Игры в героев. Воля свыше. Часть первая

Александр нехотя поднялся с мягких подушек, ещё раз пробежался взглядом по обстановке кабинета и спросил:

– Сколько я вам сейчас должен?

– Забудьте, – Стрижевский, улыбнувшись, поднялся с дивана и протянул ладонь.

Посетитель, ответив искренней улыбкой, пожал руку доктора и вышел из кабинета. Иван Сергеевич проводил его взглядом и, неспешно подойдя к книжным полкам, взял первую попавшуюся на глаза книгу – Герман Вейс, «История цивилизации» – полистал её, даже не всматриваясь в строки. В голове по прежнему прокручивался рассказ посетителя, отображавшиеся в это время на его лице эмоции. Стрижевский всегда считал себя хорошим специалистом и человеком, прекрасно разбирающимся в людях. Понять, врёт человек или нет, он мог по жестикуляции и мимике. И чем дальше он анализировал Александра, тем больше росла в нём уверенность в том, что его не пытаются разыграть. Остаётся лишь понять, психотическое ли это расстройство или нечто уникальное.

– Леночка, ко мне ещё кто-то на сегодня записан? – Стрижевский выглянул в холл, отметив про себя, что там на редкость пустынно.

Девушка полистала ежедневник.

– Да, через два часа Ирина Валерьевна.

– Эээ… Позвони ей, скажи, что доктор Стрижевский дико извиняется, но не сможет принять её ни сегодня, ни в ближайшие пару недель.

– Хотите, чтобы она пришла и устроила скандал? С неё станется и мужу бывшему позвонить, а он у неё…

– Да знаю я её мужа, он со мной не станет ругаться.

– Она потребует номер вашего мобильного.

– А ты не давай. И, если что, я на самом деле очень занят. Мне нужно обзвонить коллег. У нас есть интересный случай.

2

Эйнар проснулся в холодном поту. Не хватало воздуха, в горле что-то хрипело и булькало, словно в котле с похлёбкой. Он откашлялся, скинул с себя шерстяное одеяло, сел, прислонившись спиной к срубу. У стола, стоявшего в центре большой и единственной в доме комнаты хлопотал среднего роста жилистый мужчина, увенчанный шевелюрой совершенно седых, белых, словно снег, волос – Сокс. Было ранее утро, через окна, затянутые бычьим пузырём и через открытую настежь дверь мягко светило утреннее солнце. В лесу выводили свои трели птицы – всё спокойно, опасности нет, чужих рядом нет. Птахи привыкли к жителям этого поселка, и продолжали свои песни, нисколько не боясь живущих по соседству людей. Но стоит появиться чужакам, птицы замолкали, предупреждая посёлок о возможной опасности.

– Ты не заболел, сынок? – спросил его Сокс, подсев рядом. – Как-то плохо выглядишь.

– Нет, всё в порядке.

Сокс уже выставил на стол нехитрый завтрак из парного козьего молока и ржаных лепёшек – съестное принесла неравнодушная к старому солдату соседка. Лепёшки были ещё горячими и распространяли по дому дразнящий, щекочущий ноздри запах. Эйнар встал с набитого душистым сеном тюфяка, умылся из стоящей в углу бочки, пригладил пятернёй копну взъерошенных русых волос и сел за стол,

– Сон дурной приснился?

Парень кивнул и, отправив в рот кусок лепёшки, запил молоком.

– Эй, хозяева. Вы уже проснулись? – послышался с улицы голос.

– Заходи, Бирнезий, – позвал Сокс.

В дверном проёме появился мужчина лет сорока. Он отстегнул от кожаного пояса ножны с длинным мечом и, прислонив их к стене – пусть ненадолго зашёл, а негоже с оружием к друзьям за стол садиться – и подсел рядом.

– Угощайся, – хозяин указал на лепёшки и молоко.

– Спасибо, я завтракал. Почти все собрались, только вас ждём.

– Сейчас, вон, доест, и пойдём.

Эйнар быстро проглотил свой завтрак, поднялся и сунул босые ноги в стоявшие у стены старые сапоги. Надев на лёгкую домотканую рубаху кожаную безрукавку, он опоясался поясом, на котором висели ножны со средних размеров кинжалом, взял, на всякий случай, свою испытанную на охоте рогатину. Сокс повесил через плечо перевязь с ножнами, хранившими старый, испытанный клинок, а Бирнезий подобрал оставленный в углу меч. Заплечные мешки с приготовленными вещами остались пока висеть на вбитых в стену крюках. Переглянувшись напоследок, трое мужчин вышли из дома. Утопающий в зелени леса посёлок – три десятка дворов – располагался рядом с небольшой лесной речушкой, которая огибала его дугой, защищая с трёх сторон. Стоящие на берегу вётлы надёжно скрывали его от взгляда с противоположного берега. И лишь по едва заметным среди камыша лодкам можно было догадаться о присутствии здесь человека.

