Одна капля в море жизни

Одобрительный гул, состоящий сначала из невнятного мычания и шёпота, перерос в конце концов в самый настоящий воинский рык и приветствие. Народ ликовал! Наконец-то мы идём в поход! Да ещё в какой – самый что ни на есть победоносный, сокрушительный поход против исчадий тьмы, за всё хорошее против всего плохого, за себя, своих друзей, близких, за Императора!

Шквал эмоций, среди который было, естественно, не только ликование и готовность идти в бой и рубить с плеча (хоть они и терялись на фоне превалирующих), захлестнул воинов, и долго народ не мог хоть немного стихнуть, успокоиться. Наконец, Одноглазый, подождав достаточно долго, поднял ладонь вверх, и все достаточно быстро смолкли.

– Великий Император, властитель Людей, и Лорд Отертонский, Хранитель Севера, вместе со своим народом сокрушат эти гнилые, мерзостные останки орчьего проклятья. Мы победим! Но для победы нам нужны люди. Вы готовы идти в бой, сыны Империи?!

– Да! Ура! – прокричали изголодавшиеся по действу воины, готовые с головой броситься навстречу смертельной опасности, навстречу приключениям и захватывающим дух сражениям хоть сию секунду. А если всего этого не будет, то зачем тогда жить?

– Нам надо не только выступить в поход, но и не оставлять без прикрытия Великую Стену. Поэтому, приказываю: На Сторожевых Башнях останутся… – продолжил, переждав взрыв очередного ликования, Одноглазый. Теперь уже все слушали внимательно, жадно ловя каждое слово командира.

В страшной спешке и суматохе прошли два последующих дня. Часть воинов, как и было положено, осталась здесь, и дальше продолжила охранять от недругов вверенный им кусок границы, часть Великой Стены. Приблизительно шесть десятков вооружённых людей (то есть чуть больше половины) судорожно готовились к походу: запасались, по возможности, провизией, точили мечи, готовили одежды. Одноглазый, конечно же, не мог остаться сидеть в стороне, и возглавил их победоносный отряд, а ответственным за защиту границы временным заместителем назначил Терентия – спокойного, рассудительного воина в летах, что уже давно был правой рукой Одноглазого в разного рода организационных вопросах. Наконец, ранним утром, все шестьдесят воинов отправились в поход. Суждено было угодить в этот отряд и Ярославу.

Они выдвинулись до восхода Солнца, надеясь добраться до Камышграда ещё до заката. Прощание с немногими оставшимися, и с ещё более немногими свободными от дежурств товарищами проходило молча и быстро, а таинство ночи и спешка в выступлении придавало всему действу атмосферу некой таинственности, скрытности, собранности и сосредоточения, и потому всем было не до долгих прощаний. К тому же непоколебимая уверенность в скором и победоносном завершении их похода завладела умами всех людей, а потому никто и не думал, что в будущем возможны какие-то значительные потери и жертвы. Итак, как бы там не было, вышли они ранним утром, лишь пожав на прощание руки немногим провожавшим, и смело, не оглядываясь, двинулись строго на восток – к главной дороге. Конечно же, большинство были мечники, однако были среди них и хорошие лучники, и обладатели внушительных боевых секир, очень действенных в бою против нежити. Шли, естественно, пешими, а троих несчастных коней, имеющихся в распоряжении, нагрузили провизией под завязку.

Светало. Отряд, пробираясь на восток, всё удалялся от границы, от Великой Стены и самих Мглистых Болот, а потому всё меньше попадалось на их пути торфяников, мелких озёр и заросших прудов. Вскоре взошедшее солнце осветило перед ними бескрайние просторы Бурых равнин, не покрытые сейчас ничем, кроме прошлогодней, пожухлой травы, да едва приметных молодых росточков. Только-только растаявший снег долгое время не позволял прорасти вездесущей, всепобеждающей энергии жизни, а потому внушительные пространства выглядели сейчас весьма пустынно и безжизненно. Сдаётся, что тот, кто назвал эти вольные места именно Бурыми Равнинами, впервые вступил на эти земли с первым сошедшим снегом.

