Трагический эксперимент. Книга 4

Будущему наркому земледелия Советской России очистили место за столом. Он вооружился карандашом и бумагой.

– Так как назовём наше правительство? – задал кто-то первый вопрос. – Министры-то хоть останутся?

Ленин рассуждал вслух:

– Только не министры! Гнусное, истрёпанное название.

– Можно было бы комиссарами назвать, – предложил Лев Троцкий. – Но только теперь слишком много развелось комиссаров. Может быть, верховные комиссары? Нет, «верховные» звучат плохо. Нельзя ли «народные»? Народные комиссары.

– Что же, это, пожалуй, подойдёт, – одобрил Ленин. – А правительство в целом?

– Правительство назвать Советом народных комиссаров, – предложил Каменев.

– Это превосходно! – обрадовался Ленин. – Ужасно пахнет революцией. Принято. Начнём с председателя.

И сам предложил:

– На пост председателя – Троцкого.

Лев Давидович запротестовал:

– Это неожиданно и неуместно.

Ленин настаивал на своём:

– Отчего же? Вы стояли во главе Петроградского совета, который взял власть.

Троцкий не согласился:

– Этот пост должны занять вы как лидер победившей партии.

Владимир Ильич не стал возражать:

– Тогда вы нарком по внутренним делам, будете давить буржуазию и дворянство. Борьба с контрреволюцией важнее всего.

Троцкий отверг и это предложение:

– Будет гораздо лучше, если в первом революционном советском правительстве не будет ни одного еврея.

Ленин презирал антисемитов, поэтому он вспылил:

– Ерунда. Всё это пустяки. У нас великая международная революция, какое значение могут иметь такие пустяки?

– Революция-то великая, – ответил Троцкий, – но и дураков осталось ещё немало.

– Да разве ж мы по дуракам равняемся?

– Равняться не равняемся, а маленькую скидку на глупость иной раз приходится делать: к чему нам на первых же порах лишнее осложнение? Я бы охотнее всего продолжил занятия журналистикой.

Тут уже против высказался секретарь ЦК партии Яков Свердлов:

– Это мы поручим Бухарину.

Практичный Свердлов нашёл работу для Троцкого:

– Льва Давидовича нужно противопоставить Европе. Пусть берёт иностранные дела.

– Какие у нас теперь будут иностранные дела? – недоумённо пожал плечами Ленин, как и все, ожидавший мировой революции, но, подумав, согласился.

Наркомом по внутренним делам назначили Алексея Ивановича Рыкова. Он вытащил и показал наган, который носил с собой. Кто-то недоумённо спросил:

– Зачем он тебе?

– Чтобы перед смертью хоть пяток этих мерзавцев пристрелить.

Дальше составление правительства пошло быстрее.

На второй день после победы большевиков – в перерыве между заседаниями съезда Советов – меньшевик Николай Суханов отправился в буфет, где была давка у прилавка. В укромном уголке натолкнулся на Льва Каменева, впопыхах глотавшего чай. Спросил:

– Так вы окончательно решили править одни? Я считаю такое положение совершенно скандальным. Боюсь, что, когда вы провалитесь, будет поздно идти назад.

– Да, да, – нерешительно и неопределённо выговорил Каменев, смотря в одну точку. – Хотя… почему мы, собственно, провалимся?

В на скорую руку сформированное правительство решили ввести представителя балтийских моряков – главной военной силы, принявшей сторону большевиков. Павла Дыбенко утвердили наркомом по морским делам. Теперь они встречались с Коллонтай на заседаниях Совнаркома в Смольном. Не только заметная разница в возрасте, но и необыкновенная пылкость чувств влюблённых друг в друга наркомов, словно нарочито выставленная напоказ, смущали товарищей по партии и правительству.

Павлу Дыбенко было двадцать восемь лет. В сопровождении вооружённых моряков он явился в военное министерство, где на него смотрели с изумлением, плохо представляя себе корабельного электрика в роли военно-морского министра.

События тех дней историк Елена Прудникова описывает так:

«Под флагом Комитета спасения меньшевики <…> начали работать над реставрацией керенщины. Добрая половина их по-прежнему стояла за коалицию. Остальные либо признавали „законную власть Временного правительства“, либо считали необходимым создать новую власть в противовес Смольному, либо просто стояли за ликвидацию Смольного всеми средствами и путями».

Отделы перестали работать, и большинство служащих разбрелось кто куда. Это ещё довольно понятно и непредосудительно. Но денежные суммы? Представьте себе: старый ЦИК унёс их с собой! Служащие – кассиры, бухгалтеры и барышни – по распоряжению низложенных властей набили кредитками свои карманы, напихали их, куда возможно, под платье и унесли из Смольного всю кассовую наличность. <…> Большинство ЦИК захватило деньги в целях дальнейшего распоряжении ими по своему усмотрению: их употребляли в дальнейшем па политические цели меньшевиков и эсеров. <…> И всё это было проделано без всяких попыток отрицать законность Второго съезда и его ЦИК.

Временное правительство опиралось просто на кучку людей, объявивших себя каким-то «комитетом». Да и с правительством этим большевики поступили точно так же, как сформировавшая его Дума в своё время поступила с царскими министрами.

Крыленко отправился в Петропавловскую крепость и сказал адмиралу Вердеревскому, что морской министр дезертировал и что он, Крыленко, уполномочен Советом народных комиссаров просить его ради спасения России взять на себя управление министерством. Старый моряк согласился…

Большевики, остро нуждавшиеся в любых кадрах, ни для кого не закрывали возможность работы. Есть данные, что впоследствии консультантом ВЧК был даже такой одиозный человек, как бывший шеф жандармов Российской империи Джунковский. Но вот трибунная политическая болтовня больше не требовалась, и господа политики ощутили себя выброшенными из жизни.

Следующие два дня ушли на агитацию. Заводы стояли за Совнарком, «чистая» публика – за Комитет спасения. Шла пропагандистская битва за гарнизон.

Ранним утром 29 октября в Смольном внезапно замолчали телефоны. Причина выяснилась скоро: около 7 утра на петроградскую телефонную станцию явилась рота солдат Семёновского полка. Они выглядели как свои и знали пароль, так что никто ничего не заподозрил до тех пор, пока они не разоружили охрану и не посадили под замок производившего инспекцию Антонова-Овсеенко. Странные солдаты оказались переодетыми юнкерами. Они укрепились на станции и на все попытки большевистских отрядов прорваться туда огрызались огнём.

В то же время другие отряды заняли телеграф и военную гостиницу – но красные их вскоре оттуда выбили. Так начался мятеж, подготовленный Комитетом спасения. В комитете было всякой твари по паре, однако вооружённый мятеж требует весьма специфического боевого опыта. И люди с таким опытом нашлись. Ведущую роль в заговоре сыграли бывшие товарищи большевиков по борьбе против существующего строя – эсеры.

Один из руководителей, член ЦК партии эсеров Брудерер, был задержан красногвардейским патрулём. При обыске у него нашли документы, по которым быстро установили, что готовится мятеж, а также какие части должны принять в нём участие. ВРК успел вовремя предупредить районные советы, воинские части и заводы и даже частично подготовиться к удару. Такова официальная версия – но Джону Риду, например, один знакомый журналист ещё накануне вечером под строжайшим секретом поведал, что выступление начнётся в полночь. А коль скоро о грядущем мятеже знали журналисты, то уж, наверное, знали и большевики.

Ну, не в полночь, допустим… но в 2 часа ночи Полковников отдал следующий приказ по Петроградскому гарнизону: