Счастливое завтра

– Всем автомеханикам необходимо иметь классную машину. Как ты думаешь, сколько людей будут обращаться ко мне, если я буду разъезжать на восьмиместном Chevrolet? Мой автомобиль – это мое лицо. Да и к чему тебе сейчас BMW? Тебе намного удобнее будет отвозить детей в школу на практичной машине.

Кейт опустила глаза и залила остатки красного клубничного джема горячей водой.

Достав телефон, она посмотрела на экран. Занятия в школе начинались через 20 минут. От Скарлетт так и не было никаких звонков или даже сообщений. Это не было неожиданностью для Кейт. Дочь часто оставалась у подруг с ночевкой. В этом не было никаких проблем, но обычно она предупреждала мать.

«Хотя вчера был день города».

Последний раз Кейт видела дочь на стадионе, когда сжигали чучело Карла Стаки. Потом, как всегда, состоялась дискотека. Мать не сомневалась, что «королева» школы обязательно должна там присутствовать.

«Наверное, так напилась, что побоялась позвонить. Лишь бы пьяная за руль не садилась».

Когда вся посуда была перемыта, Кейт села на диван. Секундная стрелка на старых часах медленно пробегала круг за кругом. Женщина листала новый выпуск журнала Vogue. Но мысли ее были далеко от статей журнала. Она думала о том, что ей пора бы уже устроиться куда-то на работу. Через каких-то девять месяцев Скарлетт соберет сумки и уедет на другой край страны. Это неизбежно. Поэтому Кейт хотела оградить себя от того, что ей придется отпустить дочку. Она считала, что работа поможет ей отвлечься и забыться.

Проблема была в том, что Кейт никогда в жизни не работала. Всего через месяц после выпускного она забеременела Скарлетт, еще через месяц была сыграна свадьба. Затем она сидела с дочкой, затем она забеременела мальчиками. Да и мысль о том, чтобы устроиться на работу, никогда не посещала ее голову до последнего время. Ей нравилось колесить на своем красном BMW по городу. Гулять в легком летнем платье и ходить по магазинам, держа на руку свою маленькую принцессу. Ей нравилось проводить время со Скарлетт, которая своими большими глазами смотрела на нее. Дочка всегда внимательно слушала ее и старалась сделать так, чтобы никогда ничем не расстроить. Они обожали друг друга. Кейт даже стала считать, что все эти разговоры, о том, что «маленький ребенок забирает у тебя все силы» – это все чушь. Но так было только со Скарлетт.

Когда родились мальчики, она полностью ощутила, что значит быть «вымотанной». Мальчики сильно отличались от спокойной Скарлетт. Они часто плакали. Настолько часто, что первый раз, когда Кейт смогла всю ночь проспать, не вставая, было лишь спустя долгих два года после их рождения. Да и потом чем они становились старше, тем тяжелее было за ними уследить. Они были самой энергией в чистом виде. Сидеть на месте – это было не про них. Но, слава Богу, тогда уже Сэм взял мальчиков под свою опеку. Он привил им любовь к спорту, где они выплескивали все свои силы и становились хоть немного спокойнее.

И вот сейчас, когда мальчики пошли в школу, она стала чувствовать себя в доме одинокой. И всякие грустные мысли стали осаждать ее голову. Поэтому Кейт хотела посвятить себя какому-нибудь делу. Первым ее пунктом плана по устранению одиночества был сад. Год назад на заднем дворе, где раньше висели старые качели и располагался домик на дереве, Кейт решила сделать красивый сад. И всего за год она легко с этим справилась. Теперь она с гордостью приглашала гостей на задний двор, который был произведением искусства. Большая вместительная беседка укрылась в тени под деревом. Она вмещала в себя больше десяти человек. В углу двора вместо ржавого мангала была построена огромная печка для барбекю. Весь двор был искусно выложен натуральными камнями, вокруг которых были кусты различных цветов, таких как розы, пионы, гортензии и лилии. В этом месте нашлось место и для декоративного озера. Без стеснения сад можно было назвать «восьмым чудом света».

Но теперь, сад был сделан и в нем оставалось лишь изредка поливать цветы. Поэтому Кейт искала себе новое занятие. Сейчас, просматривая модные журналы, она с интересом изучала новые тенденции в моде, из которой ее вырвали на несколько десятков лет. Кейт знала, что у нее было безупречное чувство вкуса. Поэтому сейчас, листая журнал, она делала записи в свой блокнот, в котором уже были сделаны два десятка набросков платьев. Она еще не сообщала мужу о своем новом увлечении. Хотя у нее не было сомнений, что он ее поддержит.

