Светало. Поёживаясь от утреннего холодка, Танис выбрался из своей палатки, поставленной у небольшого ручейка, впадавшего в реку. Он сладко зевнул, потянулся, разминая затёкшие мышцы. Ещё рано, утренний туман пока скрывал реку своей белой пеленой. Стояла тишина. Лишь редкая проснувшаяся птица робко подавала свой голос. Люди ещё спали. Спал посёлок, спал и расположившийся рядом с ним полк. Даже часовые, и те прикорнули на своих постах – сладкий сон и их окутал своим покрывалом.
Танис редко просыпался так рано. Он любил понежиться в постели до полудня, в те дня, когда отпускали со службы. Сегодня что-то разбудило его. Неспокойный сон поднял его на ноги. Казалось, это неприятное ощущение сейчас пройдёт, стоит только умыть лицо холодной водой из ручья, но нет. Беспокойство не проходило, скорее наоборот. Сотник постоял, осмотрелся. Прошёлся в сторону леса, где стояла палатка Салиста.
– Эй, проснись, – Танис тряхнул полог, но ответа не последовало. Друг спал как убитый, пожалуй, только сигнал побудки был в состоянии разбудить его.
Тогда он сунул руку вовнутрь, нащупал ногу и сильно дернул за неё. Салист мгновенно вскочил, схватился за нож.
– Кто здесь? – хриплым голосом спросил он.
– Тихо, я это. Вылезь.
– Что случилось? Напали?
– Да тихо ты.
– На кой ты разбудил меня в такую рань. Сам, что не спишь?
– Не знаю. Не спится, что-то гложет меня. Не подумай, что я сошёл с ума, но я чувствую опасность.
– Успокойся, просто нервишки пошаливают. Идём к реке, я хоть умоюсь.
Они спустились к реке и, пробравшись сквозь камыши, устроились на замшелом брёвнышке у кромки берега. Салист зачерпнул полной горстью холодной воды, слегка попахивающей тиной и, заразительно фыркнув, опустил в неё лицо.
– Хороша водичка.
Он встал на колени, нагнулся пониже и принялся плескать себе на лицо, на шею, обдавая брызгами и Таниса.
– Тихо, – тот вдруг замер. – Перестань, прислушайся.
– Да что ещё?
Танис бесцеремонно прикрыл Салисту рот ладонью. Оба прислушались. По глади реки, снизу по течению доносился странный, неясный шум. Какой-то гул, словно катит телега с пустыми бочками или… Танис ахнул, едва не упав в воду – топот конских копыт, а вот, вот и позвякивание, которое ни с чем не спутаешь. Так позвякивают плохо подогнанные доспехи.
– Салист. Это же малонтийцы!
Он дёрнул товарища за шкирку и бросился в лагерь, крича на ходу:
– Вставайте! Тревога!
Его громогласный голос разбудил полк не хуже горна. Часовые встрепенулись, забеспокоились. Что за крики? Кругом ни души, а какой-то дурак орёт, как резанный. Спокойно спавшие в своих палатках, люди начали быстро вылезать наружу. Ещё не понимая, что происходит, они надевали на себя доспехи, хватали оружие и бежали строиться по сотням.
– Танис, что кричишь?! – заметив горланящего сотника, подбежал к нему командир полка в сопровождении офицеров. – Что случилось? Никого нет? Ты пил, что ли?
– Да не пил я, – возмутился Танис. – С севера войско идёт. Я на реке умывался, а звуки по воде хорошо разлетаются. Вот и услышал. Так войско ходит, ни с чем не спутаешь.
Командир на мгновение задумался, взглянул на собравшихся вокруг него людей. Времени в его распоряжении было немного, и было бы ещё меньше, если бы не Танис.
– Тяжёлой пехоте перекрыть участок от реки до дороги, вставать в две линии.
– Все не уберёмся, – проговорил кто-то. – Только три сотни там встанут.
– Остальные две пусть встанут ударными колоннами сзади, – пояснил командир. – Сами не разобрались бы что ли? Только в камыш не залазьте, увязнете. Там пусть стоят полсотни с луками и арбалетами. Ещё сотню лучников вперёд – постреляйте немного и отходите. Тысячу в резерв, остальные, справа от секироносцев. Конница в лес и раньше времени не суйтесь. Всё, выполняйте.
Сотники разбежались по своим сотням. Тот час весь отряд перешёл в движение, все забегали, засуетились. То тут, то там раздавались отрывистые слова команд. Становились по позициям споро. Не даром всё время в обучении тратили не на шагистику и наведение внешнего лоска, а на умение быстро выполнять команды по перестроению. Не прошло и получаса, а все стояли на своих местах. Теперь оставалось лишь ждать.
Прошёл час, а на выходящей из леса дороге, там, откуда должен появиться противник, так никого и не было. Беспокойство в рядах росло. А что, если враг задумает каверзу, обойдёт их стороной и ударит в тыл. А может никакого врага и не было вовсе, всё это почудилось не проспавшемуся после вчерашнего Танису.
– Послушай, – командир вновь подошёл к сотнику, стоявшему во главе ударной колонны и, нетерпеливо, переминавшемуся с ноги на ногу. – Тебе не почудилось?
– Нет, конечно, нет. Они будут скоро. Похоже, далеко были, когда я их услышал.
Прошло ещё с полчаса томительного ожидания. Танис уже начал думать, что и в самом деле ошибся, а все эти звуки просто почудились ему с недосыпа, как вдруг на лесной опушке напротив показались стройные шеренги малонтийской тяжёлой пехоты. Первая шеренга была очень длинная. Она начиналась от поросшего камышом берега и заканчивалась почти на опушке леса. За ней угадывалось еще несколько таких шеренг, между которыми находились лучники и арбалетчики. Не было видно лишь конницы. Видимо, пряталась где-то в ожидании команды на решающий удар.
