Записки по утрам

Теперь вы можете спросить, а как это – пить чай из миски, в которой уже побывало сначала первое, а затем и второе блюдо? Хитрость заключалась в том, что после второго блюда надо было плеснуть в миску немного чая и, взяв миску за края, покачивать её до тех пор, пока остатки, к примеру, каши со стенок миски не выпадали в осадок. После чего этот мутный осадок выплескивался через плечо (пол был земляной). Затем вы из этой миски пили чай, а затем отдавали «чистую» миску следующему проголодавшемуся сослуживцу.

Когда после службы я вернулся домой в город Свердловск, то как-то рассказал о своём солдатском быте отцу. Тот выслушал меня очень внимательно, слегка задумался, потом как отрезал: «Сынок, это вражья клевета на нашу Советскую армию. Никогда и никому об этом не рассказывай». После чего заметил, что лично он с таким свинством даже на фронте не сталкивался. Что уверен, случись у них там, на фронте, что-то подобное, то всех командиров без исключения в буквальном смысле разжаловали бы. А кое-кого и в штрафбат бы отправили. И это было бы не самое строгое наказание.

Впрочем, тут я оговорюсь: хотя я и вырос в благополучной семье, где чистота, порядок и прочее поддерживались самим жёстким образом, бытовые трудности в армии меня хотя и озадачивали, но отнюдь не смущали. А вот недолеченный триппер, который я подхватил перед службой в СА по ходу развесёлой киношной жизни, очень даже всерьёз омрачал мою армейскую жизнь вплоть до дембеля.

И великое благо, что дома, в Свердловске, я познакомился со знаменитым свердловским специалистом Зинаидой Трофимовной (фамилию, к сожалению, не помню), которой было за восемьдесят и которая (в отличие от врачей Белогорского военного госпиталя) очень грамотно, эффективно и окончательно поправила моё пошатнувшееся интимное здоровье, причём в самые короткие сроки.

* * *

Был когда-то знаком с известным советским хоккеистом по кличке Бивень. Однажды в Канаде он забил великолепную шайбу в ворота «Филадельфии Флайерс» аж с синей линии. Талантище редкий. И личность удивительная. Ни от кого не скрывал: «Я родился в семье, где пить, курить и говорить начинали одновременно». Женился в своё время на чемпионке мира по настольному теннису, девушке, получившей традиционное еврейское воспитание.

Как-то сидим в сауне знаменитой на весь Урал детско-юношеской хоккейной школы «Спартаковец», крепко выпиваем, делимся рассказами о походах «на сторону», а Бивень, с поднятым вверх указательным пальцем, внушает нам, точно священник с амвона:

– Истинно говорю вам, семья – это святое!..

* * *

В команде директора съемочной группы фильма «Приваловские миллионы» (1972) Евгения Корепанова я ходил в «специалистах» (мне тогда было 22) по работе со знаменитыми актерами, которые снимались в нашей картине. Как правило, именно мне давались поручения, связанные со встречей или проводами той или иной кинозвезды, неформальным общением и тому подобное.

Однажды я был в командировке в Москве. Побывал в гостях у народных артисток Людмилы Хитяевой и Людмилы Шагаловой. Знаменитейшие тогда кинозвёзды встречали меня как близкого и родного им человека – с угощением, с разговорами не только по делу, но и просто за жизнь.

Возвращаюсь в гостиницу «Россия», начинаю собирать сумку с вещами, чтобы отправиться в аэропорт. И тут раздается телефонный звонок. Директор картины сообщает, что в Москве я должен задержаться. Режиссёр-постановщик Ярополк Лапшин просит, чтобы я сходил на ближайший спектакль в театр «Ромэн» и присмотрел молодую цыганку для эпизодической роли.

На следующий день иду в театр и во все глаза наблюдаю, что происходит на сцене. Теперь уже точно не помню название спектакля (по-моему, это был «Мы – цыгане»), но отлично помню, что незамысловатый сюжет из таборной жизни то и дело перебивался песнями и танцами.

