Счастливое завтра

– А как же читал проповеди священник, который служил в этой церкви до меня?

– Известно дело, как! ОНА ему их на блюдечке с утра пораньше приносила. Как и тебе теперь будет приносить.

– И что же, священник никак не боролся?

– Кто? Отец Джозеф? – ухмыляясь, спросил диакон. – А как ты поборешься? Ты еще не знаешь, с кем имеешь дело. Что тебе сказали про отца Джозефа, когда сюда направляли?

– Сказали, что он умер.

– Пффф. Брехня, – грубо сказал Ник. – Умер?! Как же, умер!

– А что тогда?

– Его Джейн Саммерс в могилу свела. Да еще собственноручно гвоздики в гроб забила своим судейским молоточком. Вот что-что, а бить молотком она умеет, – у диакона выступили слезы на глазах. Сделав небольшую паузу, он продолжил. – Знаешь, когда в последний раз с трибуны в этом храме звучали настоящие проповеди? Когда в церковь ходили от силы десять человек, которые были истинно верующими людьми. Сейчас Бог знает, где они. А после того как церковь стала нераздельно связана с государством, то все. Баста. Думаешь, отец Джозеф не выступал с такими проповедями, как ты сегодня? Выступал. Он боролся. Хоть и старый был. Но боролся.

Диакон Ник сидел, потупив взгляд. Его глаза были устремлены в угол комнаты. Казалось, он на кого-то там смотрел.

– Но Джейн Саммерс всегда найдет у тебя слабое место. Она страшный человек. Страшный. Перед большими церковными праздниками у нас организуется хор детей. Ну, ты сам еще увидишь. Знаешь, почему дети лучше взрослых? Потому, что они не ведают, что творят, просто доверяют своим родителям. Уж те… Когда Джейн Саммерс стала королевой города, она начала тянуть свои пухлые руки к церкви. Но Отец Джозеф дал ей понять, что церковь не нуждается в ее поддержке. Так ты знаешь, что сделала это женщина? Она принесла три заявления от родителей мальчиков, которые поют в хоре, о сексуальных домогательствах со стороны отца Джозефа, —диакон улыбнулся и, вытирая слезы с глаз, посмотрел на Роберта и спросил: – Как тебе? Сильный ход?

Роберт покачал головой. В тот момент ему стало не по себе.

– Что оставалось делать отцу Джозефу? Ничего. С тех пор он стал потихоньку умирать. Он перестал что-либо делать и без конца просиживал в этой комнате, все время читая молитвы. Днем и ночью. Однажды, уже перед самой смертью, он сказал мне:

«Знаешь, Ник, мне страшно. Мне страшно умирать. Я предал себя, предал Бога. Что я „там“ ЕМУ скажу?»

Пауза повисла в комнате. Сейчас Роберту стало страшно. Он вспомнил милое личико Джейн Саммерс, которая так приветливо ему улыбалась всего несколько часов назад. Что было за этой улыбкой? Какое дело она сфабриковала уже на него?

Диакон Ник, вытерев последние слезы, кряхтя встал с кровати и подошел к Роберту. Он положил ему руку на плечо.

– Роберт, не вступай с ней войну. Она страшный человек. Она зло. Но ты молодец. Порадовал старика. Ты слишком молод. Я не хочу хоронить еще одного священника.

Повернувшись, он медленно пошел к двери. Он обернулся на священника и тихо сказал:

– Ты молодец. Отец Джозеф гордился бы тобой. Ты молодец.

Хотел ли Роберт нажить себе врага в лице Джейн Саммерс? Нет. Тогда зачем он прочитал эту проповедь, взбудоражившую тихий городок? Роберт столько раз искал ответ на это вопрос, но так и не мог найти.

«Может, я просто хотел показаться, а не быть? Но не быть кем?»

8

Старенький пикап марки Ford скользил по загородной дороге. Роберт сидел за рулем. Ехать было по меньшей мере минут сорок. Лоб горел, отдавая сильной болью по всему телу. Больше всего доставалось органам, находившимся рядом с эпицентром боли. Глаза реагировали на каждый яркий свет, нос был заложен, а в ушах стоял постоянный звон.

«Не лучшая идея садиться в таком состоянии за руль», – подумал Роберт.

На часах было 00:15. На дороге лишь изредка попадались машины. Натянув капюшон сильнее на глаза, водитель приоткрыл окно, давая прохладному ночному воздуху обдувать лицо. Пикап был в столь плачевном состоянии, что даже при закрытом окне на водителя дул непонятно откуда просачивающийся воздух.

«Наверное, зимой, это то еще удовольствие ездить на этой «развалине».

Роберт наклонил голову к окну, стал размышлять о том, чем еще можно унять эту боль. В куртке толстовки лежали выписанные доктором таблетки, которые помогали только первое время, а сейчас от них было столько же пользы, сколько от леденцов.

«Мог бы выписать что-то посерьезнее. Жалкий трус».