Кейт хотела сделать пробную партию платьев и выставить их в одном из магазинов в центре города. Она хорошо общалась с парочкой владельцев магазинов, так что дело оставалось за малым. Ей нужно было всего лишь ощутить, что сейчас модно и что будет модно завтра.

Так, в непринужденной атмосфере, Кейт сидела в гостиной, попивала чай и делала пометки в своем блокноте. Она уже собиралась идти на кухню готовить ужин, но ее отвлек шум машины, которая остановилась около их дома.

Кейт взглянула сквозь окно в кухне и увидела полицейский автомобиль, из которого вылез Трэвис Брук. Кейт давно знала его. Он был на год старше ее и еще в школе подбивал к ней клинья. Трэвис был не самый глупый парень в школе, но все же ума ему явно не хватало. После школы он подписал контракт и пошел в армию. Десять лет Кейт о нем ничего не слышала, пока однажды не встретила его в магазине. В то время он был простым сержантом и патрулировал улицы. Но сейчас он дослужился до офицера. Честно сказать, дослужиться было не так уж и сложно, поскольку любое дело с легкостью можно было закрыть, ведь сейчас так легко было найти подозреваемого. Они сплошь и рядом, в любом поселении «грачей» их были сотни. Если беженец не мог предоставить доказательств того, где он был во время того или иного преступления, то получить от него признание было делом времени, или вернее сказать, делом кулаков и боли. Делом черты, до которой готов дойти человек.

Сейчас он выходил из машины, подтягивая штаны, которые отвисали под тяжестью «Глока». Трэвис сплюнул остатки табака и, облизав желтые зубы и зачесав свои засаленные волосы назад, с неохотой пошел в сторону входной двери.

Наукой доказано, что у человека есть пять чувств: зрение, слух, вкус, обоняние, осязание. Тогда как тогда объяснить то, что почувствовала Кейт, глядя на офицера? Вдруг страшная паника накатила на нее волной. Ей стало страшно. Так страшно, что она стала смотреть по сторонам, словно стараясь найти мужа, хотя прекрасно знала, что он на работе. Она хотела даже позвать его. Пусть он откроет дверь, она не хочет этого делать. За ней что-то плохое, что-то ужасное. Она слышит, как звон дверного звонка пролетает по дому. Ей нужно идти, нужно открыть, но она не хочет. Она стоит и смотрит на мясо, которое она достала, чтобы приготовить ужин. Капли конденсата стекают с него. Кейт поворачивается и идет к двери. Трясущейся рукой она берется за дверную ручку.

«Пожалуйста, я не хочу. Не надо!»

Глядя на дверь, она вдруг ясно осознает, что за ней ее ждет то, что навсегда поменяет ровное течение ее жизни. Делая над собой усилие, она все-таки открывает дверь.

– Здравствуй, Кейт, – Трэвис держит руки на ремне, словно ковбой. Даже сейчас он находит уместным покрасоваться перед девушкой, которую обожал в школе.

– Привет, Трэвис, – срывающимся голосом говорит Кейт. Она пару раз кашляет, приводя голос в порядок. – Что-то случилось?

– Случилось, – опустив глаза, отвечает офицер. – Разреши, я войду?

Кейт отпускает дверь и проходит в комнату. Она чувствует, что ей срочно нужно сесть. Садясь на кухонный стул, она испуганно смотрит на Трэвиса, который берет соседний и ставит его напротив хозяйки. Видя, как трясутся руки женщины, он аккуратно берет их в свои.

– Кейт, мне трудно тебе об этом говорить, но я думаю, что лучше тебе узнать все от меня, ведь как-никак, мы не чужие люди, – он делает глубокий вздох.

«Какие нежные у нее руки».

– Кейт, я должен тебе сообщить, что твоя дочь Скарлетт… Она мертва. Прости, что…

Женщина смотрит на него, но ничего не слышит. Трэвис продолжает что-то говорить, но она ничего не может разобрать. Слезы медленно текут по ее лицу. Если бы его сейчас тут не было, она бы уже билась в истерике. Но она не может себе этого позволить – ни при нем, ни при ком-либо другом она не станет рыдать.

Кейт вынимает свои руки и идет к раковине. Она слышит, что Трэвис все что-то говорит и говорит. Трясущаяся рука берет стакан и набирает воды. Хочется пить, но вода не лезет в горло. Лишь вымочив губы, она ставит стакан на стол.

– Кейт, я знаю, как тебе сейчас тяжело, но нам нужно съездить в морг на освидетельствование. Я знаю, что тебе сейчас не просто, так что можем сделать это потом…

– Нет, – грубо сказала она, – мы сделаем это сейчас!

