Во время Февральской революции, начавшейся для него, как и для всех, неожиданно, Гучков никак себя не проявил до вечера 2 марта, когда вместе с депутатом Василием Шульгиным приехал в Псков за отречением Николая II. Он и лидер кадетов Павел Милюков безуспешно убеждали великого князя Михаила Александровича не отрекаться от престола следом за старшим братом.
После прихода к власти большевиков выехал на Дон, пожертвовал 10 тысяч рублей на создание Добровольческой армии. В 1919 году был представителем Деникина в Европе, вёл от его имени переговоры с Пуанкаре и Черчиллем. Тратил личные средства на закупку и доставку грузов для белых армий.
Дочь Гучкова в 1932 году вступила в компартию Франции, а, по некоторым сведениям, была завербована ОГПУ.
В феврале 1936 года Александр Гучков умер в Париже. На его похоронах собрались представители всех направлений эмиграции, которые в остальных случаях не подавали друг другу руки.
22 марта (9 марта по старому стилю) первым Временное правительство России признало правительство США, 24 марта (11 марта по старому стилю) – Великобритании и Франции.
За весь период существования Временного правительства в его состав входили 39 человек. Их пребывание на министерских постах было кратковременным, 23 человека исполняли свои обязанности не более двух месяцев. 16 министров Временного правительства ранее были депутатами Государственной думы разных созывов. 31 человек имел высшее образование, из них 24 окончили университеты. Двое имели два высших образования.
Большинство министров были юристами – 11 человек, врачей, экономистов и инженеров – по четыре, военных – трое, пять человек окончили историко-филологический факультет. По сословной принадлежности: 21 человек имел дворянское происхождение, в том числе трое имели титул князя; двое были выходцами из крестьян.
Временное правительство в своей программе, изложенной в декларации, опубликованной 16 марта (3 марта по старому стилю), и обращении к гражданам России от 19 марта (6 марта по старому стилю), провозгласило принцип «преемственности власти» и «непрерывности права»; заявило о своём стремлении довести войну «до победного конца» и выполнить все договоры и соглашения, заключённые с союзными державами.
В декларации излагалась программа первоочередных преобразований: амнистия по политическим и религиозным делам, свобода слова, печати и собраний, отмена сословий и ограничений по религиозным и национальным признакам, замена полиции народной милицией, выборы в органы местного самоуправления. Фундаментальные вопросы – о политическом строе страны, аграрной реформе, самоопределении народов – предполагалось решить уже после созыва Учредительного собрания.
В ходе Февральской революции руководство Советов рабочих и солдатских депутатов согласилось передать власть Временному правительству, но на практике в стране сразу сложилась ситуация двоевластия, причём реальная власть постепенно переходила в руки Советов. Без поддержки Советов Временное правительство не могло существовать и действовать первые четыре месяца.
Внутренние противоречия, недовольство населения политикой Временного правительства обусловили правительственные кризисы. Апрельский кризис привёл к созданию 18 мая (5 мая по старому стилю) первого коалиционного правительства. Из состава Временного правительства вышли Милюков и Гучков, а в него, по соглашению с исполкомом Петроградского совета, были включены шесть министров-социалистов.
Председателем правительства вновь стал Георгий Львов.
Новое правительство не смогло эффективно бороться с разрухой и голодом, ограничившись бюрократическими мерами регулирования отдельных ведущих отраслей промышленности. Затеянное им наступление на Юго-Западном фронте провалилось. Обострение внешней и внутриполитической обстановки в стране, разногласия среди министров по вопросу отношения к украинской Центральной раде, неудачная попытка большевиков перехватить власть вызвали в июле новый правительственный кризис, который привёл к ликвидации двоевластия в стране. Из состава Временного правительства вышли три министра-кадета. Вслед за ними ушёл в отставку глава Временного правительства – князь Львов.
6 августа (24 июля по старому стилю) было сформировано второе коалиционное правительство. В его состав вошли семь кадетов и примыкающих, пять эсеров и народных социалистов, три меньшевика. Председателем правительства стал эсер Александр Керенский.
Следующий правительственный кризис был спровоцирован лидером правых контрреволюционных сил Верховным главнокомандующим генералом Лавром Корниловым, который 16 августа (3 августа по старому стилю) выступил против Временного правительства, двинув войска на Петроград. Попытка переворота, предпринятая им, оказалась неудачной. Мятеж был подавлен. Новый правительственный кризис стал самым острым и продолжительным. В поисках выхода было решено 14 сентября (1 сентября по старому стилю) 1917 года временно передать власть Совету пяти (Директории), который возглавил Керенский, принявший одновременно на себя и пост главнокомандующего.
