хана и возьмет лучших воинов и приведет их сюда. Сартамак довольно улыбнулся: – Я рад господин Карача, что ты так уверен в этом. Наши люди могут не бояться московитов. Улугбек сидел в стороне и вслушивался в слова правителя. Такое поручение Карачи с одной стороны было почетно, но с другой несло немало хлопот. Он бы с удовольствием выбрал кого-то другого, но мурза решил, что везти в Бухару послание хана Кучума должен именно он. Что ж ему оставалось только согласиться с этим решением. Он злобно посмотрел на этих двух нечестивцев принимающих гостеприимство его хозяина. Вогульские князья всегда были не надежными союзниками. При первой же возможности перейдут на сторону победителя, дабы сохранить свои селения и охотничьи угодья. Улугбек не доверял этим двум старикам. Но Карача не внимал советам своего слуги, ему нужны были союзники среди вогульских князей.
Бухарская пленница
Дворец бухарского эмира Садыр-бека
– Жив, здоров ли брат мой, хан Кучум властитель сибирских снегов.
– Хвала Всевышнему и жив и здоров, – посол низко поклонился. Человек в чалме сидящий на троне украшенном золотой арабской вязью привстал. Посол протянул ему массивную шкатулку в качестве дара.
Удовлетворенный ответом и подарком посла, эмир кивнул ему головой и тихо произнес: – Хвала аллаху.
– Только вот, – боязливо продолжил посол, московиты одолевают, совсем страх потеряли.
Эмир сначала усмехнулся, затем печально ответил: – Верю брату моему, московиты всех одолевают. При прежнем царе земельки и силы набрались, а теперь расползлись, словно мухи по всем землям нашим.
Царь Иван даже обескровленный в войне с Ливонией, силы своей не потерял.
Посол снял чалму, обнажив лысую голову, блестящую в свете южного солнца словно звезда. На его морщинистом лбу выделились капельки пота. Было видно, что этот разговор дается ему нелегко и еще не все сказано, что велел ему передать его повелитель Кучум брату своему бухарскому эмиру.
Но время еще не пришло. Посол долго добирался до Бухары и силы его иссякли. Завтра он передаст эмиру подарок от хана и поговорит с ним с глазу на глаз. А сейчас ему нужна горячая вода и фрукты. Посол поклонился и вышел, слуги эмира проводили его в отведенные ему покои. Совершив вечерний намаз, Улугбек открыл окно. На вечернюю Бухару опускалась ночная прохлада. Где-то вдалеке был слышан собачий лай и звоны сабель городской стражи. Улугбек глубоко вдохнул пьянящий аромат восточных пряностей, который южный ветер доносил до его окна. Сквозь решетчатую дверь мелькнула чья-то тень, и раздался тихий стук. Улугбек обернулся. В комнату тихо вошла служанка скрытая черным никабом.
– Повелитель прислал тебе подарок уважаемый Улугбек, – тихо прошептала она. Улугбек молча кивнул в ответ и в комнату завели девушку. Даже несмотря на черное покрывало в ее фигуре угадывалась чарующая грация.
Улугбек указал девушке на ковер, где лежали расшитые золотыми нитями подушки. Девушка молчаливо и покорно опустилась на одну из них. Служанка закрыла двери. Ночь прошла в тревожном сне. Улугбек видел больших черных птиц, парящих над Чинги-Турой. Птицы парили над городом и кидались на жителей и вновь взмывали в небо. Он стоял на крепостной стене и стрелял в этих черных птиц из лука. Но стрелы не долетали и падали в холодные и темны воды Туры. Тура кипела и обдавала жаром. Улугбек начал бредить и разговаривать ночью. Служанка принесла кувшин с водой и полотенце. Она всю ночь просидела у его головы, смачивая полотенце в воде.
Утром Улугбек спустился во двор и направился на рыночную площадь Бухары. Высокие минареты мечетей сверкали на жарком южном солнце. По мощеным камнем мостовым катились тележки местных крестьян, и купцов, везущих на рынок свои разношерстные товары. Мелькали фигуры женщин укутанных в черные одеяния. Бухара очень отличалась от сибирских городов, к которым он так привык. Само солнце, даря свое тепло, делало ее жителей, более проворными и предприимчивыми. Улугбек миновал несколько улиц и вышел на рынок Бухары.
