Перевернутые дни

Перевернутые дни
Вячеслав Владимирович Шалыгин

Вячеслав Шалыгин

Перевернутые дни

1. Утро 05.02.2050 г.

Милиционер стоял почти неподвижно. Двигались только его раскосые глаза. Он провожал взглядом практически каждого мужчину европейской наружности, но останавливать никого не спешил. Он пропустил даже двоих небритых кавказцев, которые прошли мимо блюстителя порядка с далеко не дружелюбными выражениями на лицах. Милиционер явно кого-то поджидал. Кого-то определенного. Его напарник замер у противоположной стены вестибюля и внимательно изучал тех, кто поднимается по эскалатору снизу. В общем-то, этот дополнительный контроль был не лишним. На индивидуальные штрих-коды милиция давно махнула рукой; их подделывали все кому не лень, а сканеры отпечатков пальцев и голосовые идентификаторы были весьма условной поисковой системой. Клиент мог проделать путь через весь город, ни к чему не прикасаясь и не произнося ни слова. Устройства, считывающие рисунок сетчатки глаз, использовались только на входах в крупные магазины, конторы и госучреждения. Об идентификации внешности нечего было и говорить. При современном развитии пластической медицины человек мог менять облик хоть три раза в день. Пришел на работу с лицом знаменитого арабского актера Отто Валенштайна, а ушел китайцем. Вернее – псевдокитайцем. Полного соответствия избранной нации добиться было трудно. Особенно фальшиво выглядела такая маскировка для опытных милиционеров-хунвейбинов, сокращенно – просто «бинов». Потому никто ею уже давно не пользовался. Проще было сделать себе типичное славянское лицо и раствориться в толпе таких одинаковых, с точки зрения любого «красного охранника», русских.

Иван про себя усмехнулся. «Тверже шаг и морду кирпичом», – вспомнился ему инструктаж Нагана.

Проще-то проще, да не на все сто. Эти двое милиционеров были явно из спецотдела. А сотрудников этой службы тренировали по особой программе в Центре генетической модификации. В этом инкубаторе современного гестапо с китайской спецификой. Кто знает, не будь в распоряжении милиции специального отдела и ЦГМ – обойдись она, как раньше, обычным ОМОНом, – потребовались бы московской разведке радикальные методы? Вполне возможно, было бы достаточно агитации. Но это в теории. На практике – Центр генмодификации процветал, обучая спецназ из хунвейбинов и постепенно набирая серьезный политический вес. А его сотрудники становились все более неприкасаемыми. Причем попасть в ряды этой элиты постороннему было невозможно. В ЦГМ существовали какие-то свои критерии отбора кандидатов в «бины». Может, их там просто выращивали, кто знает?

Если эти двое из спецотдела – операции конец. А может, все-таки волнения напрасны и это простые патрульные? Они же, «надменные азиаты», все на одно лицо. Хоть натуральные, хоть клонированные.

Главное – не напрягаться. Идти, слегка поеживаясь и небрежно стряхивая с куртки хлопья тающего снега. Наверное, последнего в этом году. Еще неделя – и зима закончится. На площади Великого Кормчего уже распустились подснежники. Впрочем, это не показатель. Там клумбы с подогревом. Если бы не суровая действительность, цветы могли бы расти там круглый год. Но сибирская природа не терпит самодеятельности. Это вам не Европейская Аравия. Здесь поблизости гольфстримы не текут и теплые циклоны с Атлантики сюда не доходят. Это даже не Россия. В Москве и Питере, наверное, тоже давно все зеленеет...

Эх, только бы удалось! Враг терпелив и коварен, его аналитики при помощи суперкомпьютеров разгадывают семьдесят процентов диверсионных планов, задолго до их реализации. Но ведь почти треть дел удается! Так пусть сегодня небо будет благосклонно... Тьфу ты... небо! Всего неделю здесь, а уже привык к вражьей пропаганде... Пусть бог будет благосклонен! А потом... назад, домой. Так же, как приехал: экспрессом на юг, через трансалтайский тоннель до «грязных» казахских степей, затем на машину и в Семипалатинск. Там гаммасчетчики звенят и воют, но зато и «бинов» мало. Дальше в самолет и в приграничье, с промежуточной посадкой в Тегеране – столице Ирано-Афганской провинции. А во Франкфурте, на границе Европейской Аравии и Поднебесной республики, придется опять затеряться среди множества рабочих-мигрантов и путешественников. Переждав пару дней, можно спокойно пробраться в город-герой Белград. Анклав, форпост и символ стратегических интересов Москвы. Там уже спокойно, там свои. Братья сербы организуют отдельное купе в монорельсовой «стреле», и ту-ту – до родной границы без остановок. Шесть часов неприкосновенного транзита по территории все той же Поднебесной, и ты уже в прикордонном Смоленске. Или на самолет братки посадят. Тогда вообще сразу домой.

