Волчицы

– Ну, папка, скажешь тоже, – обиженно надулась Настя.

– Ладно, посмотрим. Может, с Егоркой поедете.

– Учебный год на носу, – напомнила мать. – О море раньше думать надо было.

Настя снова насупилась, а Сиверцев произнес:

– Ты, Наташа, тоже поостерегись.

– Теперь меня повоспитывать решил, – улыбнулась жена.

– А как же, – ответил Сиверцев. – Муж я тебе или не муж? Ты все время с открытыми окнами спишь. Осторожнее надо быть, раз волки по селу загуляли. Вообще черт-те что творится. Не помню, чтобы когда-нибудь такое нашествие было.

– Что, так плохо? – с тревогой спросила Сиверцева.

Муж кивнул.

– Даже у нас в леспромхозе их много стало. И шума не боятся. Так что, Настена, за околицу ни ногой. Ну, все, женщины, мне пора. Будьте здоровы. Спасибо, жена, накормила.

Сиверцев поднялся из-за стола и добавил:

– Разрешаю проводить отца и мужа.

Все трое вышли на улицу. Сиверцев поцеловал жену, щелкнул Настю по носу и забрался в кабину. Махнув рукой на прощание, он уехал.

– Мам, я пойду, – сказала Настя, уже срываясь с места.

– Э, нет, – Сиверцева едва успела удержать дочь за руку. – Побудешь сегодня дома, у нас с тобой есть, чем заняться. Ремонт еще не закончен и в огороде надо поработать.

– Ну, мам, мы с ребятами договорились встретиться.

– Никуда твои ребята не денутся. Завтра увидитесь.

Пока они препирались, к калитке подошел Поковский.

– Добрый день, Наталья Савельевна, – поздоровался доктор. – Ваша дочь? – спросил он, поглядев на девочку.

– Ах, это вы, Айболит, – Сиверцева улыбнулась. – Здравствуйте, Вячеслав Петрович. Да, это Настя.

– Ну, привет, Настя. Чего такая сердитая?

– Это я еще радостная и веселая, – буркнула Настя. – До свидания.

Сказав это, она ушла в дом. Доктор вопросительно взглянул на Сиверцеву. Женщина развела руками.

– Переходный возраст, – шутливо пояснила она.

– Понятно, – Поковский кивнул. – А я, собственно, к вам шел, Наталья Савельевна.

– Ну так проходите в дом, – предложила Сиверцева.

– Да нет, я ненадолго, – отказался доктор. – Так, справиться о здоровье.

– Все в порядке, спасибо.

– Вам уже лучше?

– Да будто и не болела. Все хорошо.

– Вот и славненько. А то тут вот ведь какое дело…

Доктор в нерешительности потеребил подбородок.

– Говорите, говорите, – подбодрила его Сиверцева. – Что у вас случилось?

– Медсестры у меня, знаете ли, молодые, шебутные, резвые…

Сиверцева рассмеялась.

– Вы так говорите, словно сами седовласый старец. Вы ведь тоже совсем не в пожилом возрасте.

– Ну, до старости мне, конечно, далеко, – согласился Поковский, улыбнувшись. – Но я человек серьезный. А этим все бы резвиться. Затеяли возню-беготню прямо в лаборатории. Ну и толкнули стол с образцами. Там и ваш был.

– Какие образцы? – не поняла Сиверцева.

– Образцы крови, – пояснил доктор. – С вашим анализом теперь ничего не получится. И вся моя работа насмарку – половина образцов смешались, вдруг обнаружился необычный тип лимфокинов. Не поймешь теперь, что откуда. Так что, если желаете, можем процедуру повторить. Извините, конечно, что так получилось.

– Ой, да что вы, Вячеслав Петрович! – Сиверцева снова рассмеялась. – Не убивайтесь по пустякам. Ничего в этом такого нет. Ну, не получилось и не надо. Ничего страшного.

– Что ж, как хотите, – доктор пожал плечами. – Тогда всего хорошего.

– Может, все-таки зайдете?

– Нет-нет, спасибо. У меня дела. До свидания.

Ночью Сиверцева долго не могла уснуть. Ее мучила невыносимая духота. Памятуя наказ мужа и несколько встревоженная последними событиями, она закрыла на ночь окно. Но многолетняя привычка сказывалась, было слишком душно. Поворочавшись с боку на бок, она, в конце концов, поднялась и распахнула окно. Ночь дохнула прохладой, легкий ветерок колыхнул занавески. Стало легче. Женщина сбросила рубашку, подставив тело ночной прохладе. Едва забравшись в постель, она тут же уснула и уже не слышала, как откуда-то издалека, от леса, донесся протяжный вой.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Она снова была под тем же кустом черемухи. В памяти чернел провал. Она очень смутно помнила события прошлой ночи и абсолютно не помнила, что было днем. И это внушало Ей страх. Она не понимала, что с Ней происходит. И голод, лютый голод по-прежнему терзал Ее. Прошлой ночью Ей так и не удалось насытиться, помешали люди, а что было днем, Она не знала.

Уши уловили далекий вой. Она поняла значение этого тоскливого сигнала. Лесные хищники, порожденные Ее свирепыми предками, уступали Ей свою территорию без боя. Волки признали за Ней силу и право.

Это успокаивало Ее, придавало уверенности. Да, Она была одинока в этом мире, но отнюдь не беззащитна. Ей не было равных по силе и эта свирепая мощь распирала грудь. Одиночество и лютый голод доводили до бешенства. Она уже была уверена, что никогда не найдет свое племя, но теперь, на смену отчаянию, пришла дикая злоба, неукротимая ненависть ко всему живому.

Она вышла из своего укрытия. Голод толкал вперед, на поиски добычи. Едва стоило пошевелиться, как в ближайших дворах залаяли собаки. К ним присоединились другие, замычали коровы, завизжали свиньи. Все они чуяли зверя и, инстинктивно уловив Ее движение, подняли панику, призывая на помощь людей.

В этот раз люди прислушались к их зову. Ее уши уловили человеческие голоса. Жгучая злоба захлестнула Ее, в припадке дикой ярости Она собралась в комок, готовая рвануться вперед и рвать зубами все живое. И все же Ей удалось сдержать себя. Как ни сильна, как ни могуча и свирепа Она была, встречаться с людьми сейчас не стоило.