Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 1

Поначалу беседы не имели партийного характера и на них, по-видимому, допускались все желающие. Вот первое объявление о подобном собрании, напечатанное в «Ярославских губернских ведомостях»:

«Во вторник, 20 сего декабря в 5 час. вечера в здании городской народной читальни на Власьевской улице, против церкви Вознесения Христова, назначена религиозно-нравственная беседа иеромонаха Спасского монастыря отца Илиодора».

Вскоре «Северная область» известила, что «известный ярославской публике проповедник» о. Илиодор «решил вести беседы по различным вопросам христианской религии на станции "Ярославль-город"».

Параллельно священник выступал на собраниях ярославского «Союза русского народа». Например, 11.XII.1905 о. Илиодор в присутствии четырех сотен союзников, собравшихся в глазной лечебнице, предложил слушателям пропеть Символ веры и «Спаси Господи люди Твоя», а затем произнес речь, начинавшуюся словами: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет…».

Весной объявления о «духовных беседах» о. Илиодора регулярно появляются в «Русском народе» – органе ярославского «Союза русского народа», неизменно сопровождаясь уведомлением: «Вход по членским билетам. Посторонним по рекомендации членов». Очевидно, это уже партийные собрания, для своих. Такие беседы проходили по воскресеньям в манеже или Спасских казармах.

Другой важной стороной политической деятельности о. Илиодора была публицистика. Несколько его статей было помещено в «Русском народе», всегда на первой полосе. Первые из этих сочинений носили пышное название «Слова» на такой-то случай или такую-то дату. Это были, в сущности, проповеди, недаром вышедшие из-под пера преподавателя гомилетики и написанные по всем законам своего жанра. Светскому читателю, непривычному к церковным речам, нелегко давалась подобная литература.

Один из недругов о. Илиодора отозвался о его статье в № 2 «Русского народа» следующим образом: «В этом слове нет ни логики, ни сильного и последовательно развивающегося чувства: мысли "слова" скачут друг на друга, как бы играя в чехарду, вместо чувств какие-то беспорядочные выкрики и надрывы, язык слова темен, напыщен и витиеват, точь-в-точь в блаженной памяти византийско-схоластических предиках, что некогда вещали и глаголали "учены по церквям"! Это слово говорит лишь одно, что автор его, к стыду воспитавшей его средней и высшей духовной школы, человек крайне неразвитый, ничего не читающий настоящим образом, ни в прошлом, ни в современном культурного человечества ничего толком не понимающий, но возомнивший себя чуть ли не Златоустом!».

Самого себя о. Илиодор превзошел в слове при погребении преосв. Сергия. Это сочинение – образчик цветистого духовного красноречия, переполненного образами и восклицаниями. «Убита неумолимой смертью золотая ласточка наша, услаждавшая нас своим щебетом. Пал столп, который держал на себе тяжесть святительского служения. … Защити, Христе, нас беззащитных, потому что пала ныне наша ограда!». Наконец после скорбных излияний автор вспоминает о воскресении Христовом, цитируя знаменитое слово Иоанна Златоуста: «Где твое, смерте, жало? Где твоя, аде, победа?». Поэтому вторая половина сочинения о. Илиодора наполнена ликованием: «Ангелы радуются! Зачем же нам отставать от них? Почему и нам не подражать им, хотя мы и видим лежащего мертвеца?».

В следующих номерах газеты о. Илиодор перешел от высот гомилетики к обычному публицистическому жанру и передовые статьи стали именоваться не «Словами», а более содержательными названиями. Он писал о злободневных политических вопросах – деятельности только что созванной Государственной думы, статусе самодержавия после манифеста 17 октября, либерализме, Японской войне и т.д. Проповедуя традиционные монархические взгляды, о. Илиодор призывал своих читателей сплотиться вокруг Государя и понести его крест вместе с ним: «Понесем, если придется, до самой Голгофы, и если понадобится, то там и умрем: чашу страданий будем испивать вместе с Ним!». И заканчивал одну из статей такой молитвой: «Господи! Призри на народ Свой исстрадавшийся, на родину нашу, врагами внешними и внутренними истерзанную и обесславленную! Положи конец жестокому и безумному неистовству крамольников, избавь Святыню Свою от их поругания! Прогони свиней, которые топчут чистейший бисер Твой! Пошли Ты нам Мининых и Пожарских, мучеников – патриархов Гермогенов, ибо настало время и приспел час! Аминь».

