Черный Оракул

Теперь до меня стал доходить смысл его слов. Я мгновенно соскочил с кровати, натянул на себя брюки , накинул плащ и с сумасшедшей скоростью выскочил из квартиры, даже забыв положить телефонную трубку на место.

Боже мой, если там все сгорит, то я пропал. Что я буду потом делать?! Стоп. Барни!

Я несся так быстро, что местами обгонял попутные машины. Расстояние до магазинчика я пролетел минут за пять, не больше. Еще добегая до места пожара, я услышал сирены пожарных команд. Если Барни как обычно лег вздремнуть на кушетке в подсобке, то ему конец. Тем более, он скорее всего, был пьян. Откуда пожар? Может Барни забыл потушить сигарету и уснул с ней в руках? Или была неисправна электропроводка? Может быть, Барни тоже ушел домой, как и я? Хоть-бы это было так…

Повернув за угол, я увидел ужасное зрелище. Из всех окон магазинчика вырывалось пламя. Стояли сумасшедший шум и треск. Двери полностью выгорели. Жар был такой, что пожарные расчеты не могли подойти ближе, чем на пятьдесят футов. Они безрезультатно поливали пламя водой, но казалось, что огонь становится все больше и больше. Я стоял как

ошарашенный, понимая, что совершенно ничего не могу сделать. Огонь уже начал перебираться на верхние этажи и остановить его могло только чудо. Я посмотрел влево и увидел Стена, который бестолково сидел на тротуаре и так-же, как и я, завороженно смотрел на пламя.

– Стен! – крикнул я ему и он, заметив меня, поднялся на ноги. – Ты видел Барни?

Он подбежал ко мне и, размазав рукой копоть по мокрой щеке, ответил:

– Нет, Майки! Его никто не видел. Я уже у всех спрашивал. Я сказал пожарникам, что там может быть человек. Но, они говорят, что если сейчас не пойдет сильный дождь, то они не смогут туда войти. Насосы не справляются -слабый напор. В здании деревянные перегородки и оно горит как бумага.

Я в бессилии присел на корточки и судорожно размышлял о том, что-же теперь делать. Но, ничего подходящего придумать не получалось. Оставалось только ждать пока магазинчик полностью не выгорит. Я смотрел на огонь, а время, казалось, сейчас замедлилось для меня. Языки пламени плясали перед моими глазами, а я думал. Горько думал о том, что Барни, скорее всего, уже нет в живых. Старик был так весел перед смертью. Он даже представить себе такого не мог. А что я? Теперь я остался один. Барни погиб. И вместе с ним погибло все то последнее и родное, что я имел до сегодняшнего дня

К действительности меня вернул внезапно начавшийся дождь. Зонта у меня не было и через минуту я неслабо промок. Но, это сейчас занимало меня меньше всего. Я ждал момента, когда пожарные смогут сбить огонь и будет можно попасть в магазин. Может быть, там что-то еще уцелело. Я знал, что Барни всегда держал в сейфе кое-какие деньги. А они мне сейчас были нужны как никогда. И меня абсолютно не терзали никакие угрызения совести за это: о пожаре знал весь район. И если бы Барни был жив, то обязательно был-бы здесь. Тем более, что жалованье от него за прошлый месяц я так и не успел получить.

Глава 3

Зрелище после пожара было удручающим. От того магазинчика, к которому я привык и который, по-своему, был мне дорог, не осталось ничего. Голые почерневшие стены, пепелище от выгоревшей мебели, едкий и удушающий дым, трескающиеся под ногами остатки пола, искореженные от температуры металлические вазы, подсвечники, бронзовые статуэтки, выгоревшие дотла картины, провалившийся прилавок…

Мне было больно на все это смотреть, но я должен был найти Барни. Поэтому, несмотря на весь ужас происходящего, я медленно продвигался дальше в направлении нашей обшей с ним подсобки. Впереди меня шел пожарный, металлическим багром расчищая мне проход. Наконец, с трудом переступая через груды еще тлеющего хлама, я вошел в ту комнатку, которая еще совсем недавно являлась для нас и рабочим кабинетом, и архивом, и комнатой отдыха. Сейчас все здесь походило на сцену из преисподней. Сплошные мрак и чернота. Кое-что еще дотлевало и от этого по стенам прыгали зловещие блики, которые то подергивались, то замирали, как-бы прячась от постороннего взгляда и тут же собираясь выскочить обратно, чтобы напасть.