Противники не стали тратить время на переговоры, на поединки, а просто сошлись. Враг, не мудрствуя лукаво, шёл вперёд всеми своими шеренгами, охватывая всю ширину фронта. Однако парайцев не испугала накатывающаяся на них стена стали. Эка невидаль. Такое и на занятиях проходили, когда учились стенка на стенку идти. Передовые отряды двинулись вперёд. Взметнулись в небо стрелы, били по настильной стальные болты арбалетов, пробивавшие с пятидесяти шагов любой доспех. Шеренга ударила в шеренгу, зазвенели мечи, поднялись острые, тяжёлые секиры, чтобы, опустившись, вмять в плоть и кольчугу, и броню. Яростные крики огласили поле боя, пролилась кровь.
Сотня Таниса пока оставалась в резерве, внимательно наблюдая за происходящим. Стоявший во главе отряда сотник смотрел то на ставку командира, то на ряды его однополчан, так и не прогнувшихся под первым, самым сильным ударом. Нельзя было пропустить команды. В любой момент могли подняться сигнальные флаги. Но, флаги флагами, а и самому нужно думать, смотреть по сторонам.
Малонтийцы хотели смять врага, обратить его в бегство, ударив широким фронтом. Но не тут то было. Парайцы не растерялись. Стрелки быстро отстрелялись и освободили дорогу секироносцам, а сами, сместившись влево, ударили во фланг противника. Тяжёлая пехота мгновенно перестроилась в клин и ударила всей своей мощью.
Острые секиры легко разрубали толстые древки копий, которыми ощетинились малонтийские панцирники, позволив воинам подобраться к противнику вплотную. Секиры ударили в щиты, разнося их в щепу, рвали и вминали доспехи, кромсали живую плоть. Клин легко разорвал первую шеренгу, разметал следующую за ней лёгкую пехоту и ударил во второй ряд.
Неплохо шли дела и на правом фланге. Град стрел и дротиков легко остановил врага, а мечи храбрых воинов заставили малонтийцев шаг за шагом отступать назад. Пришло время конницы. Взметнулись два флага – первый со знаком конных сотен, второй со знаком полной атаки.
Тот час лесные сумерки извергли из себя стремительную конную лаву. Отчаянные всадники неслись вперёд, не жалея ни себя, ни коней. Время шло на мгновения, каждое из которых лишь играло на руку врагу. Он ни в коем случае не должен успеть перестроиться, не должен успеть поставить перед конницей стену копий.
Враг не успел. Конница на полном ходу врубилась во фланг, сметала на своём пути прогибавшиеся под ударами пехоты шеренги, сеяла вокруг себя панику. Малонтийцы ещё сопротивлялись, но уже очень неохотно. Ещё немного, и они обратятся в безудержное бегство.
Танис торжествовал при виде успеха товарищей, но в этот момент взгляд его упал на противоположный берег реки. Сердце екнуло. Вот и конница. Идут к броду.
– Конница! – закричал он в располагавшуюся неподалеку ставку командира полка. – Они на противоположной стороне! К броду идут!
– Бери обе сотни и встреть их на ручье! – закричал в ответ командир. – Давай быстро, сейчас на тебя вся надежда!
Послали сигнал и резерву с приказом занять оборону около брода. Кто знает эту конницу, может, через посёлок сунется. А секироносцы построились двумя шеренгами и быстрым шагом направились к берегу ручья. Всего две сотни шагов, не так много, чтобы бежать сломя голову. Всё равно противник ещё даже до брода не добрался.
Танис шёл на левом фланге первой шеренги и, уже на подходе к ручью, заметил, как между домов поселка замелькали бежавшие к броду воины легкой пехоты. Он облегчённо вздохнул – теперь их сбоку не обойдут.
– Стой, – скомандовал он своим.
Шеренги остановились на берегу ручья. Место весьма удачное, чтобы встретить в лоб конную лаву. Состоявший наполовину из песка, грунт легко осыпался под ногой, а дно ручья было вязким, словно горшечная глина. Здесь всадникам не ударить на всём скаку, придётся сбавить ход. Ну, а если они не сделают этого, что ж, им же хуже.
Малонтийцы начали переправляться. Шли красиво, держа строй. Кони, громко фыркая, с размаху влетали в реку, поднимая фонтаны брызг. Не боятся, да и что им бояться – брод то, наверняка, хоженый, знают, куда коней гонят. Их было около двух тысяч, не больше. Разделившись на два, примерно одинаковых отряда, они бросились в атаку. Одна половина устремилась в поселок, прямо в ловушку. Наверняка, парайцы догадались засесть вдоль улицы с луками и арбалетами, учёные. Другая, развернувшись широким фронтом, ринулась на сотню Таниса.
– В охват возьмут, как пить дать, в охват возьмут, – бормотал сосед Таниса, нервно перехватывая секиру из одной руки в другую.
– Да разуй глаза, – отчего-то рассердился Танис. – Видишь, к самому ручью ограда идёт, огород там чей-то. Эти то пока не видят, да только сейчас их размах под нашу ширину аккурат подровняется.
Так и случилось. Только-только раскинувшей свои фланги коннице пришлось входить в узкий проход между заросшим травой берегом реки и высоким забором из толстых жердей, сужая свой фронт. Но они не сбавили хода, а лишь сильнее настёгивали коней. То ли не знали, какой сюрприз им приготовил безобидный, с виду, ручеек, то ли рассчитывали перемахнуть его. Танис прикинул расстояние от противоположного берега до них – нет, не перепрыгнуть.