Не забывая, что в театре я всё-таки нахожусь по делу, обращаю внимание на молодую артистку, которая поражает меня необычной внешностью, пением низким голосом, берущим за душу, и умением танцевать так, что хоть сам в пляс пускайся.

Спрашиваю соседа по креслу про фамилию артистки, на что он округляет глаза и чуть ли не возмущается, мол, как это возможно не знать Соню Тимофееву! Ведь это именно она пела за Светлану Тома в фильме «Живой труп» романс «Не вечерняя».

Сразу после окончания спектакля отправляюсь за кулисы, нахожу Соню Тимофееву, представляюсь, после чего мы договариваемся, что она прилетит на пробы следом за мной.

Соня прилетела в Кольцово поздним утром, и сразу из аэропорта мы отправились на студию, где я и представил артистку режиссёру-постановщику. Ярополк Лапшин внимательно обсмотрел кандидатку на роль своими прищуренными умнейшими глазками, хмыкнул и распорядился, чтобы не только Соня отправилась на грим, но и… я. Видя, что я несколько озадачен, режиссёр-постановщик сказал буквально следующее (Соня уже вышла из павильона): «Слава, выбор-то ваш – вот и подыграйте…»

И я подыграл. В итоге Соню утвердили на роль безо всяких оговорок – она понравилась не только режиссёру-постановщику, но и всей группе без исключения.

В этот же день, за полночь, Соня должна была улететь обратно в Москву. Так что сразу после окончания проб мы отправились в гостиницу «Большой Урал», где был заказан номер, чтобы артистка смогла перед вылетом хоть как-то отдохнуть. В номере я хотел было попрощаться с Соней до вечера, но она остановила меня словами, сказанными тоном приказа: «Слава, давай-ка вместе покушаем». После чего прибавила фразу, сказанную шутливо: «Ты же не зря на меня глаз-то положил… тогда ещё… на спектакле…»

Наш обед, заказанный в номер из гостиничного ресторана, плавно перетёк в ужин.

Дело молодое, я тогда любил выпить, предпочитая грузинский коньяк. Когда мне от выпитого любимого напитка стало совсем хорошо, я попросил Соню спеть. В итоге получилось что-то вроде небольшого концерта, который, по моей же просьбе, Соня завершила исполнением знаменитого цыганского романса «Не вечерняя».

Не помню что, но что-то заставило меня подняться из кресла, распахнуть настежь двери и выйти из номера. Каково же было моё удивление, когда в коридоре я увидел с дюжину постояльцев – стояли, будто оцепенев. Когда же в дверях появилась Соня, грохнули аплодисменты!

Обо всём этом я вспомнил, прочтя недавно в Internet, что «Соня Тимофеева пела во Франции, Америке, Италии. На одном из концертов с ней захотел познакомиться сам Лучано Паваротти. Предложил певице спеть с ним вместе в Милане. Ее низкий тембр голоса, как нельзя лучше подходил певцу. После выступления за Соней Алексеевной приехала машина, и её в концертном платье привезли в оперный театр Ла Скала (Милан). Вместе с итальянским тенором они спели романс “Очи чёрные”, а после Лучано вручил цыганке внушительный пакет с деньгами и сказал: “Вы самая лучшая певица!”».

И ещё я прочёл фразу, которую считал собственной: «Кто хоть раз слышал в исполнении Сони Тимофеевой “Не вечерняя”, забыть певицу не сможет никогда…».

* * *

Один знакомый как-то поделился, мол, буду лежать в гробу. Если любимая женщина коснётся ласковыми пальчиками головки моего члена (там, где «уздечка») – уверен, я это почувствую!..

* * *

Узнаю о недавно рассекреченных данных, что президент США Джордж Буш-старший присылал в Россию «своего личного терапевта и главного кардиохирурга флота США», чтобы облегчить страдания хворающей Клавдии Васильевны Ельциной, престарелой мамы нашего президента.