Я прикрыл лицо носовым платком и шагнул внутрь комнаты. В помощь мне, пожарный посветил фонариком по углам помещения, затем внизу и я увидел фигуру Барни. Но, теперь это уже был не тот Барни, которого я знал,а черный обуглившийся силуэт, застывший в неестественной позе на полу. Несмотря на сильный сквозняк, здесь ощущался резкий кисловатый запах горелого мяса и мне стало немного не по себе. Я, вообще-то, не шарахался мертвецов, но вид сгоревшего человеческого тела, лежащего лицом вниз, заставил меня отвернуться в сторону. Узнать Барни в том, что лежало под моими ногами, было невозможно, но кто-же это мог быть еще? Это было именно тем, что осталось от доброго, безобидного старика, который, по большому счету, был мне за отца. Правда, иногда он и был грубоват со мной. Один раз он, даже, выгнал меня на несколько дней из-за того, что я разбил какой-то старый кувшин, который ничего особенного из себя не представлял. Позже Барни сам пришел ко мне домой и извинился. С тех пор особых конфликтов у нас с ним не было. Мне было жаль этого старика, который еще за несколько часов до своей смерти собирался подарить мне все то, что имел сам. Хотя, сильно мне в это не верилось. Ну, куда Барни мог подеваться от своих ненаглядных статуэток и тарелок, противно скрипящих радиоприемников и гор ветхих, никому не нужных книг?

Я присел возле его тела и попросил пожарного перевернуть беднягу. От его лица совсем ничего не осталось. Рот был широко открыт. Видимо, Барни умер не от огня, а во сне от удушья. Он, наверное, пытался встать с дивана и не смог, упав при этом на пол. И уже после этого, потеряв сознание, обгорел до неузнаваемости. Боже, какая ужасная смерть!

Вдруг, между судорожно сжатых пальцев его правой руки, я заметил блестящий кругляшок. Это была та самая монета. Старик даже во время смерти не захотел расставаться с ней. И она ничуть не обгорела: лишь немного потускнела от тонкого слоя пепла. Я попросил пожарного передать ее мне , покрутил немного в ладони и опустил в карман брюк. После этого я подошел к несгораемому шкафу и легко открыл его. В основном, там хранилась вся наша бухгалтерия и еще ворох старых бесполезных бумаг, которых до сих пор никто из нас двоих так и не удосужился выбросить на свалку. Барни редко запирал его на ключ, так как ничего особо ценного, кроме пары-тройки банкнот в самые лучшие дни, там никогда не бывало. А мне он доверял всецело. На верхней полке шкафа я обнаружил помятую бумажку в сто долларов и мелочь: гораздо меньше, чем я ожидал. Но самое интересное – внизу шкафа лежали все те предметы, которые я лично перебирал и сортировал этим утром .Они были небрежно свалены в кучу. Однако, в ней находился и тот самый пустой блокнот, который я с легкой душой выбросил в мусор и даже успел забыть об этом. По странной иронии судьбы уцелели только те вещи, которые именно сегодня к нам и попали.

С помощью Стена я вынес это на улицу. Впрочем, не до конца понимая, зачем мне это все. Магазина ведь нет. Сейчас я плохо соображал и лишь успокаивал себя мыслью, что, наверное, правильно сделал, что забрал уцелевшее.

Не видя смысла в дальнейшем нахождении на пожарище, мы со Стеном поймали такси, погрузили в него все то немногое, что удалось спасти из магазина и поехали ко мне домой. И у меня, и у него на душе была бездонная пустота. Не хотелось ни говорить, ни думать. Поэтому, всю дорогу мы ехали в полном молчании.

Тем не менее, Стен как весьма предприимчивый человек, за неполные десять минут нашей короткой поездки, успел ознакомиться со всем, что мы везли и, как мне показалось, успел спрятать в карман своего пиджака старый портсигар, который нам подвернулся вместе со всем остальным. Но, мне было абсолютно все равно: Барни скупал весь этот хлам на вес и за сущую мелочь. Поэтому, мы никому ничего не задолжали. Пусть выбирает себе то, что ему нравится.

