Свободная любовь

– Сколько я должна тебе заплатить, если сегодня же уйду, куда хочу?

– Двадцать тысяч гульденов. Это месячный убыток.

– Такой суммы у меня нет. Разве по закону ты можешь с меня что-нибудь требовать?

– Закон не для нас. Мои средства не позволяют мне быть великодушным.

– Я тебе все отдала. Отдай мне свободу!

– Только за эту цену.

– Отдай мне свободу, Петер Грауман! Десять тысяч гульденов лежат в банке, две тысячи у меня при себе. С этого дня я буду работать на тебя, отпусти только меня на свободу! Какая для тебя польза держать меня, если я чувствую отвращение к тому, что должна делать?

– Я любил тебя, Ренэ, – пробормотал Грауман.

В лице Ренаты засветилась надежда. Она поспешно принесла все драгоценности, какие у нее были.

– У тебя есть бриллианты и жемчуг, – сказал Грауман, взъерошивая волосы. – Я любил тебя, Ренэ, и теперь еще люблю тебя… Чего ты хочешь? Молодость женщины быстро проходит. Проклятое ремесло! Я запускаю ракеты в воздух, и за это камни падают мне на голову. Женщину, женщину, мою душу за женщину!

Только теперь заметила Рената, что он пьян. Голос его стал плаксивым, он разговаривал с кем-то невидимым. В руках Грауман держал бутылку вина и время от времени прихлебывал из нее. В нем появилось вдруг что-то, напоминавшее беспомощного гнома, и он все больше и больше терял власть над собой, тщетно пытаясь казаться трезвым. Ренате вдруг стало его глубоко жаль.

Глава 16

В туманный ноябрьский день Рената вышла на улицу в сопровождении Ангелуса. Носильщик вез за ней на тележке все ее имущество. В кармане у нее было только несколько золотых, составлявших все ее состояние.

Она велела везти вещи на улицу Флориани, на квартиру фрау Дарьи, на которую возлагала все свои надежды.

Отыскав дом, Рената спросила швейцара, дома ли фрау Блум. Тот ответил, что эта дама уже несколько недель тому назад уехала и больше не возвратится. Рената спокойно выслушала это известие и почувствовала, что теперь стала еще более одинокой, чем была когда-либо прежде. Она обратилась к хозяйке и спросила, свободна ли комната, в которой жила ее приятельница. Хозяйка с готовностью открыла для нее дверь: ничего не могло быть уютнее и спокойнее этих покоев; здесь смело мог бы остановиться и князь. Здесь жили раньше инженер, доктор, итальянская графиня и оперная певица. Рената равнодушно оглядела хваленые меблированные комнаты: голубовато-серые стены, украшенные нелепыми олеографиями, кровать в углу, небольшой диван, видевший лучшие дни. Рената села у окна и терпеливо слушала, какими необычайными качествами ума и сердца были одарены прежние обитатели этой комнаты. Что касается фрау Блум-Неандер, то она осталась очень довольна своим жилищем. Она забыла здесь какие-то письма и потом присылала за ними, но писем этих, к сожалению, не могли найти.

Узнав цену, Рената нашла ее подходящей и сказала, что сейчас пришлет носильщика с вещами.

– Вероятно, вы тоже доктор? – почтительно спросила хозяйка.

– О нет!

– Во всяком случае, что-нибудь необыкновенное?

– Уверяю вас, во мне нет ничего необыкновенного.

– Но у вас такая благородная внешность, и вы так красивы. Да, очень, очень красивы! Может быть, вы путешествуете инкогнито? Это теперь в моде. И какие у вас нежные ручки! Настоящие ручки феи!

Оставшись одна, Рената почувствовала, что в этот день она ничего не в силах больше предпринять. Буря улеглась, корабль утонул, ее одну выбросило на неведомый остров. Его жители не понимают ее языка. Но, может быть, они позволят ей принять участие в их работе. Труд объединяет всех и делает равными. Скромность ее запросов должна пробудить гостеприимные чувства. О нужде она не думала. Голод не страшил ее.

Она еще не подозревала, что в таком городе воздух дрожит от стонов гибнущих…

На следующий день она поместила в газете наивное объявление: «Молодая дама, получившая музыкальное образование, но готовая взяться и за всякий другой труд, ищет работу».

