Темнее ночь перед рассветом

– Вот именно, что быстрые, а этот оперок особенно ко мне прикипел, уж больно башковит. Обещался мигом, а, гляжу, задержало его что-то. И машины нет, как назло. Попросили на несколько минут, а вишь, как получается.

– Так я пошлю своего? Сгоняет, не успеешь перекурить.

– Нет, я уж сам, – шагнул к двери Квашнин. – Нашёл, видать, лейтенант закавыку, поймал журавля в небе, вот и не спешит – радуется. Молодёжь, она такая… теперь ему и полковник нипочём…

* * *

Осеклось сердце у Квашнина, когда подходил он к зловещему скверику, возле которого уже маячило несколько машин и милицейский воронок. Устоял на ногах полковник, а через секунду бросился вперёд, расталкивая и гражданских, и своих. Застыл, когда открылось ему зелёное озерцо за сквериком. Нагнулся над самой водой, куда были устремлены напуганные взгляды столпившихся, и охнул: глянули на него из глубины широко открытые глаза лейтенанта Шипучкина. Удивление замерло в них, а всё остальное застила кровь…

Нежданная встреча

Не проехал Ковшов и несколько кварталов, как его внимание привлёк автомобиль иностранной марки с затонированными стёклами.

– Москвичи который день гоняют, – прокомментировал не без зависти Константин, проследив за удаляющейся машиной. – Похоже, к скверику тому направляются. Пронюхали журналюги об убийстве, решили разведать, в чём дело, да в газетку тиснуть.

– Мелко плаваешь, Костя, – пропустил первые фразы мимо ушей Ковшов, думая о своём. – Московским журналистам не до нас… Впрочем… Тормозни! Глянь, действительно они туда свернули?

– Всё точно. – Гася скорость, водитель продолжительное время изучал зеркальце заднего вида. – Удивительно, откуда они узнают всё раньше всех!

– Профессионалы, – почесал затылок Данила и скомандовал: – А ну-ка разворачивай за ними и попробуй обогнать их другой дорогой.

– Один момент!

Для Кости, в совершенстве знавшего все переулочки, задача не представляла труда, он уже приглушил мотор, и Ковшов успел выйти из салона, когда иномарка, плавно свернув с шоссе, подрулила к скверу и остановилась. Переднее стекло медленно опустилось, и Данила не без труда узнал женщину-пантеру. Сняв перчатку, Ника величаво подала ему руку. Едва Данила коснулся её пальцев, Ника распахнула дверцу и выпорхнула наружу. Чрезмерная поспешность привела к тому, что оба бы упали, не подхвати её Ковшов, однако при этом правой своей ножкой, обутой в чёрный сапожок, «Багира» больно оперлась о его ногу. Невольно опустив глаза, он подметил, что Ника успела сменить туфельки с золотистыми набойками, иначе ему было бы несдобровать, и всё же он поморщился.

– Вот я вам и отомстила, – шепнула она ему на ушко, – не надо покидать меня так скоро.

Данила попытался возразить, но тот же голосок уже опередил его:

– Наступите и вы мне на ногу, иначе поссоримся. Не хочу, уважаемый прокурор, расстаться с вами так просто.

Данила замялся, смутившись.

– Значит, как истинный кавалер, вы решили проводить нас в поездку? – не давая опомниться, тараторила она.

– Не совсем так.

– Что-то случилось?

Водительское стекло поползло вниз, и на Ковшова, вытянув шею, глянул черноволосый красавец, обвешанный фотоаппаратурой.

– Автоавария? – лениво спросил он. – Нужна помощь?

– Убийство, – не сводя глаз с Ники, шевельнулся Данила. – Труп только что увезли.

– Как это произошло? – всплеснула она руками. – Нам в дорогу, и на тебе! Покойник – это к чему?

– К удаче, – ляпнул фотограф.

– Какое горе! Что ты мелешь, Хоббио? – воскликнула Ника, но тут же беспечно оповестила Ковшова: – А мы уезжаем в какой-то аул. Представляете, Ивану Даниловичу так понравились фотоработы и мой репортаж, что он выпросил для нас в редакции ещё два дня отснять экзотику: барханы, верблюды, аксакалы…

– И саксаулы, – буркнул фотограф. – Будем объедаться бешбармаком.

– Прощайте, Данила Павлович! – Ника коснулась губами его щеки и запрыгнула в кабину, автомобиль дёрнулся, развернулся и погнал по шоссе к выезду из города.

– Только пыль из-под колёс. – Ковшов вернулся в салон автомобиля. – А нам разгребать.

– Чабанские точки в барханах не так-то легко отыскать, – посочувствовал гостям Константин.

– У них на заднем сиденье пыхтел какой-то пузач. – Ковшов устало закрыл глаза, сказывалось чрезмерное напряжение тяжёлого дня. – Толстяк похлеще Пантагрюэля, проводник, наверное, или директор совхоза, к которому они направились.

Нужен смельчак зажечь свет

На столе возле бутерброда с маслом стоял стакан с кефиром, а на клеёнке распластался вырванный из дочерней тетради в клеточку лист. Вынырнув только что из-под душа, Данила на одной ноге попрыгал вокруг стола, остерегаясь мокрыми руками касаться бумаги, и, обтёршись полотенцем, с нетерпением схватил заветное послание.

Оно гласило:

«Нечестивый наш батюшка, покорнейший государев слуга Данила свет-Павлович!

Нижайше бьют Вам челом забытая слуга и супруга, а также Ваша несчастная дщерь. С глубоким возмущением уличаем Вас, коварный льстец, в прескверном нарушении обещаний и клятв, ведь Вы опять заявились домой далеко за полночь, не уведомив о причинах по телефону. Обманув, не появились и в поликлинике.

Мочи нет перечислять далее Ваши бессовестные прегрешения, а поскольку постыдные поступки эти входят в Вашу практику, измученная супруга вместе со скорбящей дщерью удаляется к бабушке вплоть до полного Вашего покаяния и исправления!

    Несравненные и единственные, забытые и заброшенные супруга и дщерь».

Внизу мелким почерком приписано:

«Вас видели поздно вечером на проезжей дороге наедине с красоткой! Стыдитесь, презренный нечестивец!»

И уже серьёзнее звучало следующее:

«Сын перестал писать. Вестей от него нет третью неделю. Разберись, отец!»

Данила поцеловал подпись, оделся, опорожнил чашку кофе и набрал военного комиссара, бывшего в курсе всех их секретов с сыном.

– Палыч! – начал успокаивать его комиссар. – Это же военная разведка! Забыл? Сегодня здесь, а завтра за горами. Не пишут орлы порой месяцами, да ещё задержка с почтой! Потом пачками отгружают. Так что вразуми жену, всё нормально. Оснований для тревог нет.

– Ты всё же пошукай, Георгиевич! – буркнул Данила. – Очаровашка такая чувствительная.

– А другие матери не такие?

– И всё же…

– Палыч, ты глянь внимательней последнее его письмо. Возможно, сквозь строк он намекает о предстоящих перемещениях? Там же на задницах не сидят, как я здесь.

– Жорик, ну я тебя прошу…

– Сделаю всё, что могу, хотя мои возможности тебе известны. – И тот повесил трубку.