Сердце Проклятого

Иегуда невольно коснулся перстня ладонью.

– Это перстень смертника?

– Да.

– Кому он принадлежал?

– Моему другу…

– Его распяли?

– Да.

– Давно?

– Очень давно.

– Ты друг Мириам, – сказал Шаул, глядя мимо собеседника. – Носишь на шее перстень смертника, называешься греком, хоть сам иудей… Все это странно. Но у всего на свете есть объяснение. Почему ты спас меня, Калхас? Нет, спрошу не так… Почему ты спас именно меня? Тогда, в Эфесе, ты явно не был рад встрече со мной. Я чувствовал – ты не принимаешь ни меня, ни то, что я говорю…

– Ты изменился, га-Тарси.

– Люди не меняются сами по себе. Нас меняет то, во что мы верим.

– Значит, тебе повезло с верой, она изменила тебя. Тебя прежнего я бы спасать не стал.

– Ты привык говорить прямо.

– Да, Шаул. Я не люблю юлить. Остров большой, я думаю, что он обитаемый. Уже сегодня нас найдут местные жители. Другой возможности сбежать у тебя не будет.

Га-Тарси вскинул на Иегуду взгляд, полный удивления.

– Тебе не надо ехать в Рим, равви.

– Мне не ехать в Рим? – переспросил Шаул. – Бежать? Но за мной нет никакой вины! То злое, что обо мне сказано – клевета, и сделано это из зависти. А если я побегу, то, значит, я в чем-то виноват… Я не хочу бежать.

– Виноват ты, Шаул, или не виноват – не важно, – сказал Иегуда со всей серьезностью. – Если ты попадешь на глаза Цезарю, то наверняка умрешь.

– Почему это волнует тебя, Калхас? Ты миней?

– Нет. Я не миней. Сейчас не время выяснять, во что я верю, Шаул. Достаточно, что я не верю в справедливый суд Нерона. Я думаю, что ты знаешь – он недолюбливает вашу секту. Но это не главное. Главное, что тебя ненавидят твои же единоверцы, равви. Ненавидят настолько, что готовы расправиться с тобой руками врагов. Все знают, что Иаков, глава Ершалаимской церкви, свидетельствовал против тебя. Это из-за его доносов ты сейчас едешь на верную смерть. Я предлагаю тебе жизнь и свою помощь, чтобы выбраться отсюда и исчезнуть. Дальше – пойдешь, куда захочешь. Не возвращайся в Ершалаим, там тебе не рады, держись подальше от больших городов – мир велик, ты сам об этом знаешь. В нем множество людей, которые будут слушать тебя с удовольствием. Ты будешь нести им свое учение и проживешь еще долгие годы в любви и уважении. Да, у тебя будет много имен и никогда не будет постоянного дома, но поверь мне – это не главное. Жизнь – единственный бесценный подарок. Послушай меня – и выживешь. В Риме же ты умрешь.

Га-Тарси помолчал. Он походил на грифа, сидящего под дождем: вздернутые острые плечи-крылья, круглая лысая голова, мокрый свалявшийся пух на затылке, длинная морщинистая шея. Мохнатые седые брови и тонкий, чуть крючковатый нос довершали картину.

– Ты много знаешь, грек, – наконец-то произнес он.

– Это так, – подтвердил Иегуда, прислушиваясь к гулу голосов.

Люди на берегу начали приходить в себя. Значит, скоро в их убежище появятся посторонние.

– Скажи мне, Калхас, когда ты говорил, что у меня будет много имен и никогда не будет дома, ты рассказывал свою историю?

Иегуда посмотрел Шаулу в глаза.

– Да. И поэтому я знаю, о чем говорю. В смерти нет смысла, Шаул. Что бы ни говорили вы, минеи, смерть – означает пустоту. Конец всего. Из грязи – и в грязь…

– Это не так, Калхас, – мягко возразил га-Тарси. Кали дождя стекали по его лицу слезами. Рана над бровью все еще понемногу кровила, и розовые струйки расчертили щеку причудливым узором. – Смерть – это только начало вечной жизни. Был человек, который умер на кресте и своими муками искупил вину людей, снова открыл нам рай, потерянный праотцом Адамом и праматерью Евой. Этого человека звали Иешуа и он был машиахом, посланным Господом Богом нашим!