Из этого цикла политических статей хорошо заметно, что, вопреки укорам недругов, кое-что их автор все же читал – газету «Русское знамя». Оттуда и факты (панихида по «Шмидтам»), и стиль, и настроение. Но в целом публицистические сочинения о. Илиодора можно признать вполне литературными, особенно со скидкой на молодость автора и его простое происхождение.

Общая неприязнь к о. Илиодору

Кроме политической деятельности, о. Илиодор больше ничем в Ярославле не занимался. Он числился иеромонахом Спасского монастыря – ярославского архиерейского дома, но даже не посещал монастырских богослужений.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы он совсем отдалился от епархиальных дел. Наоборот, он в них вмешивался, шокируя окружающих лиц своей бестактностью. Уже тогда о. Илиодору было свойственно поучать всех встречных и поперечных. Если в семинарии он как педагог еще имел некоторое право распоряжаться, то в монастыре при живом архиерее такое поведение выглядело вызывающим.

Однажды, увидав группу глазеющих на него семинаристов, о. Илиодор скомандовал им: «Шапки долой!..», получив в ответ «несколько нелестных» «эпитетов». В другой раз, сослужа на торжественном семинарском молебне перед Толгской иконой Божией Матери, о. Илиодор закричал «на всю церковь» дьякону, забывшему перекреститься при прошении ектеньи о царствующем доме: «Крестись!!!». Наконец, после хиротонии о. Евсевия (28.V) во епископа Угличского, увидав у него посох, священник тоже обзавелся посохом, с которым, к общему недоумению, и шествовал по монастырю.

Семинарское дело, монархические проповеди и личная грубость и несдержанность о. Илиодора восстановили против него все ярославское общество, кроме союзников. В либеральных газетах шла травля. О. Илиодор стал неизменным персонажем бездарных фельетонов, печатавшихся в «Северных откликах»: «А монах святой сидел в кельице и донос строчил на крамольников…». Точно так же на священника нападала «Ярославская колотушка», за что некий «рабочий Петров с девятью товарищами» угрожал ее редактору Куприянову убийством, если тот не прекратит «издеваться и порочить досточтимого монаха Илиодора и доктора Кацаурова».

Перевод

В конце концов преосвященный согласился с недругами о. Илиодора, что ему не место в семинарии, и предложил священнику перейти на должность епархиального миссионера. Как уже говорилось, тот и сам не хотел больше преподавать. Поэтому согласился. Затем произошло странное недоразумение: о. Илиодор не подал прошения, а преосвященный поспешил назначить миссионером другое лицо. Кажется, владыка решил расстаться со слишком харизматичным иеромонахом. По письмам преосвященного легко проследить, как изменилось его отношение к о. Илиодору от марта к июлю. Поначалу владыка заступается за священника, но летом, после доноса на еп.Евсевия, «вызывающего» поведения о. Илиодора в Спасском монастыре и истории с посохом, тон меняется и преосвященный прямо признается, что стал остерегаться своего подопечного.

30.VI Св. Синод утвердил решение своего учебного комитета о переводе о. Илиодора в Новгородскую семинарию – решение, принятое, вероятно, не без участия архиепископа Иакова. Взамен из Новгорода в Ярославль переводился преподаватель семинарии иеромонах Алексий.

На ярославских союзников эта весть произвела самое грустное впечатление. Совсем недавно они провожали в ссылку на Соловки основателя «Союза русского народа» игумена Арсения (Алексеева), проехавшего через Ярославль 31.V. И вот теперь новый удар!

Союзники направили к архиеп. Иакову депутацию, составив ее из самых разных людей – от простонародья до генералов. Посетив архиерея, депутаты прежде всего напомнили ему об известных событиях на Большой мануфактуре: «Вы знаете, владыко, что в это страшное время ни вы, ни кто из ваших подчиненных, украшенных царскими милостями монахов и протоиереев, не пошел в толпы бунтарей, кроме отца Илиодора». Если верить правой печати, преосвященный отнесся к этой речи очень невежливо. Не дав гостям договорить, он будто бы затопал ногами и закричал: «Ступайте вон, – я вас слушать не хочу!». На том аудиенция и завершилась. По-видимому, гнев преосвященного вызвали не слова депутации, которая вела себя «в высшей степени почтительно», а само имя о. Илиодора. Но своего позорного изгнания из архиерейских покоев союзники не забыли и с тех пор рассматривали архиеп. Иакова как либерала и «изменника», считая, что он изгнал о. Илиодора «по злобе и зависти». Кацауров даже подал жалобу высшей духовной власти.

На этом столкновения союзников с преосвященным не закончились. Он получил анонимное письмо с угрозой, что в случае перевода о. Илиодора будут разоблачены происходящие в Спасском монастыре безобразия и обнародованы соответствующие документы. Адресат заподозрил, что к этому письму приложил руку сам священник, якобы выкравший из обители указанные материалы. «А крайне жаль молодого иеромонаха, запутавшегося в партийных сетях нечистоплотного отделения ярославского "Союза русского народа", если только не сам иеромонах Илиодор является главным виновником его нечистоплотности», – писал владыка.

По-видимому, в действительности никаких компрометирующих архиеп. Иакова документов у союзников не было. Как его «Вече» ни бранило, оно так и не поставило ему в вину ничего противозаконного, только раз обмолвившись:

«О поступках ярославского архиепископа Иакова, не отвечающих высокому положению, им занимаемому, "Вече" имеет сведения из разных уездов Ярославской епархии.

Кто объяснит, какую связь имеет Толгский монастырь с жидами?».

Ярославские союзники вместе с губернатором А. А. Римским-Корсаковым ходатайствовали за о. Илиодора и перед Св. Синодом. Но ввиду твердой позиции архиепископа Иакова, настаивавшего, что «пребывание поименованного иеромонаха в г. Ярославле совсем нежелательно», высшая духовная власть отказала. «Пятнадцать тысяч народа православного, верующего, любящего свою Веру и Церковь, просили Св. Синод оставить меня в Ярославле, но Правящая Церковь и не подумала услышать вопль народный! – негодовал о. Илиодор. – Другое дело, если бы просьба шла от крамольников, тогда бы кое-кто заходил прямо-таки на задних лапках».

Тогда союзники обратились (28.VII) к Государю со «слезной телеграммой в 1000 слов». Подписи занимали 9 листов. «В чем дело», – начертал Государь, и дело было ему доложено в таком виде, что он больше не вмешивался.

Тем временем о. Илиодор отправился в Петербург, чтобы ходатайствовать о своем оставлении в Ярославле «не ради меня самого, а ради народа православного, ради правды, ради Веры Христовой». По-видимому, он дошел до митрополита Санкт-Петербургского Антония (Вадковского). На его мольбы «владыка митрополит только улыбался и говорил: "так нельзя вам говорить и делать; нужно ехать туда, куда вас посылают!"».

В конце концов о. Илиодор смирился с переводом и даже, кажется, поехал было в Новгород. Позже вспоминал о посещении Юрьевского монастыря, где «еле-еле не умер от горя», глядя «своими заплаканными глазами» на хранившиеся там драгоценности, лежавшие втуне вместо того, чтобы быть проданными для насыщения голодных. Однако преподавать ни в Новгородской, ни в какой другой семинарии он не желал.