Однако, тот набор “ценностей”, который мы везли с собой, не соблазнял даже его. И в самом деле: это был настоящий мусор, который даже огонь не берет. Стену, как безнадежному 30-ти летнему заядлому картежнику, приходилось играть и проигрывать любые безделицы. Он прекрасно знал, Что имеет хоть какую-то мало-мальски значимую цену, а Что нет. И играл он не только в одни карты. Он ввязывался в любые азартные игры, которые только были. Иногда ему удавалось выигрывать что-то. Но, чаще всего, он без шансов проигрывался до гроша и тогда шел ко мне, чтобы взять в долг пять-десять-двадцать долларов. Работать он не хотел и перебивался случайными выигрышами во всяких подозрительных заведениях, из которых нередко выходил с помятыми боками и очень плохим настроением. Однажды ему на месяц пришлось уехать из города, чтобы спастись от выплаты долга какому-то мошеннику. Родители Стена жили где-то на Западном побережье и, насколько мне известно, не особо интересовались его судьбой. Несмотря на то, что у Стена в карманах почти всегда свистел ветер, одеваться он любил во все непременно яркое и заметное. При этом, под его выцветшим и застиранным пижонским красно-лиловым костюмом почему-то всегда была та самая желтая рубашка, которой было лет семь. И одевал он под свои не менее пижонские остроносые туфли именно те самые штопаные тысячу раз носки, которые носил еще в колледже. Я никогда этого не понимал. Несмотря на все это, Стен считал меня своим единомышленником и думал, что может приходить ко мне, когда захочет. Я, в свою очередь, прекрасно обходился и без его общества. Впрочем, иногда Стену удавалось развеселить меня какой-нибудь забавной историей и это отвлекало меня на время. Но, чаще всего, он приходил ко мне не ради задушевной беседы, а за очередным кредитом.

– Стен, – серьезно обратился я к нему, когда мы приехали ко мне домой. – А почему ты сегодня хотел со мной встретиться?

Стен бесцеремонно открыл дверцу моего холодильника и, достав оттуда пакет с томатным соком, ответил:

– Сейчас это уже не важно. Мне нужна была одна вещица из твоего магазинчика. В долг, конечно. Я сейчас, как знаешь, временно “на мели”.

– И что-же это такое?– спросил я, усевшись в кресло.

– А, пустяки. Тут, один тип играет на всякие безделушки. Ну, старые бусы, брошки разные, пуговицы военные, значки. В общем, собирает всю эту шелуху и затем кому-то скидывает. Он мне сказал, что в одной из комиссионок появилась какая-то старая пуговица. Что, если я ее принесу, он мне сразу две сотни спишет. Оказалось, что это магазин, где ты работаешь. Вот я и пришел. А тут такое случилось…

Я на мгновение задумался.

– Слушай, а почему этот тип сам к нам не пришел?

– А я почем знаю? Я у него не спрашивал. Тем более такой случай – две сотни минус за какую-то пуговицу.

– Какая пуговица ему нужна? Как она выглядит?

– Он мне сказал, что она металлическая и что на ней какое-то животное изображено. А такая пуговица у тебя и на самом деле есть?

– Мне сегодня попалось нечто похожее… Но, она сгорела, наверное, в пожаре. Подобная пуговица пришла к нам вместе со всеми этими вещами. И я ее здесь не вижу.

– А давай еще раз все проверим, может она где-то здесь.

Мы еще раз все хорошенько пересмотрели, но пуговицы нигде не было. Зато, вместо пуговицы, я обнаружил одну странную вещь – в блокноте, который я хотел выбросить сегодня утром, не хватало уже двух страниц. Это отчетливо было заметно, так как вторая страница была вырвана неровно. Может быть, Барни перед смертью что-то писал, а потом эта страница слегка подгорела?. Теперь этого уже никто не узнает. Но, зачем ему нужно было лезть в мусорное ведро и доставать оттуда какой-то блокнот, если у него в столе полным-полно чистой бумаги? Зачем он, вообще, сложил все эти вещи в несгораемый шкаф? В магазине было намного больше ценных вещей, чем эти… И тут меня осенило: а что, если эти вещи ему дороги как память о ком-то или о чем-то!? Может, эти вещи принадлежат самому Барни и он их , наконец-то, нашел? Но, почти сразу я отбросил эту глупую мысль. Если Барни так дорожил этими вещами, то зачем он велел мне переписать все это в нашу книжечку? Значит, он, все-таки, собирался это продавать. Выходит, только одно – Барни положил все это в сейф, чтобы потом внимательней все рассмотреть и чтобы эти вещи не спутались с уже находившимися в магазине. Меня вполне устроило такое объяснение. Но, все равно – какое-то непонятное чувство не давало мне покоя…

Пока я был погружен в свои размышления, Стен, в обуви увалившись на мой диван, спокойно уснул. Мне-же спать не хотелось. Я еще раз решил все внимательно изучитиь..

