Михайлов или Михась?

В свое время швейцарский следователь Жорж Зекшен дважды побывал в Майами, где допросил Роберта Левинсона. Но это был допрос с участием двух юридических лиц, которые придерживались только обвинительного направления по отношению к Сергею Михайлову. Закон требует, чтобы такие допросы проводились непременно с участием третьей стороны, то есть на допросе непременно должен был присутствовать кто-либо из адвокатов Михайлова. Ну а раз это требование закона не выполнено, то и результаты подобного допроса судом рассматриваться не могут. Приехав в Женеву несколько месяцев назад, я попросил следователя предоставить мне возможность встретиться с Михайловым, однако мне было отказано.

– А для чего вам нужна была такая встреча? – перебил господина Кларка вопросом прокурор.

– Господин прокурор, за свою многолетнюю деятельность я ни разу не позволил себе обвинить или защищать человека, не поговорив с ним лично. Мне необходимо видеть человека, посмотреть ему в глаза, самому услышать его аргументы. Это естественно и это справедливо. Но, как я уже сказал, мне отказали в этом естественном праве. Однако, господин прокурор, вы меня перебили, а я бы хотел вернуться к показаниям бывшего агента ФБР Роберта Левинсона. Отказываясь назвать тех людей, которые снабжали его информацией, он ссылается на соображения секретности. Да, работа спецслужб невозможна без соблюдения секретности. Но не в том случае, когда какие-либо данные рассматриваются судом как свидетельские показания. Люди, снабжающие Левинсона информацией, обязаны были прибыть в суд. Они могли давать показания анонимно для подсудимого, для защиты и обвинения, но не скрываться от членов суда. Президенту суда должна была быть предоставлена возможность убедиться, что перед ней те самые юридические лица, которые имеют право давать показания. А раз этого не произошло, то и показания Левинсона, ни на чем конкретном не основанные, судом в качестве доказательств приняты быть не могут. И еще один немаловажный аспект. Изучением криминальной жизни России Левинсон занимался не как частное лицо, а как спецагент ФБР. Вот уже несколько месяцев, как этой проблемой занимается другой офицер ФБР, Левинсон же является частным лицом и как частное лицо приехал в Женеву. Какое же он имеет право давать официальные свидетельские показания, ссылаясь на сведения, якобы полученные спецслужбой? Это грубейшее нарушение закона. Я не могу представить себе ситуацию, что такой человек, как Роберт Левинсон, предстал бы перед американским судом.

Вряд ли постоянные упоминания об американских законах пришлись по душе присяжным швейцарского суда. Но ни один здравомыслящий человек не может не признать силы аргументов Рэмси Кларка: свидетельские показания, основанные исключительно на словах и ничем не подтвержденные, не только не имеют силу доказательств, но и вообще судом рассматриваться не могут.

Ни у членов суда, ни у обвинителя и защиты вопросов к американскому эксперту не было. Единственный вопрос задал ему Михайлов:

– Скажите, пожалуйста, господин Кларк, могло ли быть возможным, чтобы офицер российской спецслужбы создал в США свою агентурную сеть, собирал негативные сведения о гражданах США, а потом с этими сведениями выступал в суде в качестве официального свидетеля обвинения?

В зале кто-то из присутствующих, не выдержав, зааплодировал, услышав вопрос Михайлова. Кларк, стоявший вполоборота, улыбнулся на эти аплодисменты и ответил, снова обращаясь к суду:

– Такая деятельность работника спецслужбы другого государства рассматривалась бы в США только как шпионская, и в суде он мог быть исключительно обвиняемым, но никак не свидетелем.

– Благодарю вас, господин Кларк.

Высокого роста, сухощавый, несмотря на преклонный возраст, очень элегантный, Кларк покинул зал заседания, как только закончил свою речь. Он уходил с удовлетворенным видом человека, полностью выполнившего свою миссию.

В перерыве, объявленном после выступления Кларка, журналистам было что обсуждать. Большинство сходились во мнении, что не следовало Кларку лезть в швейцарский монастырь со своим американским уставом и что своими бесконечными напоминаниями об американском законе он в итоге только разозлил суд, а следовательно, нанес вред Михайлову.

А после перерыва перед судом предстал свидетель защиты москвич Леонид Орлов. Тот самый Леонид Орлов, о котором свидетель обвинения Роберт Левинсон на следствии показал: у Орлова-де с Михайловым произошел конфликт и Михайлов дал распоряжение Орлова убить. Потом, однако, сменил гнев на «милость», и Орлова просто наказали: ему выкололи глаз, жестоко избили, покалечив руги-ноги, отняли у него автомобиль «вольво» и заставили переписать квартиру на имя Михайлова. Каждый нормальный человек должен был содрогнуться, услышав такие свидетельские показания. Но вот в зал вошел высокий молодой человек без всяких видимых следов физических увечий. Показания Орлова сопровождались громким смехом, причем от души смеялись и те, кто сидел в зале, и президент суда, и присяжные, которые не сумели сдержать свои эмоции. Показания эти заслуживают того, чтобы передать их лишь с некоторыми сокращениями в виде стенограммы.

Адвокат Паскаль Маурер:

– Господин Орлов, нам рассказали, что у вас была ссора с Михайловым из-за денег.

Леонид Орлов:

– С господином Михайловым у меня никогда никаких конфликтов не было.

П.М.:

– Какими были ваши отношения с Михайловым?

Л.О.:

– Дружеские и деловые. Он был президентом фирмы, я – исполнительным директором.

П.М.:

– Нам рассказали, что Михайлов заказал ваше убийство.

Л.О.:

– Я узнал об этом из московской газеты «Коммерсант-дейли». На всякий случай газету захватил с собой. (Показывает газету членам суда.)

П.М.:

– Нам еще сказали, что вы были объектом наказания, а также у вас отняли «вольво» и заставили переписать собственную квартиру на имя Михайлова.

Л.О.:

– Я не подвергался никаким наказаниям. Моя машина всегда принадлежала мне, принадлежит и по сей день. У меня собственная квартира, и она также всегда принадлежала только мне, ни на чье имя я ее не переписывал.

П.М.:

– Нам сказали также, что вы потеряли глаз.

Л.О.:

– Какой глаз?

П.М.:

– Что значит «какой глаз»? Вы не понимаете, что такое «глаз»?

– Конечно, я понимаю, что такое «глаз». Но я спросил, какой глаз я потерял, потому что я хочу уточнить – левый я потерял глаз или правый? (Громкий смех в зале.)Судья Антуанетта Сталдер:

– У вас настоящие глаза? (Громкий смех в зале.) Л.О.:

– У меня настоящие глаза.

Президент суда показывает свидетелю три пальца и спрашивает, видит ли Орлов, сколько ему показывают пальцев.

Л.О.:

– Каким глазом я должен посмотреть?

Не скрывая смеха, госпожа Сталдер отвечает:

– Ну давайте поочередно, сначала левым, потом правым. Леонид Орлов закрывает сначала один глаз, потом другой, отве-

чает, сколько пальцев показывает ему госпожа президент суда.

П.М.:

– Как вы себя чувствуете сейчас, в зале суда?

Л.О.:

– Нормально себя чувствую.

П.М.:

– Вас заставляли сюда приехать?

Л.О.: