Фабрика #17

– Да вы идите, на втором этаже найдете ваш номер, – посоветовал Владимир Анатольевич. – А я посижу, пообщаюсь, так сказать.

– А во сколько на фабрику?

– Знаете, а ведь завтра у нас на предприятии не приемный день, воскресенье. Вы отдохните, сходите на ознакомительные экскурсии по нашему небольшому городку. Посетите музей или кинотеатр. Учтите, до девяти часов вечера необходимо вернуться в гостиницу, а иначе вас не пустят, здесь с этим строго. А в понедельник я за вами зайду часиков в десять утра и доставлю на производство в целости и невредимости, так сказать.

– А можно вопрос? – спросил Коренев.

– Конечно.

– Что производят на фабрике?

– Разное, – махнул рукой Владимир Анатольевич. – Потерпите, сами в понедельник увидите.

Коренев подхватил чемодан и направился по зеленым ковровым дорожкам к парадной лестнице.

– Куда вы, молодой человек? Туда нельзя, прохода нет! У нас ремонт! – крикнула Раиса. – Идите направо в конец коридора, у туалета повернете налево и выйдете на пожарную лестницу, а уже по ней подниметесь на второй этаж.

Коренев побрел в указанном направлении.

Восемнадцатый номер нашелся сразу. Дверной замок был врезан глупо и неудобно. Ключ следовало погружать в скважину глубоко, но не до конца, и только после этого делать два полуоборота, а иначе тонкий ключик застревал в промежуточном положении. Коренев никак не мог привыкнуть и забывал повернуть второй раз. После битвы с замком вошел, бросил под стену чемодан и оглядел временное пристанище, где предстояло провести ближайшие недели.

Помещение не отличалось размерами и походило на каморку или кладовую, в которую удобно прятать всякий хлам с глаз долой. Обои, наклеенные лет двадцать назад, пузырились у самого плинтуса. Паркетный пол многократно красили в красно-коричневый цвет, слой за слоем, и отдельные паркетины слиплись в одно целое.

Середину пожелтевшего выбеленного потолка украшала лампочка, вкрученная в сиротливый патрон, подвешенный на двух проводках за крючок. Предметов мебели насчитывалось ровно три – кровать с растянутыми пружинами, скрипящий стул с облезшим лаком на треснутом сиденье и журнальный столик, служащий подставкой для пузатого телевизора.

Открыл дверь в совмещенный санузел, покрутил краны, послушал предсмертный хрип пустых труб и с чувством глубокого разочарования переоделся ко сну.

#14.

На следующее утро проснулся около девяти. Накануне долго не мог заснуть на неудобном слежалом матраце, сквозь который в спину давила сетка. Казалось, едва выключится свет, как орды тараканов с мышами атакуют постель.

Насекомые прыгали по стенам, летали по вытянутой орбите вокруг пыльной лампочки на условной люстре и совершали посадки на самого Коренева. Он вздрагивал и смахивал непрошеных гостей с шеи и других выступающих частей тела. Настырная муха уворачивалась от журнала с разгаданными кроссвордами, найденного в пыли за тумбочкой, и не хотела умирать легкой смертью.

Перед тем, как заснуть, прочитал несмешные анекдоты, решил судоку и осилил треть японской головоломки.

Следующий день был посвящен ознакомлению с городом. Начать решил с завтрака и по пожарной лестнице спустился на первый этаж, где вчера заприметил табличку «Буфет».

Ничего выдающегося от этого заведения общепита он не ожидал, но к увиденному оказался не готов. Унылые голубые столики у любого пенсионера пробудили бы приступ ностальгии. У Коренева они вызывали только глубокое отвращение. Особенно был противен рыжий таракан, переползающий с одного пирожка на другой, не смущаясь вниманием к своей особе.

Не смущал он и буфетчицу на раздатке, которую, по всем признакам, доставили машиной времени из того же прошлого, что и все помещение. Пока Коренев разглядывал сине-зеленые стены, украшенные магнитофонной лентой, буфетчица оценивала его самого. В ее глазах сквозило классовое пренебрежение к неудачникам, питающимся в подобных местах.

– Как-то у вас тут… – он неопределенно поводил руками в поисках удачной формулировки.

– Как есть, – ответила буфетчица и шумно втянула ноздрями воздух.

Коренев не рискнул бы вдыхать в буфете – от вязкого запаха выжаренного подсолнечного масла его подташнивало. Сдержал рвотные порывы и оценил представленный на раздатке ассортимент. Пересчитал тараканов – их оказалось четыре. По восточным представлениям это число считается плохим и символизирует смерть. Коренев в приметы не верил, но ему показалось, что случай именно тот, когда не стоит лишний раз рисковать и идти против знаков судьбы.

Он притворился, что не голоден, и покинул буфет под презрительным взглядом буфетчицы.

– Слабак! – донесся шепот. – Проголодается, сам приползет!

Неизвестно, к кому она обращалась. Очевидно, к тараканам. Переоделся в номере и отправился в город, чтобы перекусить в какой-нибудь забегаловке.

Городок потерялся во времени и в тумане. Настораживало почти полное отсутствие населения, но к счастью, случайный прохожий все-таки показывался на тротуаре, да периодически проезжал «Москвич» или «Жигули», а иначе бы и вовсе походило на экскурсию по Чернобылю.