Солнце, осмелев и словно почувствовав всю свою силу и убедившись в ней, целиком выползло из-за горизонта, светя прямо в лицо воинам, словно бы их приветствуя. Однако довольно скоро они дошли до поворота на север, и вот уже солнечные лучики врезались в них с правой стороны.

Шли максимально быстро, руководствуясь весьма смутной, размытой и неуверенной дорогой, представлявшей из себя более сосредоточение слабо вытоптанной грязи среди грязи чуть менее вытоптанной. Иной раз и вовсе было невозможно сказать, где кончается и где начинается дорога, но в общем и в целом шли они верно. Несколько раз по левую и правую руки им попадались большие, прямо-таки огромные валуны размером с половину дома, которые торчали, словно зуб в носу, среди ровного до горизонта пространства. Откуда здесь целые обломки скал, кто их сюда притащил, кто поставил? Уж сколько людей задавались этим вопросом, а камни всё стоят и стоят, безразличные к чьему-либо недоумению, столетиями величаво покоясь на своём месте. Несколько раз им попадались какие-то безымянные деревушки с покосившимися деревянными домиками, разваленными кирпичными руинами просторных амбаров, с заросшими замшелыми булыжниками величественных дворцов прошлого. Они казались совсем пустыми, заброшенными, вымершими, хоть и приглядевшись, можно было вычислить, что совсем в запустении они не были.

Тем временем они всё шли и шли. К полудню сделали небольшой привал, немного перекусили. Уже тогда блиставшие новизною пейзажи свободных просторов, что поначалу были глотком воздуха, казались чрезвычайно живописными, сменились скучными, однообразными, унылыми окрестностями, уже немного надоедавшими своим однообразием. Свободные передвижения военных (а уж тем более пограничников) на службе были запрещены, и поначалу многие с непривычки глазели по сторонам и жадно ловили каждый клочок свободного мира, но и он им вскоре приелся и надоел.

Их пеший отряд уже который час бороздил однообразные, бурые просторы. Одноглазый, несмотря на свою хромую ногу, бодро шагал впереди всех, временами оборачиваясь и крепким словцом поминая хвост растянувшейся колонны. Люди уже шли не так бодро, как в самом начале, но всё равно продвигались достаточно быстро. Снова они вошли в какую-то деревню, и маленькие, покосившиеся одноэтажные деревянные домишки вперемешку с грязью, скотиной и навозом окружили их со всех сторон. Какие-то дома были давно заброшены, но в большинстве из них угадывалась жизнь. Небольшие окошки, в массе своей затянутые бычьими пузырями, смотрели угрюмо и неприветливо. Во всей деревне только два-три дома могли похвастаться окнами со стеклом. Почему-то именно в этой деревне вскоре из всех щелей вылезли мужики и бабы, чтобы поглядеть на воинское шествие – не каждый день такое увидишь! Их чумазые, немытые лица, исковерканные нищетой и последствиями употребления какой-то бодяги, делали их больше похожими на чертей, чем вообще на людей. Ярослав вертелся, оглядываясь по сторонам. Несмотря на разительное сходство со всеми другими деревнями этого края, он понял, что здесь есть что-то новое…

– Слушай, ты не знаешь, где это мы? Долго нам идти? – спросил он шедшего как раз неподалёку воина.

– Нет, это только Нижние Лужи. До Гнилых Пеньков нам недолго идти… – отвечал он. – А там – и до Камышграда рукой подать.

Отряд, более не останавливаясь, шёл всё дальше и дальше. Прошли они по той же пыльной, грязной дороге Нижние Лужи, прошли ещё какое-то полуразвалившееся село. Небо внезапно заволокло тучами, начался дождь. Некоторые воины прямо на ходу развязали свои походные мешки и накинули осенние плащи, и Ярослав последовал их примеру. Одноглазый как ковылял впереди, так и продолжил продвигаться вперёд, не обращая внимания на непогоду. В добавок к дождю немного похолодало, и потемневшее, холодное окружение навеивало тоску и печаль.