Глава 4

Первым делом я взял в руки книгу с чернильным пятном на обложке. На каком языке была написана книга, я так и не понял. Буквы были похожи и на китайские иероглифы, и на арабское письмо одновременно. В силу своей работы, я немного различал все это: все-таки, когда посетитель в магазине что-то спрашивает – нужно что-то отвечать. Хотя, естественно, я в этом совершенно ничего не понимал. Единственное, что мне было ясно – этой книгой часто пользовались. Страницы во многих местах были загнуты. Кое-где на полях были сделаны пометки. Где-то строки были подчеркнуты или, вовсе, заштрихованы до неразборчивости. Возраст этой книги, также, был неясен. По илллюстрациям было видно, что сильно старой книга быть не должна – рисунки изображали технику, которой пользовались максимум лет сто назад. Хотя, рисунки немного отличались от общепринятых. Например, военный корабль был изображен, почему-то, не в воде, а парящим над водой. Казалось, что какая-то сила держит это судно над

поверхностью моря и не дает ему упасть. Старый немецкий танк здесь был изображен с двумя башнями, которые находились одна над другой, а винтовка Первой мировой войны почему-то стреляла водой, а не пулями. В конце книги находились карты неизвестной местности. Ни одна из них не была мне знакома. Возможно, это были карты других стран, о которых я мало что знал. На последней странице книги была еще одна карта, нарисованная чернилами вручную. На ней, вообще, ничего не было понятно. Линии пересекались друг с другом. Было много зачеркнутых слов. Некоторые участки карты были обведены кругом. Сначала я подумал, что это книга для детей. Слишком уж много там было удивительных рисунков. Но, затем я отогнал от себя эту мысль: книга была довольно толстой и некоторые вещи в ней были совершенно непонятными не то, что для детского ума, но и для любого взрослого. Я закрыл ее и взял в руки следующую вещь.

Это была одна из синих сервизных чашек. Сначала она показалась мне вполне обычной. Но, затем я заметил, что ручка у этой чашки уж очень мала. Создавалось впечатление, что это изделие какое-то ненастоящее. Зачем было, вообще, к ней приделывать ручку, если за нее невозможно ухватиться? Кстати, на ее дне я увидел неизвестные мне буквы. Остальные шесть чашек были абсолютно такими-же.

Затем мне попалась пустая глиняная бутылка. Я даже понюхал ее, но никаких знакомых запахов не распознал. По своей форме она походила на бутылку из-под "Кока-Колы", но была непрозрачной. Единственной особенностью этой бутылки было кольцо, вделанное в горлышко. И оно предназначалось, видимо, для подвешивания сосуда или к поясу, или к руке. Я заглянул внутрь и на самом дне заметил что-то наподобие земли или песка. Значит, в этой бутылке ранее держали что-то сыпучее.

Коробок спичек, выпавший из котелка, был самым обыкновенным. Только вот выпускали такие спички лет пятьдесят назад, не меньше.

Сам котелок был ничем не примечательным. Единственное, что о нем можно было сказать – это то, что его, вероятно, никогда не вымывали.

