В случае смерти разбить

Сам собой затихаю и просто пялюсь. "Ангел" сидит на корточках и подбирает какие-то коричнево-оранжевые ошметки, распихивая их по карманам драных, заляпанных брызгами грязи штанов. Носки его тканевых, будто тряпочки, кед утопают в слое листьев. И вообще он весь какой-то мрачный, будто часть этого леса: мешки под глазами, щетина на грубом лице, глаза темные, как закопченное стекло. Зато волосы рыжие – будто пожар на голове. Услышав мои слова, незнакомец заходится громким хохотом.

– Ангел, ха-ха, обозвал так обозвал! – Я молчу. Он и в самом деле скорее демон, и от этого в груди опять… Щупаю одеревеневшим пальцами, но все в порядке. – Хватит тискать, сердце это. Забилось, как у человека, такое не сразу происходит. Что с твоей подругой?

Почти было начав прислушиваться к этому сердцу, я вздрагиваю и кидаюсь к Елири. Она спит. Уронив голову на грудь, которая едва-едва вздымается, и привалившись к дереву. Спокойная и тихая, будто полая фарфоровая кукла. Даже когда я ее трясу, лишь слабо колышется. Как же? Мы же!..

– Не умираем…

Сухие жесткие пальцы резко дергают назад, отчего мир смазывается, и вот я уже стою, оперевшись о бок незнакомца. Дергаюсь, но его хватка, не принося боль, тем не менее не пускает с места.

– Хватит плакать, – о чем он? Глаза широкие, и я протираю их. Горячо. Стою и смотрю на мокрые ладони. Это не похоже на кровь, но больно почему-то так же. – Ангелы умирают. Но она не умрет.

Хлопнув меня по плечу, незнакомец проходит мимо, наклоняется и легко подхватывает Елири на руки. Та мгновенно прижимается к узкой жилистой груди всем телом, будто это самый настоящий божественный свет. Так не должно быть! Сцепив зубы, я дергаю Елири на себя.

Щеку обжигает болью и огнем. А еще стыдом и страхом. Пытаясь охладить ее ладонью, стою и смотрю на гибкую фигуру с дрожащей Елири на руках. Он, ударивший ангела, просто качает головой с такой сильной усталостью и даже истощенностью, что я забываю о злости и о пощечине. Если он вынесет отсюда Елири, то пусть будет хоть самим Сатаной.

Я киваю.

– Как тебя зовут?

Перехватив Елири одной рукой, незнакомец достает из кармана какие-то предметы. Мне удается рассмотреть что-то черное, похожее на камень, и зажигалку.

– Ангелом и зови, – вздыхает он, протягивая раскрытию ладонь. Может, тому виной слабый свет, но его пальцы кажутся черными. – Подожги-ка. А то свечу не смог найти.

Я подхожу ближе, невольно двигаясь чуть боком. "Камень" покоится на одном из оранжевых кусочков, которые, кхм, Ангел подбирал. Медлю, но в итоге хватаю зажигалку. Кажется, что толку не будет, однако уголек начинает слабо тлеть, создав мягкий ореол.

– Давай поближе, смельчак, – улыбка Ангела такая же кривая, как ветви деревьев, но какой у нас выбор? Втянув воздух внезапно хлюпнувшим носом, я жмусь к его ноге, и мы начинаем идти. – И что делают в Межзагробье два ангелочка?

Три. Не говорю вслух, потому что и так ясно, что никакой это не ангел. Жнец, может, или демон – какая разница. Хотелось бы вообще не отвечать, но он же несет Елири. Кусаю губы, прежде чем побурчать:

– Мы украли конфетки Бур… Ясного, чтобы узнать, как быть людьми, – кидаю взгляд на спокойное лицо, которое Елири то и дело пытается спрятать от ветра, так и не просыпаясь. – То есть, я украл. Мы сбежали и потерялись.

Последнее слово шепчу, невольно оглядываясь по сторонам. Тихо. Лес застывший и такой же темный, только уголек продолжает тлеть. Насмотревшись, я спотыкаюсь. Ангел выставляет вперед ногу, не дав упасть, и говорит:

– Вам что, не рассказывали про страшный жуткий лес, полный отвратительных тварей?

Что-то шуршит в кустах. Я втягиваю голову в плечи и сосредотачиваюсь на разговоре, стараясь не обращать больше ни на что внимание.

– Говорили, конечно! – вздергиваю подбородок. – Но я не боюсь. И вообще, страшнее всех Джек, он ходит с тыквой на голове и пожирает души. И они исчезают навсегда, и… вообще. Но я думаю, его, ну, не существует, это так.

Совершенно неожиданно Ангел смеется – и более странный здесь не сам факт смеха, а то, каким искренним он выходит. Я даже как-то расслабляюсь и верю, что мы скоро попадем домой, как вдруг смех обрывается. Скрипнув зубами, Ангел изрыгает тонну совсем не ангельских ругательств. Собираюсь задать вопрос, но тут сверху сыпется парочка листьев и какая-то труха. Поднимаю голову.