Огромный старый дуб, росший на невольно возникшем в центре деревни пустыре, сделал его центральной площадью. Именно здесь жители Феринола всегда собирались либо на праздники, либо проводить усопшего. Или, как сейчас – для решения вопросов, касающихся судьбы всех его обитателей. И стар и млад обступили дерево полукругом. Взрослые терпеливо ждали того, чьё мнение всегда выслушивали, кого считали старейшиной – Сокса. Какое бы он ни принял решение, редко кто возражал, и всегда поступали по сказанному. Хотя и любили сначала поспорить, пошуметь. Вот и сейчас все шушукались меж собой, обсуждали предложенное старейшиной ещё вчера. «Идёт, идёт», – пронёсся шёпот по толпе, когда Сокс в сопровождении своего воспитанника и Бирнезия появился на площади. Все расступились, пропуская его к дереву. Старейшина влез на причудливо выпирающий из земли корень – так он возвышался над всеми на три головы, и его видели даже те, кто стоял с краю.

– У нас есть два пути, – заговорил он, когда утихли разговоры в толпе.– Укрыться в лесу, в землянках, либо бежать в столицу. Я надеюсь, все вы приняли решение, второй день это обсуждаем. А вот теперь времени на пустые разговоры нет, враг близко. Бортник на восходе видел в лесу конный разъезд. Нам нужно собираться и уходить. Немедленно.

Толпа снова зашумела. Одни вновь настаивали на первом, другие на втором, спор разгорался, грозя затянуться, как вчера, до позднего вечера. Сокс, слушая этот гвалт, тяжело вздохнул, утёр пот со лба. Пора бы это прекращать.

– В столице нечего делать, – заорал кто-то.– Неизвестно, что там случиться, может её осадят на полгода. Что тогда будет с нашими домами. Придём, а здесь всё разграбят свои же. Да и не сунуться сюда талланцы, что им здесь делать, в лесной глуши, коли столица в двух шагах.

– Не сунутся? – послышался другой голос, уже женский. – Знаю я этих сволочей-южан. Всё здесь перероют, как только тропинку в сторону от тракта заметят. И деревню найдут, и нас найдут.

– Да что ты понимаешь! Нужны им твои горшки. Серебришко то, небось, в малиннике уже закопала.

– А что ты моё серебро считаешь?! Сначала на себя посмотри. Вместо того, чтобы деревню защищать, хвост поджал, в нору забиться хочешь.

– Вот бери свой ухват и вставай с Бирнезием и Соксом. Кроме их двоих никто и не воевал. Какая польза от меня будет, если первым ударом к праотцам отправят.

Сокс поднял руку, стараясь остановить начинавшуюся перебранку, но народ, не обращая внимания на старейшину, уже сцепился друг с другом, вспомнив ещё и старые обиды.

– Да угомонитесь вы! Люди! – кричал он, но его не слушали.

Этот спор мог продолжаться ещё долго. Никто не заметил, как в лесу стало тихо – птицы смолкли, лишь какая-то сорока сердито закричала, словно предупреждала всех об опасности. Сельчане опомнились лишь тогда, когда конная сотня с гиканьем и свистом ворвалась в посёлок. Женщины закричали, бросились ловить бегающих в толпе детей, мешая мужчинам дать отпор нагрянувшему врагу. Люди кидались из стороны в сторону, сбивая друг друга с ног. А конница, собравшись в плотный клин, ударила в самый центр, сея боль и смерть.

– Держись рядом! – крикнул Сокс, но Эйнара уже отбросило в сторону метавшимися в панике людьми.

Как он очутился на берегу реки среди деревьев, не понял и сам. Увёртываясь от прорезавших толпу боевых коней, от стремительно жалящих копий, Эйнар выбрался из давки и, только здесь смог отдышаться и оглядеться. Заметили его или нет, он не знал, хотя и догадывался, что талланцам сейчас точно не до него – им хватало забот и в посёлке. Одни, ловко бросая арканы, ловили девушек и женщин помоложе, другие переворачивали всё в домах вверх дном, забирали ценное и поджигали крытые соломой и дранкой крыши. Третьи били мечами и копьями пытавшихся сопротивляться мужчин. Ни Сокса, ни Бирнезия видно не было, но не смолкавший звон оружия питал надежду, что они ещё живы. Эйнар перехватил покрепче рогатину, собрался с духом, и сделал шаг туда, где кипело сражение. Но раздавшийся рядом испуганный девчачий визг остановил его, и он увидел бежавшую к нему вдоль берега Валею – симпатичную веснушчатую дочку бортника. Следом за ней, раскручивая над головой арканы и мерзко гогоча над своими недвусмысленными шутками, поспевали двое талланцев на здоровенных, сытых жеребцах.