Общую картину усугубляла надвигающаяся осень – за неделю деревья пожелтели, а некоторые и вовсе сбросили листья. Коренев шел в тумане наугад, гадая, чем окажется следующая тень – жилым домом, магазином или обычным кустом. Окна зданий казались безжизненными, а оконные рамы представляли собой рассохшееся дерево, выкрашенное краской мрачных оттенков темно-зеленого и бордово-красного.

От сырости он замерз и размечтался о кружке горячего чая и теплом одеяле. Он бы и бросил это гиблое дело, но воспоминания о гостинице с безобразным буфетом заставляли терпеть неудобства.

Очередное здание оказалось городским музеем, о чем сообщала маленькая табличка у входа. Рука потянулась к двери, выглядевшей так, словно ее не отпирали годами. Удивительно, но дверь открылась.

Ошеломленный Коренев зашел погреться. Он подсознательно ожидал, что к нему подбежит женщина, сообщит, что музей не работает, и попросит на выход.

В подобном заведении он был только в глубоком детстве. Жили они с родителями в новостройках, а на выходные его оправляли к дедушке с бабушкой в пригород. Бабуля по причине плохого здоровья не выходила из дому, а дед любил с маленьким Андрюшей гулять по городу.

Неподалеку располагался городской музей. Наружную стену музея украшала лепнина, изображающая важные исторические события. Каждую прогулку они проходили мимо парадного входа, но почти всегда дверь была закрыта. Коренев не бывал внутри, но ему хотелось узнать, что скрывается в здании с красивыми и непонятными стенами. И в следующий раз, когда дверь оказалась открытой, поставил ультиматум: хочу! Дедушка сказал, что будет скучно, но отговорить не смог.

Едва вошли, навстречу выбежала высокая женщина на каблуках и в очках с тонкой светлой оправой. Она представилась гидом и провела экскурсию.

Дедушка оказался прав, ничего интересного для шестилетнего мальчугана не нашлось. Желтые вырезки из старых газет, недействующие пулеметы, кусок каски времен второй мировой, древние дореволюционные фотографии с лицами неизвестных людей, при взгляде на которые рот растягивался в зевоте.

…И тут показался огромный действующий макет железной дороги со стрелками и развилками. По маленьким рельсам катались миниатюрные модельки паровозиков и тянули крошечные вагончики. Коренев прикипел к столу, вцепился в столешницу двумя руками и не хотел отходить. Сияющими глазами разглядывал каждую мелочь, с любовью вырезанную и склеенную неизвестным автором макета. Восхищало все – и тонкие палочки шпал, и аккуратные рельсы, и ландшафт, и миниатюрные фигурки пассажиров, каждый из которых являлся не простой условностью, а совершал определенное действие: старушка вязала носок, внучка прыгала на одной ноге. Рядом парень что-то нашептывал девушке со светлыми волосами. За ними из-под лавки подсматривал мелкий шкет с довольной ухмылкой.

Впоследствии ему несколько раз удавалось заманить дедушку в музей, и каждое посещение он бежал к макету железной дороги, где мог простоять хоть три часа кряду.

– Добрый день, – подошла женщина в строгом костюме, пока Коренев со скуки разглядывал правила поведения во время экскурсии – не кричать, не бегать, верхнюю одежду сдавать в гардероб, к экспонатам не прикасаться. И желательно не дышать.

– Здрасьте, я хотел… что-нибудь посмотреть, – растерялся он. – Я не местный, хотел бы ознакомиться с историей города.

Он надеялся хотя бы тут узнать, что производят на градообразующем предприятии. Впрочем, не удивился бы, если бы гид во время лекции обошла этот момент. Сложилось стойкое впечатление, что на вопросы, касающиеся фабрики, наложено табу.

– Исторические экскурсии не проводятся, экскурсовод заболела, – сообщила женщина. – Можем предложить выставку картин Семена Фролова.

Коренев наморщил лоб в попытках припомнить, что за фрукт такой – то ли местный художник, то ли классик, неизвестный ему по причине пробелов в художественном образовании. Он постеснялся спрашивать, чтобы скрыть невежество.

– Показывайте вашего Фролова, – сдался он и второй раз за месяц пошел смотреть на картины.

– Он не наш, – ответила женщина.

Его завели в зал с девственно белыми холстами. Он решил, что экспозиция находится в следующем зале, но женщина подошла к ближайшей пустой раме, указала на нее ладонью и начала рассказ:

– Это одна из ранних работ Семена Фролова, которую он написал в бытность студентом художественного колледжа моделирования и дизайна…

По крайней мере, как можно было заключить, художник входил в число современников и был широко известен в узком кругу ценителей.

– Уже в те годы начал формироваться его уникальный стиль, заключающийся в тонкой и своеобразной манере передаче света и тени с размытым контрастом. Можно отметить удачную передачу бликов на отражающих поверхностях…

Коренев уставился на пустое полотно в поисках «своеобразной манеры передачи света и тени». Несмотря на его старания, ничего, кроме фактуры пожелтевшего хоста, он не замечал, а доступные для наблюдения блики располагались исключительно на вскрытой лаком раме. Гид продолжала описывать достоинства полотна, в то время как Коренева не покидало ощущение, что она говорит о какой-то другой картине, которую по недоразумению забыли повесить.