Дождь и не думал прекращаться, а тем временем ранее пыльная, относительно ровная дорога превратилась в жуткое месиво из грязи и луж. Иногда им дорогу перегораживали грязные, мутные потоки. Отряд значительно замедлил шаг.

Где-то во вдали начало показываться какое-то тёмное, размытое, расплывчатое пятно.

– Дошли! Наконец-то! – послышались перешёптывания спереди.

И действительно, минут через десять уже отчётливо были видны какие-то дома, тёмные башни, возвышающиеся над поселением, странные конструкции, что угадывались за пеленой дождя. Ещё через какое-то время они вошли в Гнилые Пеньки. Всюду царил хаос, суматоха и беготня. Уже на окраинах поселения количество военных зашкаливало. Одноглазый уверенно ковылял через главную площадь, и весь отряд, как всегда, следовал за ним. Многие воины, в том числе и Ярослав, удивлённо озирались по сторонам: они никогда раньше здесь не были.

Гнилые Пеньки представляли из себя жуткое и страшное зрелище. Фактически это был не город и не посёлок, а странный военный лагерь, форпост в борьбе с врагом, хаотично возникший лет шестьдесят назад, когда все остальные города в округе были захвачены мертвецами, и даже по улочкам Камышграда прохаживалась восставшая из могил нежить. Всюду здесь были утыканы высокие мельницы, какие-то странные деревянные башни, почерневшие от времени и не имевшие окон, покосившееся, опасно нависающие сооружения. Всё здесь было каким-то странным, несуразным нагромождением внушительных и не очень конструкций, о предназначении которых можно было только догадываться.

Они прошли между двумя слегка покосившимися башнями, из которых частоколом на врага были направлены старые, проржавевшие дула пушек. Стволы старинных орудий были направлены не только на юг, откуда пришёл их отряд, но и на запад, север, и даже восток – словом, весь периметр был просто усеян оружием. И недаром – враги кругом. За пушками следовали сооружения непонятного назначения, которые тоже сплошным кольцом опоясывали Гнилые Пеньки. Затем миновали несколько наблюдательных вышек на старых, покрытых мхом деревянных опорах. Пограничники с арбалетами лениво озирали вошедших в город, прохаживаясь на высоте шести-восьми метров над землёй. Рядом с дорогой был поставлен деревянный щит с надписью: "Враг не пройдёт! Император победит!" с соответствующей воинственной картинкой. Видимо, он здесь висел ещё с тех времён. Когда им показалось, что они уже вошли в город, так тут же они наткнулись на ещё одну линию обороны. Какие-то странные, похожие на колючки металлические конструкции были врыты в землю по всему периметру. Ярослав никогда такого не видел, но впечатление они производили действительно грозное. Вообще, вся эта ржавая военная техника, рубежи обороны, молчаливые лучники производили очень гнетущее, и вместе с тем величественное впечатление, словно тяжёлые удары кузнечного молота по наковальне, звоном и эхом отражавшиеся в голове, словно едкий, неперебиваемый вкус ржавчины в разбитом и разодранном рту.

И только пройдя, наконец, последнюю линию обороны, они оказались в городе. Шли по улице между двухэтажных, одинаковых деревянных зданий, между которыми нет-нет да и проглядывалась плотная застройка из одноэтажных трущоб. Иногда, посреди улицы, как чёрт из табакерки выскакивал какое-нибудь укрепление, всюду торчали вышки. Время от времени по улице пробегали одинокие, гонимые штормом судьбы мирные жители, но по большей части по улице передвигались военные. Иногда появлялись огромные деревянные амбары с полустёртыми надписями. Впрочем, очень скоро это всё закончилось, не успев как следует начаться, и снова начались бесчисленные укрепления, вышки, стены и башни, старые дула пушек и колючие колья. Словом, они вышли из поселения, так и не успев в него войти. После того, как они оставили за спиной последнюю деревянную башню, все словно выдохнули. Впечатление было такое, будто они шли сейчас меж оборонительных бастионов, а не через мирный городок, вот уже несколько десятилетий не знавший врага в своих стенах. Шли они, хоть и медленнее, но очень скоро Гнилые Пеньки, как странный, бредовый, позабытый кошмар, скрылся за пеленой дождя, и никто уж более не вспоминал об этом гнетущем месте.