– Хорошо, Кейт. Я тогда подожду тебя в машине, – Трэвис вышел из дома, тихо прикрыв за собой дверь.

Кейт достает телефон и набирает номер мужа.

– Алло. Кейт?

– Да, – глотая ком в горле, говорит она.

– Что-то случилось? – по голосу слышно, что Сэм встревожился не на шутку. Жена никогда еще не говорила с ним таким голосом.

– Сэм, наша дочь… Скарлетт… Она…

11

На дворе конец 60-х годов. За океаном доблестные солдаты умирают на вьетнамской земле, расовая дискриминация запрещена законом, а одну из заметных ролей в жизни людей, в основном молодежи, стали играть общественные движения, такие как «Феминизм» и «Движение за защиту окружающей среды». Мартин Лютер Кинг еще не был убит, но уже тогда вся страна чувствовала, что грядут большие перемены.

В этот самый период девушка по имени Джейн Саммерс перебралась из холодной Аляски в центр всех этих волнений. Похоронив так рано покинувшую их мать, отец с дочерью решают сменить обстановку и перебираются вглубь США.

По сравнению с Аляской, их новый дом кажется чем-то необычным, чем-то совершенно новым. Это было не похоже на мирное и спокойное течение жизни на Аляске. Тут каждый день собираются какие-то митинги. Открываются новые и новые общества борьбы со всем на свете. И главное, в любом из таких обществ тебя ждут с распростертыми объятиями.

Молодая Джейн с интересом впитывает в себя, что ей говорят с экранов телевизора, что говорят ей митингующие, и все то, что она читает в брошюрах общественных движений.

«В этой стране люди меняют мир, тут каждый будет услышан и понят».

Вот только ее отец был против всего этого. Он был слишком стар, чтобы понять, что сейчас творится в мире. Его устраивало, что ему говорили, что и когда делать, что вся его жизнь давно была распланирована поэтапно. Он был из старого рода канадских дровосеков. Он был большой и сильный, такой же, как и канадская ель, и такой же тяжелый и недалекий. На все то, что твориться на улицах его нового дома, он смотрел с ухмылкой. Во всех этих общественных движениях он видел лишь кучу ленивых бездарей, которые пойдут на что угодно, лишь бы не работать. В общем, весь этот новый мир, не впечатлил старого сурового дровосека, в отличие от его дочери.

Со смерти матери и переезда в новый дом прошел уже год. Джейн устроилась работать в швейную мастерскую, которая находилась рядом с домом. А ее отец нашел себе место в одной строительной бригаде, состоявшей из таких же, как он непробиваемых людей. И в то время как Джейн слушала разговоры таких же, как она девушек, яро призывавших ее вступить в движение «феминисток», ее отец слушал старых скряг, которые болтали лишь о том, что «раньше было лучше».

Вся неделя Джейн была расписана по минутам. С утра отец отвозил ее в мастерскую, где она работала до четырех часов. Потом она спешила домой, где готовила ужин и наводила порядок в доме. После ужина, который был всегда в семь вечера, отец проверял чистоту в доме, и, если оставался доволен, разрешал Джейн посмотреть с ним телевизор. В полдесятого они вместе молились и шли спать. Надо сказать, что после смерти матери ее отец ударился в религию, к которой приучил и Джейн. В выходные дни он оставлял немного денег в кино, но только при условии, что дочь вернется не позже десяти вечера.

Отец Джейн был воспитан суровым мужским коллективом, где за любую провинность наказывали кулаками.

«Да, мой отец… твой дед… был еще тем куском дерьма. Никогда ничего не объяснял, а сразу бил. Бывает, все дела переделаешь, а он раз… И заехал тебе по уху. Потом ходишь и думаешь, что не так сделал? А придешь спросить, так в другое ухо получишь! Вот так!»

Пока была жива мать, воспитанием Джейн занималась она. Но после того как она умерла, вся ответственность за будущее дочери свалилось на плечи старого дровосека. И он воспитывал дочь так, как умел. Так, как воспитывали его.

Если ему не нравился ужин или порядок в доме, он заставлял дочь весь вечер простоять в углу на коленях, или бил тонким прутиком по рукам, считая, что это наказание больше подходит девушке, чем удар в ухо. И это стало нормой для Джейн, к которой ей пришлось привыкнуть с двенадцати лет.

И если с будничной рутиной смириться было можно, то вот выходных дней она боялась.

Каждую пятницу и субботу отец Джейн проводил вечера в компании коллег по работе, сидя в баре и болтая. Потягивая за разговором сначала пиво, а потом что покрепче, мужчины не замечали, как могли оставить в баре не только половину зарплаты, но и здравый рассудок.