Можно, конечно, махнуть в Челябинск, а оттуда машиной в «Катер», но этот маршрут давно засвечен. Там каждый день кого-нибудь ловят. То на переходе, то еще на подступах.

Севером уйти тоже не получится, пока рано. Навигация еще не началась, в Салехарде лютуют морозы: до минус пятнадцати доходит. Так что, если возникнут сложности с алтайским и уральским маршрутами, останется последний – кавказский. Самый трудный, зато самый надежный. «Стрелой» через Курган в Астрахань, оттуда на машине в Грозный. Там «бинов» еще меньше, чем на радиоактивных территориях, неуютно им среди тех гор. Ну, а дальше допотопной «железкой» через Ставрополь в Волгоград. Из Астрахани можно было бы и по Волге доплыть, но на реке зверствуют пограничники. В прошлом месяце баржу с беженцами взорвали, неделю назад поголовную проверку устроили. Восьмерых подпольщиков арестовали.

Иван поежился и стряхнул с рукава капли талой воды. До милиционеров оставалось десять метров, не больше.

«А вообще, о чем я думаю?! Трус! Варианты возвращения прокрутить решил! Сначала надо в «удачливую треть» попасть – задание выполнить, а уж после пути отхода нащупывать!»

Взгляд левого хунвейбина на секунду задержался на лице Ивана и скользнул дальше.

А должен был просто скользнуть. Без задержек. Внутри у Ивана похолодело.

«Неужели вычислил?! Почему же не остановил? Оружия у меня нет, это ясно, да и не стал бы я сопротивляться, метро ведь, тут же повсюду посты ППС. Что же произошло? Подавать сигнал сопровождению или нет?»

Широкий эскалатор вынес Ивана на первый уровень подземелья, прямо к рядам лотков с цветами, кондитерским лавкам и терминалам бульварной прессы. Иван купил у киоскера самый дешевый планшет и скачал на него пару пошлых газетенок.

– Два юаня, – вежливо улыбаясь, сообщил продавец.

Он был белым, но носил азиатский разрез глаз. Видимо, чтобы угодить начальству. В другое время Иван обязательно отпустил бы по этому поводу язвительное замечание, но сейчас ему было не до агитации. Наверху что-то происходило. Ничего конкретного он не видел, но определил это по всплеску в звуковом фоне и озабоченным взглядам спускающихся в метро граждан.

– Уходи, – неожиданно приказал киоскер. – Быстро.

– Что? – удивился Иван.

– Ара, не раздражай, да? – послышалось справа. – Тэбе сказано – иди, значит, иди... Аня, проводи джигита, я сам поторгую...

Иван оглянулся и увидел, как один из чернявых торговцев цветами раскрывает жестяную тумбу-термостат и вынимает из-под слоя голландских роз конструктивно древние, но ухоженные, словно только с завода, «калаши». Он раздавал их каким-то неприметным людям, и те, деловито проверяя наличие в магазинах патронов, один за другим уходили по эскалатору вверх.

Аня, миниатюрная блондинка с печальными синими глазами, дернула Ивана за рукав:

– Идем.

– Куда? Зачем?

Всех этих людей Иван не знал и доверять им не спешил. Он снова обернулся к эскалатору и увидел одного из сопровождающих, помощника самого Нагана. Тот коротко кивнул и указал взглядом на девушку. Пришлось подчиниться. Аня провела Ивана по короткому переходу до неприметной дверцы и постучала в нее быстрой, но правильной морзянкой.

«Свои» – перевел Иван. Этой азбукой он владел ничуть не хуже. В Калужских подготовительных лагерях всех обучали одинаково. Это уже после начального курса судьба разбрасывала будущих диверсантов по городам и весям усохшей Родины: взрывников под Питер, снайперов на Ярославские полигоны, будущих резидентов в Архангельскую школу разведки, а самых способных – в Москву, в Академию ГРУ. Последние с этого момента становились настоящими призраками. Данные о них исчезали из компьютерных баз, родственникам выплачивалась компенсация, словно ребята уже погибли в бою, а друзьям и подругам рекомендовалось забыть имена избранных и никогда не здороваться с «призраками», даже если выпадет случай их встретить. Само собой, что и родные, и друзья такими парнями страшно гордились. И не задумывались, каково самим парням. Каково это быть живым трупом, «киборгом», запрограммированным на убийства и диверсии? И ладно бы все «призраки» на самом деле были бездумными киборгами, вон, как группа «Д» в армии Африканского Союза или спецотряд «Самурай» у американцев. На худой конец, неплохо было бы иметь для таких целей дивизию клонов, как хунвейбины у нынешних хозяев Евразии. И клонированные «бины», и афро-американские «терминаторы» были не слишком эмоциональны. Они не терзались размышлениями о смысле жизни и перспективности своей борьбы. А русские «призраки» – терзались. Не все и не всегда, но бывало. Потому что были не роботами и не ублюдками из пробирок, а нормальными ребятами, выросшими в киберпространстве и оранжерейных условиях высокотехнологичных интерьеров московских высоток.