Поэтому он «выпросил себе такое место, где можно было бы свободно говорить правду». Для этого он избрал Волынскую епархию, на что последовало согласие как преосвященного Волынского Антония, так и Св. Синода (28.VII).

Прощание ярославских союзников с о. Илиодором состоялось в городской читальне 30.VII и было очень трогательно. Присутствующие рыдали, мешая «многолюбимому пастырю» говорить. В прощальной речи он призвал своих единомышленников отнестись к его переводу спокойно и покориться воле Божьей. Затем Кацауров прочел составленный союзниками адрес, пронизанный теплым, дружеским, даже родственным чувством: «Ты, как крепкий дуб, не гнулся, и сломить тебя было нельзя, поэтому враги захотели вырвать дуб с корнем и пересадить его на другую почву. … Прими же от нас, родной наш, горячее русское спасибо за все, что ты для нас делал… Прости нас, благослови и помяни в святых твоих молитвах; верь, что и наши молитвы за тебя будут всегда возноситься к Господу. Да воздаст Он тебе сторицей и в этой, и в будущей жизни за все добро, которое ты для нас делал». Образ «ярославской семьи "Союза русского народа"», характерный, по-видимому, для речей местных монархистов, присутствует и этом адресе, и в ответе о. Илиодора, напомнившего о словах Спасителя: «кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь». «Долго, долго с горьким плачем подходили собравшиеся по очереди к о. Илиодору, чтобы принять от него последнее благословение перед разлукой», – писал очевидец.

Священник покинул Ярославль вечером 1.VIII. На перроне собралась толпа, каким-то чудом узнавшая день и час отъезда. Газеты писали, что «народ с обнаженными головами подходил под благословение со слезами на глазах, многие громко плакали», а сам «о. Илиодор благословлял и со всеми целовался». В последний раз обратившись к своим ярославским единомышленникам, он коротко призвал их молиться, не падать духом и «и выразил надежду на возможность возвращения его в Ярославль и радостного свидания с дорогой ему семьей "Союза русского народа"».

Мы верим слову… (Даже тем словам,

Что говорятся в утешенье нам,

Что из окна вагона говорятся…).

Такая же надежда на возвращение о. Илиодора была выражена и в адресе, оглашенном Кацауровым, и в телеграмме, которую служащие станции «Ярославль-город» послали на Высочайшее имя 11.VIII, то есть через десять дней после отъезда священника. Рабочие просили Государя возвратить назад их «светильника», «сильного и неустрашимого борца с крамолой».

Газеты писали о еще более любопытном прошении, касающемся ярославского изгнанника: иркутский отдел «Союза русского народа» будто бы ходатайствовал перед Государем о замене архиепископа Иакова… иеромонахом Илиодором!

Духовная связь между о. Илиодором и его ярославской паствой продолжалась и после его отъезда. По меньшей мере дважды священник обращался к «своим ярославским сиротам» с письмами, которые, как в старые добрые времена, печатались на первой странице «Русского народа». Подражая апостолу Иакову, о. Илиодор начинал свои послания так: «Возлюбленным о Господе защитникам и защитницам Святой Веры и дорогой родины – радоваться!», «Возлюбленным и благословенным членам ярославского "Союза русского народа" о Господе радоваться».

В первом письме автор сообщает, что «Господь взыскал» его «Своей беспредельной милостью»: в Почаеве удалось возобновить патриотическую деятельность и даже в большем масштабе. Ссылаясь на свой пример, о. Илиодор убеждает своих чад, что и они будут утешены.

«К Вам прислал меня Господь; Он же и взял меня от Вас. На кого же Вам обижаться? Что же, неужели идти против Господа, пути Промысла Которого неисповедимы? Я был у Вас ради Вас, и взят от Вас ради Вас и народа Православного. … мужайтесь и крепитесь, ибо верен Бог: Он не попустит Вам пострадать более того, что Вы можете понести, но непременно с искушением подаст Вам и подкрепление во время благопотребно».