К вечеру дождь прекратился, и они вошли в славный город Камышград. Отличие было просто разительное: широкие, светлые улицы последнего, каменные статные сооружения, отсутствие засилья старого, проржавевшего оружия и отсутствие гнетущих вышек с арбалетчиками – всё это позволяло предстать Камышграду в гораздо более выгодном свете, чем то, что довелось им увидеть по пути сюда. Видно было невооружённым глазом, что город этот действительно жил, а не существовал. Туда-сюда сновали запряженные лошадьми повозки, куда-то спешили смелые, уверенные в завтрашнем дне мирные люди, смело и беспрепятственно торговали купцы. Впрочем, и здесь не обошлось без военных. Целые колонны, ряды, сотни имперских воинов стекались сюда со всех окрестностей. Кто-то был и вовсе местный, а кто-то (например, возглавляемый одним молодым принцем отряд из-под Рессевиля) добирался сюда три дня. Одним словом, здесь сосредотачивалась вся сила, собирался великий Имперский кулак, призванный единым резким движением уничтожить засевшую в Мглистых болотах гниль.

Шестьдесят воинов под предводительством Одноглазого вошли в центр города, и, наконец, остановились на главной, вымощенной сероватым булыжником площади, середину которой украшал давным-давно пересохший фонтан. Сказав своим подчинённым, чтобы те его дожидались, Одноглазый последовал в красивое, изящное двухэтажное здание с жёлтыми стенами, белыми колоннами, и большими арочными окнами с настоящим разноцветным стеклом. В красивом ухоженном здании, выстроенном скорее в стиле неоклассицизма, ярко, вызывающе горел свет. Уже успело изрядно потемнеть, и можно было только поразиться тому яркому свету, что освещал внутренне убранство. Ярослав не знал, но то был жилой дом Всеволода Игнатьича, что оттуда самоотверженно управлял всем Северным Фронтом. Скоро Одноглазый вышел оттуда, и приказал им последовать за город.

– Хорошо, что мы не опоздали, – заявил он, – там сейчас собирается всё войско. Говорят, выдвигаться будем завтра утром.

Военный лагерь не надо было искать: уже на окраинах города виднелись многочисленные огоньки костров среди бескрайних полей. Кто-то расстелил палатку, но основная часть воинов прихватила с собой какое-то подобие спальных мешков. Сложно было оценить количество воинов, тем более пришли они туда уже совсем среди ночи, но было понятно, что там их далеко не одна сотня. Сюда собрались воины отовсюду: с Великой Стены Мертвецов, с подступов к Проклятым Руинам, из дивизий у Рессевиля, и даже личные воиска Отертона пришли участвовать в походе. Владыка Антоний, к сожалению, не располагал таким количеством свободных воинов, чтобы набрать требуемую армию откуда-то из одного места, а потому приходилось брать понемногу из нескольких. На Северные рубежи Империи постоянно кто-то нападал, и невозможно было оставить ни один участок фронта без надлежащей защиты. Именно поэтому собранная армия была похожа на своеобразную солянку, на странную смесь из понемногу выдранных в разных полях пучков травы. Все воины активно знакомились, рассказывали истории и байки из жизни, прикидывали, что же их ждёт дальше. Подумать только! Им предстоит участвовать в священной военной компании, подобной которой не было вот уж несколько десятков лет! Воистину, Великий Император возлагает на них большие надежды.