Но прошло два дня, и в ответ на публикацию пришло несколько глупых писем от мужчин, искавших мимолетных связей. Рената повторила свою робкую попытку и на этот раз думала, что ее непременно услышат. Когда она выходила из конторы, размещавшей объявления, взгляд ее упал на витрину книжного магазина, и название книги, бросившейся ей в глаза, заставило Ренату остановиться: «Возрожденная» Стефана Гудштикера. Она закрыла глаза, точно припоминая какой-то сон. Ей непременно захотелось прочесть эту книгу. Рената вошла в магазин и купила ее, уверенная, что между этой книгой и ее жизнью есть какая-то связь.

Она прочла ее в тот же день и, когда закончила, устало легла на кровать. Несвойственная прежде горькая складка появилась у ее рта. Рената лежала неподвижно до самого вечера; уже стемнело, а она и не думала зажигать свет, не обращая внимания на то, что Ангелус уже давно скреб по постели лапой, не то от голода, не то от заботы.

Молодая девушка ведет в своей семье отчаянную борьбу за свободу, изнемогает, уходит из родительского дома и вступает в то царство мнимой свободы, где каждый новый день обдает ее новой грязью, и в конце концов убивает себя в тот момент, когда встречается с более сильной, мужественной, более способной любить девушкой, в которой символически изображается возрождение героини. Таково было содержание романа. Но не потому Рената лежала безмолвная и разбитая и душа ее была полна горечи. У этой героини были ее черты: внешность, речь, одежда, тело Ренаты Фукс. Все внешнее было передано фотографически точно, внутренний же мир героини представлял жалкую карикатуру на духовное содержание Ренаты. Это было похоже на то, как если бы камердинер, зная привычки своего господина, вздумал по своему разумению создать из него литературный образ.

Такова была эта псевдо-Рената, изображенная с точки зрения злобно шпионившего за нею камердинера. Читая страницу за страницей, Рената чувствовала, как будто она идет в позорной одежде, с гримом печали на лице, и должна служить классическим примером того, куда приводят жажда свободы и презрение к традициям. Рената чувствовала себя глубоко и незаслуженно оскорбленной, и ей казалось, что она никогда больше не решится выйти на улицу.

Следующий день она провела, не покидая своей комнаты. Но на третий необходимость заставила ее отправиться в контору. Опять она получила несколько писем с нахальными и бессмысленными предложениями. Но среди них было одно деловое, дававшее некоторую надежду. Она тотчас же отправилась по указанному адресу и поднялась на четвертый этаж населенного, как муравейник, дома.

– Меня зовут Йозеф Мария Пипенцан, – отрекомендовался встретивший ее господин, – мне нужна аккомпаниаторша. Моя капелла концертирует каждый вечер в ресторане «Зеленый остров». Я плачу по гульдену в день и, кроме того, даю ужин. Если хотите, то можете поступить сегодня же.

Рената ответила, что она согласна.

– Здесь есть рояль, покажите мне, на что вы способны, – сказал Пипенцан, с любопытством глядя на Ренату и благосклонно кладя свою толстую руку на ее плечо.

Она встала и, подходя к роялю, заглянула в соседнюю комнату. Худая как скелет женщина лежала на кровати, держа в руках распятие; за столом сидели и целовались мужчина и молодая девушка.

– Искусство есть нечто благородное, – с пафосом сказал Пипенцан. – Искусство – это, так сказать, манна для души, и художник – божественно одаренный сын неба. «Вздымаются тучи»… – запел он вдруг, подойдя к окну, и распахнул его, как будто комната была слишком тесна для его вдохновения. Скелет застонал, чтобы закрыли окно.

– «Закрой окно, мое сокровище»! – хриплым тенором пропел он. Целующаяся парочка ни на что не обращала внимания.

– Что мне сыграть? – прошептала Рената, сидя за убогим инструментом, и заиграла вальс. Господин Пипенцан стал раскачиваться на ногах и тихонько подпевать; наконец не выдержал и грациозно повернулся несколько раз вокруг собственной оси.