В заключение «грешный иеромонах Илиодор» сообщал, что молится за ярославцев у стопы Пресвятой Богородицы, и просил молиться за него пред иконой Толгской Божией Матери.

Во втором письме о. Илиодор известил «своих ярославских сирот», что намеревался приехать к ним, но болезнь воспрепятствовала этому намерению. Далее следовало «маленькое назидание» на обычную патриотическую тему.

Ярославцы следили за деятельностью своего бывшего пастыря и сопереживали ему. Осенью, узнав о его тяжелой болезни, три десятка человек собрались в Толгском монастыре и отслужили молебен. Любопытно, что молодые монахи отказались служить, а согласились только старые.

Заместитель о. Илиодора

Обращаясь к ярославцам из Почаева, о. Илиодор обещал им, что Господь пошлет вместо него «мужа, сильного словом и крепкого духом». По-видимому, формат партийных встреч, руководимых иеромонахом, пришелся союзникам по душе. Поэтому прибывший на место о. Илиодора иеромонах Алексий естественно рассматривался монархистами как заместитель их пастыря и в «Союзе».

По приглашению союзников о. Алексий провел для них пару духовных бесед, но сравнение со старым пастырем оказалось слишком невыгодно для нового. «О. Илиодор был горячим патриотом, даровитейшим проповедником, а о. Алексей – это самый обыкновенный монах. … Помещение, прежде едва вмещавшее слушателей, ныне пусто», – писал некий «Ярославец». Политические взгляды, проводившиеся о. Алексием, расходились с программой «Союза», и даже личное благочестие нового священника вызывало сомнения: например, он носил клобук, «как лицедейка, в коробочке». Заподозрив в о. Алексии тайного масона, союзники отказались от его услуг, чем он был очень задет.

Вывод

Оглядываясь из Почаева на предыдущий год, о. Илиодор вспоминал его как тяжелый период, не имевший «просвета среди горя и страданий».

«Я на алтарь служения бедному и страдающему человечеству принес, живя среди Вас, первые мои желания послужить народу православному, начальные свежие порывы моего духа. Но недолго мне пришлось бороться со злом; недолго пришлось указывать людям те сети, которые диавол, как искусный птицелов, расставил везде для их уловления… Свидетель мне Бог, что я стремился быть полезным сотрудником у своих начальников в деле спасения бедных людей, другом питомцев дорогой мне духовной школы, помощником их отцов в деле воспитания детей, стремился указать обществу христианскому путь к Правде и самую Правду Евангельскую… Но начальники мои презрели мои Святые убеждения, питомцы мои посмеялись над ними, отцы их надругались надо мной, передовое общество ярославское встретило и проводило меня издевательством. Я не сажаю их на скамью подсудимых и сам не сажусь в судейское кресло. Предоставляю Господу и Богу моему судить их, ибо они нарушили закон Божий, презрели слова Святаго Израилева: "Мне отмщение и Аз воздам!". И только Ваша любовь святая, Ваше христианское расположение ободряли меня, веселили сердце мое и давали мне силу идти по скорбному пути». Так он писал ярославской пастве.

Десять месяцев, проведенных о. Илиодором в Ярославле, – бледный период яркой биографии священника. Однако именно здесь произошло его становление как политической фигуры, чему он был обязан неожиданно свалившимся на его голову досугом. Если бы Ярославская семинария весь 1905–1906 учебный год занималась по плану, то, возможно, мы бы не знали того о. Илиодора, которого знаем.

Уже в эти десять месяцев он стяжал политическую славу. На выборах городского головы даже нашелся какой-то шутник, подавший за о. Илиодора записку. Слава распространилась и за пределы Ярославской губернии. Летом 1906 г. печать отмечала: «Нравственная физиономия знаменитого ярославского монаха теперь, благодаря газетным сообщениям, известна всей грамотной России».