Отряд под предводительством Одноглазого разместился в лагере. Довольно длительный переход, совершённый практически без отдыха, значительно утомил их всех, а потому они довольно быстро забылись спокойным, восстановительным сном, даром что со всех сторон доносились шумы и свистели ветра. Заранее забегая вперёд, стоит отметить, что это был последний спокойный сон Ярослава.

Проснулись они от зычного звука рога, который изрядно всполошил их всех. Армия в несколько тысяч воинов спешно собиралась, собирали в мешки скудные пожитки и походные принадлежности, брали наточенные на днях мечи и отремонтированные луки. Над окрестностями города опустилось словно бы предгрозовое затишье. В отдалении Камышград жил своей жизнью, как ни в чём не бывало, а на его фоне, на неизвестно откуда возникшем пьедестале стоял, облачённый в явно ставшею ему малой кольчугу, Всеволод Игнатьич, в окружении трёх каких-то несравненно более молодых, подтянутых, но менее суровых людей. Военачальник Северного Фронта решил обратиться с прощальным словом ко всей Армии, пожелать им удачи в их священном деле. Он держал речь:

– Товарищи! Бравые защитники Империи! Сегодня мы выступим в исторический, великий поход. Цель наша – отвоевать наши земли. Избавить, зачистить их от той нежити, что заполонила когда-то процветавший Север. От той мерзости, что по ночам вылезает из могил и хочет всех нас убить. Скажу правду. Я не буду говорить, что в этом походе нам будет легко, что мы вообще знаем, что происходит за Стеной. Правда в том, что большинство из нас, возможно, скоро умрут. А выжившие позавидуют мёртвым. Но мы должны победить. Великая Война не закончилась, вовсе нет. Мы должны победить, чтобы когда-нибудь наши дети снова могли наслаждаться вкусом свежей выпечки. Всё поставлено на карту. Буквально всё. Если мы проиграем, вся вселенная погаснет, как сгоревшая свеча. Поверьте, это будет очень плохо.

И если нам суждено пасть, давайте падём как герои, чтобы, когда сомкнётся тьма, мы могли подумать, что по крайней мере нам было весело. Вы боитесь умереть? Я – да. Я чувствую эту холодную дрожь, как будто кто-то кинул снег мне за шиворот. Но я знаю… история смотрит на нас.

Они не хотят умирать. Они уже мертвы. Но зато мы сражаемся, чтобы защитить друг друга, и тех друзей, которые у нас остались. Мы сражаемся, потому что у многих из нас есть семьи. Мы сражаемся, чтобы спасти мир. Мы сражаемся, потому что нам это нравится. Мы сражаемся, чтобы развлечь жутких монстров, смотрящих на нас из-за пределов Времени и Пространства. Скоро начнутся великие битвы, так что позвольте мне сказать это сейчас, – поскольку потом у меня может не быть такой возможности – да здравствует Император!

И я, всем своим сердцем…

Всеволод Игнатьич ещё что-то очень долго говорил. Он повествовал искренне, проникновенно, вдохновляюще, но Ярослав этого почему-то не запомнил. В самом конце он пожелал им удачи. Понятно было, что сам старый воевода, в силу возраста своего и обострившихся болезней, в смертоносном походе участвовать не будет. Вместо него армией будут командовать вот эти трое… Как их имена? Неплохо было бы узнать…

Проходили последние приготовления перед выходом. Одни ещё собирали разложенные вчера вещи, другие принялись затачивать клинки, третьи решили перекусить. Они должны были вот-вот двинуться в путь, но пока ничего не происходило. Кто-то вообще слонялся без дела, или в тревоге и нарастающей нервозности ходил взад-вперёд, пытаясь успокоить пошаливающие нервы. Ярослав, недолго думая, уселся рядом с удобной корягой, и принялся наблюдать за окружавшим его действом. А что ему-то переживать? Он-то уже собран, и готов стартовать хоть в этот самый момент.