Всё это напомнило мне 91-й год. К 60-летнему юбилею Бориса Николаевича Ельцина на одном из центральных телеканалов показывают документальный фильм. Одна из героинь фильма мать будущего первого президента России рассказывает, как однажды во время войны (жили Ельцины в уральском селе Бутки) они с Борей (сыну было лет десять-одиннадцать) зашли в сельский магазин, где отоварились по продуктовым карточкам.

– Когда вышли из магазина, Боренька меня и спрашивает: «Мама, а почему тёте перед нами дали на карточку сливочное масло, а нам дали маргарин?» Отвечаю: это потому, Боря, что мы люди простые, а эта тётя – начальники!

После чего, по рассказу Клавдии Васильевны, в их диалоге с сыном возникла продолжительная пауза, которую нарушил маленький Боря, признавшись с энтузиазмом:

– Мама, я буду начальником!

И вот такая деталь: больше мне на глаза никогда и ни на одном российском телеканале этот фильм не попадался.

* * *

90-е. Расцвет правления Бориса Николаевича Ельцина. После одного из его выступлений по телевизору записываю в дневнике:

«Если лгут все – от ребёнка, едва начавшего говорить, до убелённого сединами президента, то странно, что ещё возникают вопросы, куда мы идём и чем всё это закончится?»

* * *

Мне рассказывал об этом чемпион Олимпийских игр. Лежал он как-то в постели с молодой женой, и та начала доставать его упрёками – чёрствый, невнимательный, слишком фанатично предан любимому виду спорта и так далее.

Чемпиону это всё надоело, и он в шутку посоветовал жене перечитать сказку Пушкина о рыбаке и рыбке. Жена демонстративно покинула супружеское ложе, взяла с полки нужный томик великого пиита и ушла в другую комнату.

Чемпиона всё это развеселило, и он дождался, когда жена вернётся в постель.

– Перечитала? – спросил он, ласково обнимая жену.

– Ага, – ответила жена. Так же ласково обняла мужа и прибавила шёпотом: – Дорогой, если тебе удастся когда-нибудь поймать золотую рыбку, попроси её, чтобы научила каждого мужчину доводить любимую женщину до оргазма если не языком, то хотя бы пальчиком…

* * *

Как это ни самонадеянно звучит, но с гениальным писателем Владимиром Набоковым нас объединяют как минимум два факта жизненной судьбы. Первое – Набоков почитал одним из своих учителей Ивана Алексеевича Бунина. То же самое утверждаю и я. Второе – Владимир Набоков был страстным поклонником тенниса, сам вполне прилично играл, а в годы эмиграции в Берлине давал уроки тенниса, чтобы не бедствовать. Так же можно сказать и обо мне, с одним только уточнением: я давал уроки тенниса, «чтобы не бедствовать», в перестроечные и постперестроечные времена.

Летом 2013-го я впервые побывал в музее-усадьбе Набокова в Рождествене, под Питером. В этой усадьбе у Набоковых был теннисный корт, где великий писатель так любил упражняться в любимой игре.

Это я к тому, что хорошо помню, как в начале 90-х видел сон, будто я у себя в Ольгине. Прихожу на корты и там играю в теннис с… Набоковым. После тенниса идём ко мне, пьём чай на террасе, и я жалуюсь гениальному писателю на одиночество, которое мучает после ухода жены с дочкой-подростком.

«Одиночество, молодой человек, – это расплата за талант», – успокаивает меня Набоков фразой, которую я придумал, будучи молодым писателем во времена, когда меня бросила первая жена. Затем Набоков прихлёбывает чай и неожиданно роняет чашку на пол…

Тут я просыпаюсь и обнаруживаю, что мой любимый кот Атос, прогуливаясь в ночной темноте по комоду, смахнул на пол хрустальную вазу. Это был приз, полученный мной за победу на «Рождественском турнире», некогда очень популярном в Питере теннисном празднике.

* * *

Конец декабря. Тепло. Плюс семь. На газонах зелёная трава. Снег был недели три назад. Необычная, прямо скажем, погода.