Крики торговцев зазывающих покупателей в свои лавки словно оглушили его. Тут были и персидские купцы, пришедшие с караванами, везущими пряности и ковры. И дамасские оружейники, предлагающие изящные клинки и тончайшие кольчуги из великолепной стали. Продавцы фруктов и пряностей предлагали бесплатно отведать их товар. Но Улугбека не интересовали мечи и пряности. Он искал крытый шатер, на лавках которого сидели пленники различных народов и стран. Невольничий рынок в Бухаре был не так велик по сравнению с другими рынками Средней Азии, но и на нем можно было выбрать то, что ему необходимо. Наконец он увидел шатер, у которого столпились покупатели тихо переговаривающиеся между собой. Рядом с ними стояла закутанная в черное покрывало невольница. Улугбек улыбнулся. Он нашел, что искал. Отогнув полог шатра, он знаком поманил хозяина торговца живым товаром. Объяснив хозяину, что ему нужно, посол прошел в шатер. Торговец вился у его ног словно собака. Он по очереди поднимал у каждой невольницы край никаба, скрывавшего лицо женщины от посторонних взглядов. Лицо одной из невольниц показалось ему знакомым. Нет, он не знал ее лица, но разрез глаз указывал на то, что невольница была из его краев. Улугбек откинул черную прозрачную вуаль скрывавшую лицо и спросил девушку: – Ты вогулка. Девушка смущенно опустила глаза.
– Да, – смиренно произнесла она.
– Почему ты здесь?
Девушка подняла глаза из улуса господина Карачи.
– Как ты попала сюда, – спросил Улугбек, осмотрев ее шею и руки. Ей было страшно. Улугбек видел, как дрожат ее руки.
– Продана за долги моего отца, тихо ответила она.
Улугбек молча кивнул и поднял руку с кошельком. Торговец тут же подскочил и протянул свои морщинистые и сухие руки.
– Сколько? – спросил Улугбек
– Двадцать динаров, – улыбаясь, ответил торговец.
– Ты с ума сошел старый болван, – морщась, ответил посол. Она хороша, но рабыня стоит не больше пяти динаров. Клянусь аллахом, твоя жадность безгранична старик.
Торговец лукаво прищурился.
– Эти да, может они, и стоят по пять динариев. Но эта девушка еще девственница, у нее не было мужчины, и ее спина не знала плети.
– Хорошо ты уговорил меня, – удовлетворенно ответил Улугбек.
Он достал из кошелька несколько серебряных монет и протянул их торговцу. Торговец живым товаром беспрестанно кланяясь, исчез за пологом шатра. Через несколько минут появился с девушкой, которую выбрал Улугбек.
– Следуй за мной! – распорядился посол. Девушка в никабе молчаливо кивнула и пошла за ним. Всю дорогу до дворца эмира Улугбек думал, зачем он купил ее. Поначалу в его планах было купить на рынке армянку, чей неистовый темперамент в постели славится на весь Восток. Но чем-то привлекла его эта невольница. Её взгляд: дерзкий и в тоже время покорный.
– Её спина не знала плети хозяина, сказал торговец, но в тоже время она знала, как вести себя с мужчиной. Кто ее научил. У него будет время расспросить ее об этом на обратной дороге. Поначалу он хотел приподнести ее в дар эмиру. Деньги на это выделил его господин Карача. У самого Улугбека таких денег за обычную рабыню не было. Но сейчас он решил оставить ее себе. Рабыня тихо шла вслед за ним. Улугбек обернулся. Девушка смутилась и опустила взгляд. Улугбек подошел ближе и приподнял прозрачную черную вуаль. Да он не ошибся в выборе. Темные брови, как жемчуг обрамляли лицо. Губы были налиты соком, словно персик в саду эмира. Нет, он не ошибся в выборе. Он увезет ее на ее родину, но жить она будет с ним. В каком качестве, он пока не решил. Время само ответит на этот вопрос. Даст ли эмир Бухары своих всадников в помощь Кучуму. Или же Сибирское ханство сгинет под натиском московских полков, этот вопрос сейчас волновал Улугбека больше всего, как и его господина. Улугбек вернулся во дворец. Слуга встретил его у порога покоев и тихо шепнул на ухо, что эмир готов его неофициально принять. Блеск внутренних покоев дворца эмира Бухары очаровал Улукбека. Он не видел столько золота и столько изящной мебели, которая словно птицы устремлялись к вершинам минаретов. Идя по бесчисленным коридорам украшенными резьбой и сурами из Корана, ему казалось, что Аллах незримо присутствует вокруг него. Деревянные стены Чинги-Туры сложенные из массивных стволов сосны и кедра казались архаизмом, языческим проявлением, чем то чуждым для правоверного мусульманина. Эмир лежал на подушках, раскуривая кальян. Заметив появление Улугбека, он рукой указал ему место подле себя. Войдя в покои, Улугбек склонил голову и прошел на указанное ему место. Он вытащил из халата сверток и передал его эмиру. Садыр-бек молча взял свиток и развернув стал его читать. Его брови и уголки губ то поднимались, то опускались. Закончив чтение и отложив свиток, он глубоко затянулся и поднял глаза к потолку, где золотой вязью была написана одна из сур. Затем он закрыл глаза, а когда открыл, то произнес: – Я дам брату моему Кучуму всадников, – “Его беда – моя беда”. Улугбек довольно улыбнулся, он не зря проделал такой долгий путь.