Картина, которую я взял следующей, как и раннее до этого, не показалась мне необычной. На ней было изображено спокойное море. Над морем высится закат. Солнце медленно опускается за горизонт. В правой стороне картины виднеется скалистый берег, на котором растут какие-то деревья. На одной из веток сидит птица, похожая на орла, и смотрит вдаль на волны. Обычный пейзаж на тройку-четверку десятков зеленых. Я уже хотел, было, отложить картину в сторону, как вдруг в отдаленном углу картины заметил изображение странного существа. Его абрис был совсем маленьким, но, мысленно прикинув его размеры в пропорции, я понял, что это существо достигает футов десять в высоту и футов пятнадцать в длину. И оно было поразительно похоже на благородного оленя. При этом, оно должно превышать его, как минимум, вдвое. Морда этого животного, вообще, была непонятно какой. Несмотря на наличие огромных ветвистых рогов, у него просматривалось…лицо! Нет, не обычное человеческое лицо. А лицо в том понимании, что это животное было разумным! Оно лежало на земле, подобрав под себя копыта, и смотрело в ту же сторону, что и орел. Куда они смотрели? Когда я напряг зрение, то увидел, куда обращены взоры этих существ. Они смотрели не на море, а за море. Еле заметной точкой на картине оказалась верхушка какой-то горы или башни. Уж очень трудно было понять, что это такое. Скорее, эти животные чего-то ждали оттуда. Кто нарисовал эту картину? И зачем? Я повернул картину тыльной стороной и увидел, что она написана не на холсте, а на чем-то твердом и гладком. Возможно, на древесине. Несмотря на это, она была поразительно легкой, хотя имела размер около трех футов в длину. Никак не вязалась эта картина с остальными предметами. Все вещи указывали на то,что они принадлежали какому-нибудь путешественнику или охотнику. Но, кто будет носить с собой картину? Ее не спрячешь за пазуху как фотографию. Да, и что в ней такого особенного, кроме странного оленя в углу? Пожалуй, ее можно повесить в прихожей – будет память о Барни.

Затем я начал рассматривать что-то наподобие одеяла. Оно было вышито красивыми узорами и, скорей всего, было очень теплым, укрывая своего хозяина в холодное время. Ничего особенного в нем я не обнаружил – тряпка есть тряпка.

Перебрав разные безделушки наподобие дешевых бус или совершенно бесполезного зеленого булыжника, я, в конце концов, достал из кармана свою монету и стал внимательно ее изучать. Я сразу обратил внимание на то, что она не была похожа ни на какую из прежде виденных мной. Она была не полностью круглой, а, скорее, овальной и при этом имела тускло-серебристый цвет. В аверсе на ней был изображен олень, похожий на того, что был на картине. Только на монете этот олень усиленно трубил и звал кого-то. На обратной стороне монеты были такие-же непонятные слова, как и в книге. И тут мне пришло в голову, что это могла быть не монета, а какой-нибудь медальон или еще что-нибудь. Ведь, я не увидел никаких цифр на этой монете. Но, ведь Барни говорил, что это именно монета… Но, теперь какая уже разница? Мне эта штуковина совершенно бесполезна. Очевидно, никто за нее много не даст.

Оставалась загадочная пуговица. И тут я вспомнил, что и на пуговице было изображение какого-то животного. Что-то подсказывало мне, что это был тот-же самый олень. Но, тут возникал вопрос: кто может носить одежду с такими пуговицами? И таких больших оленей не бывает. Он, явно, размером с индийского слона. А его морда? А картина и монета? Нет, не все так просто. Слишком много совпадений в один день.

Я посмотрел на Стена. Он спокойно спал на моем диване и ничего его не волновало. Сейчас было около часа ночи. Сон не шел и я решил еще раз побывать в своем бывшем магазинчике. Что-то тянуло меня туда и я не мог этому противиться.

Глава 5

Место пожара было огорожено металлическими барьерами, но я перепрыгнул через них и зашел в магазин. Что я хотел найти? И можно-ли, вообще, здесь что-либо увидеть? Было абсолютно темно, но мои глаза постепенно привыкали к темноте. Двигаясь наощупь и отчетливо слыша свое собственное дыхание, я стал шаг за шагом продвигаться вперед. Тишина внутри была абсолютной.

Так я безрезультатно бродил минут десять, совершенно ничего не обнаружив. Я уже хотел было возвращаться назад, как вдруг неведомое предчувствие направило меня в подсобку. Тело Барни уже убрали. В комнате оставался только несгораемый шкаф. Я открыл его и пошарил внутри рукой – ничего. Шкаф был пуст. Тогда я передвинул его в сторону и провел рукой по тому месту, где он только-что стоял. Кроме горстки пепла мне ничего обнаружить не удалось, но я почувствовал нечто другое. Из-под обуглившихся досок на меня повеяло еле ощутимым потоком воздуха. Это означало одно – под полом находилась пустота. Если бы это был обыкновенный подвал, я бы об этом знал. Я, вообще, был уверен, что знаю каждый уголок в нашем магазинчике. А оказалось, что это не так.

Я нагнулся, чтобы попытыться оторвать одну из досок, но внезапно почувствовал дикую боль в затылке. Еще мгновенье и я полностью отключился. Последнее, что я почувствовал перед этим – невыносимую вонь, наполнившуе комнату.