Я сразу узнаю. Эту тварь, о которой слышал столько сказок и легенд и в которую не верил. Растянувшись на самых верхушках деревьев, похожая на огромное покрывало, только бесконечно шевелящееся, над нами висит Арганц. Черви и жуки, из которых она состоит, непрестанно копошатся и издают тихий противный стрекот и монотонное жужжание. В раю любой ангел знает, что прельщает Арганц.

Радость.

Сердце болезненно сжимается.

Поворачиваю голову, и наши с Ангелом глаза встречаются. Одними губами он говорит мне по слогам "пов-то-ряй". Сверху раздается клекот готовящейся упасть вниз твари. Ангел отворачивается, начав медленно продвигаться вперед, и его лицо вдруг морщится, будто смятый кусок бумаги. Сгорбленные плечи начинают подрагивать, шея застывает от напряжения, и вдруг, стекая вниз, прочерчивают две дорожки… слезы?

Я отшатываюсь, не в силах отвести взгляда от капель, закатывающихся за воротник.

– Давай, – едва слышное шипение. Я с удивлением замечаю, что губы Ангела движутся, – заплачь.

Тень Арганц нависает над нами, будто каменная плита. Тварь выжидает. Почему? Уже готовая броситься, она замерла, будто не решается, выбирая из нас. По спине прибегают мурашки, когда я понимаю, что Ангел отдаляется, а черная тень остается –прямо надо мной. Ломая ветки под ногами, я бросаюсь следом и в то же мгновение осознаю: тень движется.

Тысячи маленьких насекомьих глаз смотрят именно на меня.

Елири в руках Ангела беспокойно трепыхается и затихает. Все слышали, что любит Арганц. Но чего боится? Начинает доходить. Вдруг сверху слышится хруст – прогибаются верхние ветки. Ангел шепчет, не поворачивая головы:

– Посмотри на свою подружку. Она умирает. Смотри-смотри, не отворачивайся. Вспоминай, как вы сидели в темноте совсем одни. Как ты закрывал ее собой. И как она не просыпалась. – Кажется, я не дышу, только ноги продолжаю переставлять и почему-то не могу отвести глаз от почти белого Елириного лица. – Вспоминай!

Огненный шар взрывается в груди, и я всхлипываю. Елири. Ее болтающиеся безжизненные руки. Губы, почти ставшие синими. И тень над нами, спускающаяся все ниже.

Внутри словно раскрывается клапан.

С тихим воем закрыв лицо руками, я бреду, не разбирая дороги, и будто рассыпаюсь изнутри. Треск, стрекот, шум ветра – все смазывается в одно, сливаясь со звуком моих рыданий. Мы движемся и движемся, движемся и движемся, а слез так много, будто я могу в них утонуть.

И больше в мире ничего не существует.

Рука, опустившаяся на плечо, оказывается на удивление теплой, даже горячей.

– Ну-ну, парень, хватит плакать, мы вышли.

Глаза болят и распухли, так что я раскрываю их медленно, хмуря лоб. И тут же жмурюсь от заливающего все света. Когда наконец удается хоть что-то разглядеть, я различаю Ангела – без единого следа слез на лице, – передающего Елири какому-то спешащему от врат ангелу – в этот раз настоящему. Врат?!

Сам не понимаю отчего, но глаза опять влажнеют, когда я узнаю сторожку на входе. Всклокоченный ангел с рыжими волосами и лицом не из списка допустимых подхватывает Елири на руки, что-то причитая, и на пару мгновений все пропадает: я бегу за ним в пыльную тесную будку, лишь бы не упустить ее из виду. Скинув пыльные папки со стола, ангел осторожно опускает Елири сверху, и она разваливается, не шевельнувшись. Отстраненно вспоминаю, что другие называли сидящего на воротах Пророком и он вроде как странный, но это все стирается из-за своей неважности.

– Ты там как, не разучился еще? – кричит Ангел снаружи. И как же странно его теперь так называть.

Пророк ругается.

– Твоими молитвами.

И, повернув руки ладонями вниз, опускает их, закрыв глаза. Внутри будто поднимается вихрь. Из-за спины Пророка бьют два белых столба, и я отшатываюсь, заслонив глаза рукой – хотя видел подобное не сосчитать сколько раз. Но никогда еще на ангельские крылья не было так больно смотреть. Когда опять могу видеть, понимаю, что в сторожке остался один, не считая Елири. Опускаю глаза и наконец расслабляюсь – даже не замечал до этого, как напряжены были все мышцы. Елири будто наполнена светом. Порозовевшая кожа, умиротворение лицо. Губы сложены в полуулыбку. Я неуверенно касаюсь пальцев, и они теплые.

Все в порядке.

Теперь-то точно.

Едва убедившись в этом, я выглядываю в окошко. Снаружи Пророк носится вокруг сгорбившегося Ангела, пока тот вымотано смотрит куда-то в пустоту.

– И как ты умудряешься? Тыкву разбил, а рука, рука-то! – схватив за запястье, Пророк задирает ее вверх, и я невольно вздрагиваю: на грязной ладони красуется след от ожога. Уголек. Неужели он все это время нес его на голой коже, не сказав ни слова? – Джек, ну сколько раз говорил, не ходи ты в самую чащу.

А?

Не… может… этого…

Наши взгляды пересекаются, и Джек совершенно по-демонски хрипло смеется, глядя на мои вытаращенные глаза.