Переговоры о создании нового правительства затянулись до 8 октября (25 сентября по старому стилю), когда удалось составить третье и последнее коалиционное правительство. В его состав вошли шесть кадетов и примыкающих, два эсера, четыре меньшевика и шесть беспартийных. Возглавил правительство Керенский, оставшийся за собой пост Верховного главнокомандующего.
Находясь в перманентном кризисе, Временное правительство опаздывало в принятии необходимых для укрепления власти решений. Принятые законы в области государственного строительства задерживались в исполнении. Медлительность и половинчатость социально-экономических реформ, просчёты в государственном строительстве способствовали нарастанию общенационального кризиса, который привёл к Октябрьской революции.
И вот теперь оно было арестовано.
Миф о том, что 25 октября 1917 года Александр Керенский бежал из Зимнего дворца – резиденции Временного правительства – в женском платье, прошёл в своём становлении несколько стадий. Впервые он появился осенью того же года как газетная утка. Стало известно, что уже скрывшийся из столицы Керенский смог ускользнуть от большевиков ещё раз – в городе Гатчина. В простое стечение обстоятельств никто не поверил. Одно из жёлтых изданий опубликовало версию, будто премьера приняли за женщину – и выпустили по ошибке.
Слух охотно подхватили большевики и включили в свою агитацию. О нём не забыли и после Гражданской войны. В 1938 году художник Г. М. Шегаль нарисовал картину «Бегство Керенского из Гатчины», репродукцию которой поместили в советские учебники: на ней глава правительства переодевается в костюм медсестры. В 1970-м на экраны вышла картина «Посланники вечности», в которой версия уточнилась: утверждалось, будто бегство Керенского состоялось не из Гатчины, а из Зимнего дворца. В фильме 1971 года «Корона Российской империи» без упоминания географических подробностей пели так:
Между прочим, сам Керенский за кордон
Перебрался в платье женском, миль пардон.
Сбросив женскую одежду и корсет,
Мне высказывал надежды тет-а-тет.
– Извините, мсье Керенский, чем стареть,
Может, лучше за Россию умереть?
Ради чести и престижа, не шучу.
Он смеётся: – Что я, рыжий? Не хочу!
Эту ленту посмотрела вся страна.
На деле премьер-министру помог несчастный (или счастливый?) случай, не будь которого, он, скорее всего, оказался бы в руках большевиков. На подступах к Гатчинскому дворцу, откуда начиналось бегство, случился приступ с одним из прохожих – местным офицером. Пока внимание отвлёк корчившийся на земле мужчина, премьер России в изгнании проскочил через испуганную толпу и смог спастись. В деревне под Лугой его приютила семья сторонников Временного правительства Болотовых, прячась у которых, он впервые и узнал о газетной утке. Раздражение по поводу сплетни не оставляло его до конца дней. При встрече с советскими гражданами Керенский сам возвращался к этой теме и просил передать на родину, чтобы там прекратили паясничать. Тщетно – шутка прижилась и на многие десятилетия оказалась приравнена к факту.
Другая легенда, сопровождающая Керенского, – об американском автомобиле – не грубое искажение фактов, но и она соответствует действительности лишь отчасти. 25 октября 1917 года премьер-министр действительно едва не был отрезан в Петрограде из-за необъяснимой поломки всех 15 машин Генерального штаба. Керенский вынужден был обратиться сначала к итальянцам, а потом к американцам за помощью и под личные гарантии получил в посольстве США авто. Но в последний момент удалось обнаружить (и завести) собственный транспорт – роскошный бронеавтомобиль марки Pierce-Arrow. На нём премьер-министр и отправился из города, посадив в американскую машину своих помощников. На половине дороги до Пскова, куда Керенский направлялся, от заёмного транспорта избавились из-за нехватки бензина. Дальше поехали на одном Pierce-Arrow. Роль американцев в спасении последнего главы до большевистской России, таким образом, сильно преувеличена.
Но по какой причине председатель Совета министров покинул столицу, охваченную восстанием крайне левых? В советской историографии поступок Керенского бескомпромиссно и осуждающе трактовался как бегство. В действительности многое указывает на другое. Спустя сутки большевики заняли кабинет экс-премьера и обнаружили в нём брошенные вещи. Керенский забыл, например, томик Чехова, который читал накануне отъезда. Такая небрежность не свидетельствует о трусости. Скорее – премьер-министр рассчитывал вернуться, так что даже не попробовал, уезжая, что-либо захватить с собой.
Свой путь Керенский мыслил так: двигаться навстречу войскам, которые он вызвал на защиту столицы, возглавить их и ударить в тыл большевикам. Альтернативная стратегия виделась бесплодной: в распоряжении Зимнего дворца оставалось лишь несколько рот юнкеров, отряд солдат-инвалидов и женский «батальон смерти». Отстоять власть с такими силами было невозможно. А значит, и оставаться в городе не имело никакого смысла.
Покинув столицу, премьер-министр прибыл в Гатчину, где обнаружил, что вестей от вызванного им подкрепления нет, как нет и свидетельств того, что войска выдвинулись к Петрограду. Держа себя в руках, Керенский отправился в штаб Северного фронта в Псков, где оказался свидетелем измены: генерал Черемисов, ответственный за выполнение поручения, отказался прийти Временному правительству на помощь. Современники считали, что он действовал по обстоятельствам. Предательство Черемисова вызывалось страхом перед солдатской массой, дружественно настроенной к большевикам, и заговорщического шлейфа вокруг него нет.
На счастье Керенского, офицер, готовый выполнять распоряжения, нашёлся. Ответив на неповиновение Черемисова отказом подчиняться ему самому, генерал Краснов всё-таки взял сторону Временного правительства. Собранные с запозданием войска направились к столице. Но дойти им было суждено только до Гатчины.
Войска, которые вёл в бой Краснов, у Керенского вполне могли вызвать подозрения, но никакого выбора не оставалось. Частично они состояли из казаков, на которых Временному правительству психологически трудно было положиться. В прошлом привилегированное сословие России, после революции казаки ушли в глухую оборону. С февраля 1917-го их обвиняли в стремлении вернуть старый порядок силой, и, деморализованные постоянным давлением, в бой их части шли чрезвычайно неохотно. Революция набирала обороты, и становиться её врагами было опасно.
Другая часть красновцев считалась прямыми противниками Керенского, поскольку ранее служила в частях Корнилова, которого премьер-министр обвинял в попытке захвата власти. Перед глазами Керенского разыгралась фантасмагорическая сцена. Один из офицеров, выполнив приказ премьера, отказался пожать протянутую в знак благодарности руку, демонстрируя нюансы своей позиции: военный соглашался подчиняться правительству, но при этом давал понять, что не имеет к Керенскому лично никакого уважения.
Собранные из ненадёжных людей войска не справились с первым же испытанием, ждавшим их у Пулковских высот. Разыгравшийся там бой показал, что ударной силой красновцев удачнее всего выступает их бронепоезд. Благодаря его залпам удалось продвинуться в глубь территории противника. Но уже через несколько часов железная дорога оказалась зоной риска – это профсоюз железнодорожников Викжель потребовал прекратить гражданскую войну, угрожая лишить страну транспортного сообщения. К миру понуждали как красновцев, так и большевиков, но выдержка слабее оказалась у первых.
Краснов согласился на перемирие, а затем и на переговоры, в ходе которых казаки стали поддаваться уговорам большевиков, предлагавших выдать им Керенского. Вовремя узнав об этом, премьер-министр посчитал, что и сам генерал Краснов состоит в заговоре. Последовала драматическая сцена, которую многие сочли комической. Керенский объявил своему окружению, что хотел бы свести счёты с жизнью, но боится, что его физически немощная рука (он болел) дрогнет. Адъютанты премьер-министра понуро тянули жребий за право выстрелить в шефа, и случай сделать это представился одному из них – Кованько. Но тот выполнять приказ отказался и, приведя своего начальника в чувство, стал горячо уговаривать его спасаться бегством. На том и порешили. Воспрянувший духом Керенский покинул расположение неверных ему сил, оставив вместе с ними и надежду возвратиться в Зимний дворец.
Судьба отвела последнему лидеру добольшевистской России ещё полвека жизни, проведённых в изгнании. Бывший премьер много выступал и писал. Его речи вылились в продолжительный монолог, в них звучали ноты самооправдания, гнева, горечи, раздражения и обиды. «Только теперь и слепым стало ясно, что в то время, когда я был у власти, была действительная свобода и действительно правила демократия!» – восклицал Керенский. Но эмиграция, политические симпатии которой клонились вправо, принимала бывшего премьера холодно.
Как описывал потом эти события Леонид Млечин, 25 октября власть перешла к большевикам, потому что питерцам было всё равно, кто хозяин Зимнего, лишь бы в городе воцарился порядок.
«В молочном тумане над Невой бледнел силуэт „Авроры“, едва дымя трубами, – вспоминал художник Юрий Анненков. – С Николаевского моста торопливо разбегались последние юнкера, защищавшие Временное правительство. Уже опустилась зябкая, истекавшая мокрым снегом ночь, когда ухнули холостые выстрелы с „Авроры“. Добровольческий женский батальон, преграждавший подступ к Зимнему дворцу, укрывшийся за дровяной баррикадой, был разбит. Дрова разлетелись во все стороны. Я видел, как из дворца выводили на площадь министров, как прикладами били до полусмерти обезоруженных девушек и оставшихся возле них юнкеров».
Комиссия Петроградской городской думы установила, что три женщины-солдатки при штурме Зимнего были изнасилованы и одна покончила жизнь самоубийством.
В среду 25 октября (7 ноября по новому стилю) 1917 года газета «Известия» поместила передовую статью под названием «Безумная авантюра»: «Самое ужасное – это то, что большевистское восстание при всякой удаче повело бы к целому ряду гражданских войн как между отдельными областями, так и внутри каждой из них. У нас воцарился бы режим кулачного права, в одном месте террор справа, в другом – террор слева. Всякая положительная работа стала бы на долгое время невозможной, и в результате анархии власть захватил бы первый попавшийся авантюрист. <…> Неужели не ясно, что попытка восстания во время подготовки выборов в Учредительное собрание совершенно безумна?»
Читать эту провидческую статью тем, кто взялся изменить историческую судьбу России, было уже некогда. Они брали власть.
Захват власти большевиками вовсе не был таким уж хорошо организованным предприятием. Но желающих защищать Временное правительство вовсе не нашлось. На улицах Петрограда остались только отряды красногвардейцев и патрули войск, присоединившихся к большевикам.
«Громадный город как бы вымер, – вспоминал будущий главнокомандующий Красной армией Николай Крыленко. – Ни души на улицах. Иногда лишь гремели, с грохотом прокатываясь вдоль Невского, броневые автомобили и, громыхая, подтягивались к Зимнему дворцу трёхдюймовые орудия… Правительство Керенского пало, так как за ним не оказалось никакой реальной силы. Ни один полк не двинулся на его защиту».
Командный состав был напуган настроениями народа. Иван Бунин горестно замечал: «Бледный старик-генерал в серебряных очках и в чёрной папахе что-то продаёт, стоит робко, скромно, как нищий… Как потрясающе быстро все сдались, пали духом!»
Одним офицерам просто сильно не понравилось правление Керенского, другие увидели в большевиках сильную власть, способную управлять страной. Именно поэтому армия не захотела защитить законное Временное правительство и вполне благожелательно отнеслась к тому, что власть взяли большевики.
Генеральный штаб и пальцем не пошевелил, чтобы спасти Временное правительство и помешать большевикам взять власть. 25 октября Генеральный штаб и военное министерство вели себя так, словно политические баталии их вовсе не касаются. Генералы и офицеры соблюдали удивительный для военных людей нейтралитет. Офицеры штаба Петроградского округа и Генерального штаба, узнав о начинающемся восстании большевиков, преспокойно отправились в заранее оборудованное убежище, где провели ночь, выпивая и закусывая.
Утром там появился представитель Военно-революционного комитета большевиков – составить список офицеров, готовых сотрудничать с новой властью. Генштабисты самодовольно говорили: «Они без нас не могут обойтись…» Узнав, что большевики свергли Временное правительство, сотрудники многих министерств разбежались или саботировали новую власть. «Ярким исключением из этого, – с гордостью вспоминал генерал Потапов, – явилось царское военное министерство, где работа после Октябрьской революции не прерывалась ни на минуту».
Подробнейшим образом о том, что 25 октября происходило в Зимнем дворце, рассказал уже в эмиграции участник его обороны поручик Александр Синегуб, преподаватель Петроградской школы прапорщиков инженерных войск.
Утром главный штаб Петроградского военного округа приказал школе прапорщиков явиться к Зимнему дворцу для «усмирения элементов, восставших против существующего правительства». Синегуб во главе батальона юнкеров (то есть воспитанников офицерского училища) отправился исполнять приказ. Все были настроены уверенно:
– Мы быстро устроим границы должного поведения для господ хулиганствующих. Эх, чёрт возьми, разрешили бы арестовать Ленина и компанию, и всё пришло бы в порядок.