Для Ангелуса настали плохие времена. В шесть часов вечера Рената уходила и возвращалась только в двенадцать, а по воскресеньям в час и позже. Она покорно и терпеливо отправлялась в далекий путь; ресторан находился в предместье. Зима была очень снежная, и часто девушка с трудом пробиралась по улицам, занесенным глубоким снегом. Ресторан «Зеленый остров» далеко не оправдывал своего поэтического названия: это был мрачный, грязный притон пьяниц и праздношатающихся. Бледная от усталости входила Рената за деревянную перегородку, где десять девиц, смеясь и болтая, переодевались в белые бумажные платья с красными бантами. Большинство из них были уже не первой молодости, и, что особенно бросилось в глаза Ренате, все питали необыкновенное презрение к мужчинам. «Каждая из них пережила в своем роде то же, что и я, – думала Рената, – но только они хорошо знают, что их ждет впереди». Чувства их были самые примитивные. Их склонность к удовольствиям имела что-то болезненное и была единственной цепью, привязывавшей их к жизни. Рената разговаривала с ними робко и смущенно, они тоже сторонились ее.

Когда все были готовы, господин Пипенцан стучал в дверь и кричал:

– Мадам, искусство призывает вас!

Рената садилась за старый, разбитый рояль и играла вальсы, марши, попурри из опереток. Зал наполнялся публикой, воодушевление которой возрастало в зависимости от числа выпитых кружек. Рената сидела в голубоватых облаках дыма и играла, играла.

Но она не могла существовать на те деньги, которые получала как член пипенцановской капеллы, в особенности зимой, когда топливо стало дорогим. Рената очень боялась холода и скорее готова была голодать, чем мерзнуть.

В голове Ренаты неотступно стояла мысль о том, как ей избавиться от нужды и холода.

Случайно она вспомнила, что фабрика, для которой она когда-то разрисовывала веера, находится в Вене, и однажды утром отправилась туда. Ее приняли ласково, сожалели, что тогда в Мюнхене она так внезапно перестала рисовать для них. Работы на дом они в этом сезоне не дают, но не желает ли она заниматься здесь, в художественной мастерской при фабрике? Новых образцов сейчас не требуется, но она может копировать дюжинами уже имеющиеся. Конечно, много платить они не могут, так как этого рода промышленность теперь в упадке.

Рената рассчитала, что того заработка, который она будет иметь здесь, и вечернего как раз хватит на жизнь и что если она будет очень прилежна, то может даже делать сбережения.

С этого дня вся жизнь ее была строго размерена: с восьми до двенадцати и с часу до шести она рисовала, а с восьми до одиннадцати ночи играла на рояле. Благодаря такому распорядку она значительно экономила на дровах и угле; в огромной мастерской со стеклянной крышей было довольно тепло. Она сидела за маленьким столом, расставив перед собой пузырьки с красками, и неутомимо работала. Кроме нее, здесь не было ни одной женщины; она была первая и единственная. Художники пытались завязать с нею знакомство и приставали к ней то с вежливыми, то с двусмысленными разговорами, но она оставалась неизменно невозмутимой и холодной, и они вскоре прекратили свои попытки, ограничиваясь по отношению к ней только почтительным поклоном.

Усталости Рената на первых порах не чувствовала. Рабочий день проходил незаметно. Правда, иногда по вечерам Рената долго не могла сомкнуть глаз, несмотря на то что, когда раздевалась, ее сильно клонило в сон.

Фабрика располагалась далеко. Туман и снег, снег и туман. Весь мир казался одним сплошным снежным полем. Этот час пути был самым тяжелым для Ренаты; впереди предстоял еще целый день. Стук колес и свист ремней на нижних этажах, пронзительный скрип пилы, запах клея и красок, торопливая беготня рабочих, сотни девушек-работниц, с нетерпением ожидавших обеденного колокола, – все это наводило уныние на Ренату. Никто здесь, казалось, не сознавал, что живет, и у всех был единственный идеал – воскресенье. Но Рената боялась воскресенья. Дважды она была в церкви, один раз в музее. Долго ходила она из зала в зал, ничего не видя, и пришла домой гораздо более уставшая, чем в будни. В следующее воскресенье она пошла на фабрику, хотя и знала, что там работает один только бухгалтер. Беспомощно бродила она по всем этажам; везде было чисто прибрано, и все предметы аккуратно сложены, как будто предстоял целый ряд праздников. Только в монтировочной Рената встретила одну работницу. Это была Фанни-кружевница, бледная, чахоточная девушка; ее звали кружевницей, потому что она заведовала кружевами, которые пришивались к веерам.

– Вы кого-нибудь ищете, фрейлейн? – ласково спросила Фанни, не выказывая особого любопытства.

Рената испугалась и не знала, что ответить.

– Здесь теперь нет ни души, и наверху все заперто. Что вы собираетесь делать сегодня после обеда?