Конечно, военные старой закалки, прошедшие Континентальный Передел от начала до конца, предпочли бы иметь в своем распоряжении совсем не таких солдат. Может быть, не киборгов, но все-таки и не взращенных Сетью дохляков, да вот беда, обычные солдаты кончились еще в середине «переселения народов». Пришлось делать выбор: ставить под знамена всех прочих или тайно закупать у африканцев новые военные технологии.

Сделать выбор оказалось проще простого, на проект «Д» или чуть более дешевый американский «Самурай» у Москвы, как всегда, не было денег. Как говорили герои фильма, горячо любимого рожденными еще в прошлом веке старцами: «все уже украдено до нас». А потому все завертелось по старинке и с огромным «допуском дефектовки». За этим туповатым военным словосочетанием крылось следующее: тяжелейшие тренировки, учеба, психологические тренинги и, что уж лукавить, стимулирующие медикаменты выжимали из курсантов все соки. Кто не выдерживал – списывался в линейные части или сразу на погост. И было таких устрашающе много. Зато прошедшие полный курс обучения становились настоящими «волками» и «зубрами» диверсионного дела. Их ставили во главе отрядов и групп, снаряжали всем необходимым, на них надеялись. Им доверяли, в конечном итоге, судьбу окруженной врагами страны. Если, конечно, они не проваливали первые задания. Ведь подготовка подготовкой, а запас прочности у каждого человека свой. Кто-то после Академии становился профессионалом, а кто-то миной замедленного действия. Первые выполняли работу и возвращались, вторые уходили за кордон и бесследно исчезали. Иногда просачивалась информация о том, что в реальной боевой обстановке у них сдавали нервы и они начинали палить во весь белый свет, иногда – что они сознательно нарывались на засады «бинов». Свидетелей в таких случаях, как правило, не оставалось. Они либо гибли вместе с дрогнувшими лидерами, либо пропадали за стенами лабораторных корпусов Центра генмодификации – самой страшной конторы из силового аппарата Сибирской провинции да, пожалуй, и всей Поднебесной.

Кем суждено стать Ивану – профессионалом или «миной-невозвращенцем» – должно было выясниться именно сегодня, пятого февраля пятидесятого года. Сегодня был «день истины», день его первого задания. Пока не полностью автономного, под наблюдением Нагана, но все-таки формально самостоятельного, с занесением результатов в послужной список. Ивану разрешили действовать по обстановке и вести за собой стандартную группу: двух подрывников и снайпера. Наган и его охрана выступали в роли сопровождения. Вот такой расклад. И в нем не фигурировали ни грустная Аня, ни кавказский цветовод, ни киоскер, ни тем более десяток сереньких мужичков, так проворно вооружившихся «калашниковыми» и ушедших на верную гибель.

Иван шагнул через порог и осмотрелся. Ничего примечательного, обычный коридор. Разве что традиционные для любых стен граффити более смелого содержания, чем везде. «Австралия с нами», «Желтопузые козлы, валите домой, или завалим здесь», «Латиносы – предатели», «Африка – банановый Союз», «Ниггеры – наши черножопые братья», а ниже: «Один хрен – трусы!» Карикатура на хунвейбина, а на противоположной стене странный узкоглазый человек с двумя лицами – одно на толстой заднице. Триколор от пола до потолка и десяти метров в длину, а следом надпись на красном фоне черными буквами в человеческий рост: «Сибирь – это Россия». Пожалуй, единственное высказывание, за которое можно было схлопотать срок. Все остальное – мелкое хулиганство. Даже портрет нынешнего председателя Мао Чжана в стиле бессмертных Кукрыниксов: с цитатником знаменитого тезки в руке, значком на лацкане и штыком от австралийской «М-21» в ягодице...

Аня обернулась и недовольно шикнула.

– Иду, иду, – Иван догнал проводницу. – А куда мы направляемся?

– К Отто, – неохотно ответила девушка.