****
Улугбек скакал по степи на белом жеребце, подаренном ему эмиром Бухары. Конь был похож на ветер. Такой конь это подарок Аллаха для простого посыльного из диких лесов. Степные просторы уже заканчивались, и впереди он видел верхушки лесных исполинов. Позади него шла лихая конница Садыр-бека. Сотня всадников на проворных арабских скакунах. На суровом сибирском ветру развевали зеленые флаги с арабской вязью. Урус пожалеет, когда перейдет хребет. Черноокая Эви, его новая наложница скакала верхом вслед за своим новым господином. Лицо Эви светилось сказочной улыбкой. Она возвращалась домой. Её судьбу решит Номи-Торум. Она совсем забыла о маленьком охотнике Унемэ. Он не сумел ее спасти, так к чему сейчас вспоминать о нем. Улугбек и отряд бухарской конницы вступил на лесную дорогу. Скорость пришлось снизить. Теперь их окружали лесные великаны. Зеленый полог крон раскинул над их головами бесконечное покрывало, сквозь которую едва пробивались лучи холодного осеннего солнца. Бухарские всадники боязливо озирались по сторонам. Для них это были чужие края и неведомые. Но Улугбек улыбался. Он был дома, а остальное как даст Всевышний. Но даже зоркий взгляд Улугбека, привыкший к здешним безлюдным местам, не мог заметить десятки невидимых глаз наблюдающих за ним и его всадниками. Молодой вогульский воин всплюнул на опавшую хвою и повернулся к своему напарнику: – Татарский мурза возвращается с Бухары. Передай кназу. Вогул молчаливо кивнул и словно белка растворился среди стволов елей и сосен.
Узник кремлевских подземелий
Площадь была до отказа забита народом. Здесь собрался и простой московский люд и стрельцы, и некоторые бояре. Татарские воины выделялись от собравшегося народа своими меховыми шапками и коротко стрижеными бородками. Немецкие и аглицкие широкополые шляпы также как и татарские мелькали на площади. В толпе шарахался коробейник с огромным лотком, предлагая народу калачи и пряники. Он оступился и задел им толстую бабу в красном платке, держащую за руку плачущего мальца.
– Ну куды прешь, слепой? – рявкнула баба, прижимая мальца к подолу.
–Так пряники, калачи, – повторил виновато коробейник.
– Сгинь нечистый, пока не отоварила. Не до пряников сейчас. Баба показала огромный кулак.
Царский тиун забрался на деревянный помост. Старые березовые доски заскрипели под весом здорового мужика в кольчуге и красном кафтане с меховой оторочкой. Тиун обвел похмельным взглядом собравшуюся толпу и тихо отрыгнул. В горле стоял ком, а читать надо было так, что слышали все, даже в последних рядах. Он развернул царскую грамоту с сургучной печатью, прокашлялся и принялся читать.
– Народ православный! – заорал он на всю площадь. Слушай царский указ!
– Царский указ, – повторил он. Народ охнул и перекрестился. Глашатай обвел толпу взглядом и продолжил.
– Мы Божьей милостью Государь Иоанн Васильевич: объявляем народу своему, что казак Ванька Кольцов за злодеяния свои… тиун прокашлялся…– перед государством и самим Великим князем Московским и Всея Руси: – объявляется вне закона и подвергается заточению в кандалы.
Великий Государь Иоанн Васильевич предлагает выше названному злодею, добровольно явиться перед светлы царски очи, и принять кару положенную ему царем и судом Божьим. В противном случае, он будет казнен и обезглавлен.
Писано накануне дня Святого преподобного Симеона.