– Эйнар! – завизжала она и, собрав последние силы, прибавила ходу.

Но в этот момент в воздухе мелькнула ременная петля и опустилась на плечи девчонки. Всадник осадил коня, верёвка натянулась, опрокинув беглянку на спину с такой силой, что она стукнулась головой о землю и замерла в беспамятстве.

– Прибей щенка, – сказал тот второму и, подняв Валею сильной рукой, положил её поперёк седла и ускакал прочь.

Второй растянул губы в кровожадной улыбке. Свернув аркан, он повесил его у седла и достал из ножен меч. Эйнар же пригнулся, сжался в напряжённый комок мышц и сухожилий и выставил перед собой рогатину, уперев её в корень. В ответ раздался злорадный смех, враг ударил шпорами коня и помчался на свою жертву. Эйнар ещё крепче сжал толстое древко рогатины. Сердце колотилось так, словно готово было выскочить из груди, но он стоял, как будто врос ногами в землю. На какое-то мгновение показалось, что время замерло. Всадник медленно приближался по дуге, стараясь, чтобы удар рогатины пришёлся вскользь. Сверкающее на солнце лезвие его меча было направлено в грудь жертвы. Ещё мгновение, и конь минует остриё. И тогда смерть. Каким-то неимоверным усилием юноша повернул наконечник правее, и время в тот же миг обрело обычный ход.

Громадный конь рванулся на остриё, Эйнар прыгнул в сторону, пока его не смели, словно пушинку. В тот же миг раздался громкий треск сломавшегося древка, шум падения и отборная ругань вылетевшего из седла человека. Эйнар же ловко перекатился по траве и вскочил на ноги, выхватив из ножен кинжал. Конь лежал перед ним, слабо хрипя, скосив мутнеющий взгляд на окровавленный обломок копья в шее. Юноша почувствовал мимолётный укол жалости к несчастному животному, оцепенел на мгновение, обдумывая мысль прекратить его мучения, но вновь раздавшаяся громкая ругань врага заставила встрепенуться. Тот пытался встать, прижимая к груди сломанную левую руку, уже поднялся на колени, но бросившийся Эйнар повалил его на спину. Затем прижал к земле, надавив коленом на живот, и изо всех сил ударил талланца кинжалом в грудь. Лезвие со скрежетом пробило кольчугу и застряло там. Тонкая струйка крови брызнула из раны, окрасив воронёные кольца брони в бордово-красный. Человек дёрнулся и затих, устремив стекленеющий взгляд в голубое небо.

Эйнар отпрянул назад, повалился в бок и тут же вскочил. От вида крови и от осознания того, что он сделал его мутило – этот неизвестный, пусть даже и был врагом, стал первым им убитым. И никакие увещевания в душе не могли успокоить, скорее наоборот. Голова кружилась, кровь тяжёлыми ударами била в виски. Ноги, словно сами, сделали несколько шагов прочь, в сторону спасительных зарослей. И, забыв обо всём, Эйнар бросился в лес. Он бежал в сторону города, бежал так быстро, как только мог. По лицу хлестали ветки, корни цепляли за ноги, казалось, что всё в этом лесу хочет вернуть его обратно. Но беглец не останавливался, он бежал до тех пор, пока совсем не выбился из сил. И только тогда, когда ноги перестали слушаться, упал на землю. Его вытошнило; было такое ощущение, словно все внутренности сейчас вывернет наружу. Когда же это прошло, он откинулся к стволу дерева, закрыл глаза и, не в силах побороть усталость, забылся в тяжёлом, полном кошмаров сне.

Сон прошёл так же внезапно, как и наступил. Не хватало воздуха, и юноша дышал, словно вынырнувший из бездны ныряльщик. Что-то сжимало грудь, и было такое чувство, что некто душит его. Пот ручьём тёк по лицу, оставляя светлые дорожки на покрытых серой пылью висках. ек по лицу. ой крышиые сапоги

– Проснулся? – услышал Эйнар рядом с собой голос и повернулся на него. Сердце ёкнуло в груди от предчувствия опасности.

Но рядом сидел лишь Бирнезий. Слегка морщась, он зажимал рукой левое плечо. На рубашке виднелись уже засохшие пятна крови.

– Зацепили немного. Ничего страшного.

– Как ты меня нашёл?