Иван постарался не выказать удивления, но это ему не удалось. Аня снисходительно усмехнулась и снова пошла вперед. Иван же еще пару секунд стоял, размышляя над коррективами в плане. Если это ловушка, то он уже в нее попал, дергаться бессмысленно. Если он просто чего-то не знал и знаменитый резидент Отто должен был это ему сообщить, тем более не имело смысла сопротивляться.

«А фигурка у нее ничего, и грудь очень даже... хоть и мелкая птаха, – сползли его мысли с боевого татами на койку. – Ладно, идем. Хоть на живого Отто Валенштайна погляжу...»

В конце коридора оказался лифт. Обычная кабина с десятком кнопок на внутренней панели. Аня уверенно набрала комбинацию цифр, и никелированная коробка взмыла вверх. Несоответствие было налицо. Замечать мелочи Ивана обучил сам полковник Ага, бывший «суперагент» и руководитель резидентуры СВР в Турции. Внутренняя отделка и панель в лифте были обычными, а несся он, как скоростной. Первый признак шпионского логова. Вернее – второй. Первый – это факт того, что лифт ходит не с первого этажа, а из подвала. Две детали, два шага к провалу. Впрочем, если без набора нужной цифровой комбинации скоростные качества кабины не проявляются, ошибкой эти детали считать нельзя...

За размышлениями Иван не заметил, как очутился в помещении с невысоким потолком, но почти без перегородок. Вместо них потолок поддерживали столбы. А еще, примерно на тысячу квадратов, было всего двенадцать... нет, шестнадцать окон. Да и то не окон, а каких-то бойниц или... вентиляционных отдушин. «Чердак, – решил про себя Иван. – Десятиэтажный кирпичный дом постройки начала века. В отличие от советских «панелек» с нормальным чердаком. Значит, лифт не только спускается глубже, чем следует, но и неприлично высоко взлетает...»

Аня снова тронула его за рукав и провела к южной стене. Там на раскладных столиках были установлены компьютеры и разложено оружие. Иван проследил ход серых оптических кабелей. Они тянулись через отдушину наверх. Скорее всего, по крыше здания были разбросаны тонкие, как бумага, и черные, под цвет гудрона, спутниковые антенны. Да, так и было. Вот пустая коробка из-под черного комплекта. Буро-зеленый, «травяной», комплект выносных антенн лежал в упаковочном ящике. Им обычно пользовались в лесу или в поле. Выбрасывали поверх землянок. Как маскировочную сеть.

Неподалеку громоздилась аккуратная стопка сложенных шезлонгов.

А у окна-бойницы стоял Отто. И был он там один. Такой загадочный и немного грустный. Великий актер. Звезда мирового масштаба. В центр Сибирской провинции его занесло ураганным ветром большого шоу-бизнеса. Он работал над ролью в новом американском блокбастере, действие которого разворачивалось на лоне дикой северокитайской природы.

– Прекрасный вид, – Валенштайн обернулся и одарил Ивана слабой улыбкой.

Он выглядел совсем не таким энергичным и свежим, как в трехмерном кино. Даже наоборот. Сейчас было хорошо видно, что ему далеко за пятьдесят и жизнь звезды для него – тяжкое бремя.

– Для меня честь... – пробормотал Иван.

– Любезности и автографы позже, – Отто вяло махнул рукой. – ЦГМ вас просчитал, поэтому состав группы и план меняются. Придется сменить и лицо.

Иван невольно коснулся подбородка. Корректировать внешность ему приходилось не раз, но это было на тренировках. Сейчас Ивану почему-то стало страшновато. А что, если придется уходить сразу после задания? Прямо с места выполнения и длинным маршрутом? Неисправленные в течение суток изменения могли остаться навсегда. В штабе, конечно, были файлы исходной внешности каждого «призрака», но случалось всякое. У Центра генмодификации тоже была разведка, и ее агенты частенько портили жизнь не только рядовым россиянам, но и отечественным спецслужбам. Особенно успешно они действовали в отношении электронных баз данных. Около года назад «бины» умудрились уничтожить половину именно медицинских файлов военной разведки. Где гарантия, что такое не повторится сейчас, пока Иван ходит с чужим лицом? Хотя какая разница, как ты выглядишь, если ты призрак? Иван покосился на Аню. А возможно, новая внешность сыграет положительную роль. Пока что этой малышке он явно не нравился. Она не спускала влюбленных глаз с Отто.

– Я готов, – решительно заявил Иван.

– Садись, – Валенштайн указал на стопку шезлонгов. – Макет в компьютере, маску наложит Аня. Когда впитается и зафиксируется, переоденешься вот в это...