Роберт больше не пошел к врачу. «Костные образования» продолжали набухать. Боль не уходила. Два дня он не покидал свою комнату, сославшись на состояние здоровья, так что этим утром воскресную проповедь пришлось прочитать Нику. Диакон сильно переживал за священника и старался всеми силами ему помочь. Приносил ему еду, воду, а также лед, который Роберт прикладывал на лоб, чтобы хоть как-то облегчить боль. Но все же это слабо помогало. Когда диакон больше не мог смотреть на больное лицо Роберта, он ему предложил съездить в поселение «грачей», где, по его словам, он смог бы купить себе сильные обезболивающие, которые ему продадут без рецепта. Откуда такая информация была у старика, Роберт не стал разбираться. Он лишь переоделся и, взяв ключи от пикапа, отправился в путь.

В джинсах, кроссовках и старой потертой толстовке Роберт чувствовал себя комфортно. Ему было приятно хоть какое-то время походить в обычной человеческой одежде. Он словно оказался тем 9-летним мальчишкой, который не знает, что ему делать.

Дорога представляла собой небольшие прямые участки, за которыми следовали все новые и новые повороты. Разогнаться больше 50 километров было невозможно. Но Роберт никуда и не спешил. Ему нравилось огибать эти гигантские, дышащие прохладой леса. В темноте они выглядели чертовски пугающими. Почему-то именно сейчас Роберту захотелось оказаться там, в кромешной тьме, вдали от всего: от людей, от проблем, от боли, от Бога. Смотря, как дорога уходит в поворот, сбрасывая скорость и поворачивая руль, он думал о том, какая сейчас тишина и прохлада стоит в лесу. Как едва слышно шуршат огромные ели от легких порывов осеннего ветра. Роберт представил, как он лежит на холодной траве и сквозь огромные кроны деревьев смотрит на звезды. Корни деревьев обвивают его руки и ноги. С едва слышимым треском они утянут его под землю. Туда, где лишь одна тишина, где нет место для боли.

Он провел рукой по лбу, ощутив две больших шишки, которые ужасно зудели, но чесать их было невыносимой болью. Лишь слегка проведя по ним рукой, Роберт ощутил боль, такую сильную, что его правая рука с силой вцепилась в руль, а глаза инстинктивно зажмурились. Все тело пробил пот.

«Эта дрянь рвет меня изнутри!»

На часах было 00:47. Пикап медленно остановился у поселения «грачей». Роберт вышел из машины и медленно побрел к открытым настежь ржавым и кривым воротам. Он еще никогда не видел своими глазами поселения беженцев, лишь мельком в новостных репортажах. То, что показывали по телевизору, резко отличалось от того, что было на самом деле.

По телевизору это были большие поселения. Пять огромных улиц, более трехсот домов, которые представляли собой хорошо обустроенные жилища, со всеми коммуникациями для жизни. Улицы были асфальтированы и освещены. Рядом с каждым домом стоят мусорные баки, которые дважды в неделю забирают специальные машины.

«Прекрасные условия для жизни!» – улыбаясь, говорил корреспондент с экрана телевизора.

В действительности все обстояло куда проще. Две небольших улицы и, от силы, сотня домов. Никакого освещения, кроме металлических баков, в которых, воняя на всю округу, догорал мусор. Вместо асфальта просто гравий. Роберт вспомнил, как Джейн Саммерс читала список беженцев, живущих рядом с их городом.

«Три сотни человек находится у нас на попечительстве…» – звучал в голове ее мерзкий писклявый голос.

«Три сотни?! Да тут домов только на человек сто. Неужели здесь жили все эти люди?»

Роберт подошел к главным воротам, над которыми висел большой плакат с бывшим президентом Рупертом Гринном, который, широко улыбаясь, держал на руках маленького мальчика. В руках у беженца была пластмассовая машина, на двери которой был нарисован флаг США. Лозунг над плакатом гласил:

«Вместе к светлому будущему!»

Роберт посмотрел направо, где в миле от этого «городка» красовалась огромная свалка.

«Вот и сборы мусора, трижды на неделю. Отличные условия для существования. А мы еще свысока рассуждаем о том, что „грачи“ мешают нам жить».

– Тебе чего нужно, друг? – донесся голос со стороны будки для охранника, которая стояла рядом с воротами.

– Хотел кое-что купить. Но, видимо, продавцов тут уже не осталось?

Из будки вышел парень, на вид ему было лет восемнадцать. Он был одет в черные кеды, рваные на коленях джинсах, черную толстовку и красную бейсболку. В темноте Роберт не мог рассмотреть его лица.

– А что именно ты хотел купить? – спросил парень, делая глоток из наполовину пустой бутылки виски.

Роберт с опаской смотрел на парня. Но головная боль не давала бояться.

– Мне нужны таблетки. Обезболивающие. Сильные обезболивающие. Мне сказали, что здесь я могу это купить.

Парень отпил еще глоток виски и, ухмыльнувшись, спросил:

– Это вроде тех, что не продают без рецепта?