– Я знаю, чему учит твоя вера, Шаул, – устало произнес Иегуда.

– Это его вера, Калхас. Его учение.

Иегуда покачал головой.

– Это твое учение, Шаул. Иешуа погиб не во искупление чужих грехов. Он не хотел умирать. Его убила вера.

– Вера открыла ему дорогу в вечную жизнь! – воскликнул га-Тарси. – Это так, Калхас! Его видели десятки людей! Я сам Его видел! Это Он наставил меня на путь истины! Он спас от горячки и изменил мою судьбу! Как ты можешь сомневаться в этом! Это же правда! Он исчез из склепа, где Его похоронили – остались только пустые пелены. Исчез, хотя камень остался на месте. И потом – сама Мириам первая видела Его воскресшим, она и другие женщины, кто был с ним!

Глаза Шаула горели огнем, но это был не мрачный огонь, озарявший их в ночном Эфесе. Это пламя было светлым.

– Ты же не можешь не верить Мириам, Калхас! Она честная женщина, и зачем ей лгать?

– Ей действительно незачем лгать. И мне незачем говорить тебе неправду, Шаул. Я хочу спасти тебя от верной гибели…

– Зачем? – спросил га-Тарси с едва заметной печалью в голосе. – Если мне суждено погибнуть – пусть так и случится. Я оставил после себя достаточно слов, и эти ростки взойдут. Обязательно взойдут, Калхас. А семя лучше всего всходит, когда полито кровью. Мне ли бояться смерти, когда равви ее не убоялся? Люди любят мучеников и мертвецов, ты же это наверняка знаешь… Я не страшусь суда Нерона. Что он может мне сделать? Убить? Значит, я умру за свою веру, и там, на небесах, встречусь с равви и обрету бессмертие. Он говорил, что смерти нет – и ее действительно нет, Калхас. Если ты веришь – есть только вечная жизнь, которая будет тебе дарована. Скажи мне прямо… Ты хочешь спасти меня потому, что тогда не смог спасти Его? Это же Его перстень висит у тебя на шее?

Иегуда не стал ничего говорить. Он не стал даже кивать, но Шаулу из Тарса не нужно было никаких подтверждений и доказательств. Он знал.

– А ты не задумывался о том, – га-Тарси приблизил свое лицо вплотную к лицу Иегуды, – что ты и не мог Его спасти? Не мог, потому что такова была воля Его Отца! Что Он принес в жертву сына, сделал то, что Сам требовал от Авраама, только Авраама Он пожалел, а к себе был беспощаден! Он принес Иешуа в жертву в день Песаха, возложил под ноги людям своего возлюбленного жертвенного агнца и просил им грехи! Всемогущий принес такую жертву! Разве я могу прятаться от своей судьбы? Если Господь подарит мне жизнь, я с благодарностью ее приму. Если Он пошлет меня на погибель – я не стану роптать, такова его воля! Знаешь, о чем я сожалею, Калхас? О том, что я римский гражданин и мне не суждено повторить путь равви. Я не смогу умереть, как он – на кресте!

– Довольно, – сказал Иегуда, отворачиваясь. – Я понял тебя, Шаул. Пусть будет так. Скоро мы узнаем, кто из нас был прав.

Он посмотрел вверх – там, среди камней, была тропа, и по ней к воде спешили люди. Их было немного, Иегуда насчитал пятерых.

Скоро на берегу запылают костры и, когда выжившие согреются, местные проводят их в деревню. Наверняка, здесь придется зазимовать – корабли с поздней осени и до самой весны не выходят из гаваней. Хорошее место, чтобы пережить зиму. Не хуже любого другого, что попадались Иегуде на его длинном, длинною в полжизни, пути.

– Ты хороший человек, Калхас, – внезапно произнес га-Тарси ему в спину. – Не мучайся. Ты ничего не мог изменить. Такова была воля Божья. И такова она сейчас – не нам с ней спорить. Я буду молиться за тебя. Он тебя давно простил, прости себя и ты… Ты предал Его, потому, что так было предопределено…

– Я не предавал, – глухо отозвался Иегуда.

– Я знаю, – сказал Шаул га-Тарси печально. – Ты говоришь правду. Но кому нужна правда?

Кода

Израиль

База ВМФ Израиля в Хайфе

Наши дни