Спасибо, что ты есть

– Я бы так не сказал, мы очень редко общаемся, чтобы иметь отношения, – невозмутимо пожал плечами Лекс, – чему я очень рад.

– Лекс, а ты кого-нибудь когда-нибудь любил? Только честно?

Если бы он не ответил или сделал вид, что не услышал или не понял вопроса, она не стала бы настаивать. Сама бы она не позволила такого вторжения в свой приват, потому заранее приготовилась к обороне. Но он ответил, просто и честно.

– Моего деда и его жену. Дед умер, когда мне было 15, с Маргарэт мы тогда же отдалились в силу разных обстоятельств, кроме них близких людей у меня не было. А так, я регулярно люблю красивых женщин, но ты ведь не это имеешь в виду.

– Нет, конечно, извини, это профессиональная деформация, я лезу не в свои дела.

– Не извиняйся, я черствый сухарь и не вижу смысла это скрывать.

Марина вспомнила прошлую ночь и лишь улыбнулась про себя. Какое странное порой представление о себе у некоторых людей: чуткий, умеющий быть нежным человек называет себя черствым сухарем, зато какой-нибудь твердолобый мужлан, наверняка, считает себя способным понять чувства других людей и любить.

Остаток пути ехали молча, курили ментоловые вредные для сердца сигареты, стряхивая пепел в карманную пепельницу, слушали сонное бормотание радио и думали каждый о своем, не испытывая ни малейшей неловкости от висевшей в воздухе паузы.

В квартире было убрано, она снова казалась бездушно нежилой – все на местах, по полочкам, холодильник забит продуктами и готовыми блюдами, Богард накормлен, полы чистые, пыли нигде нет. Домработница знала свое дело.

Лекс ужинать не стал, он будто сдулся, но Марина почему-то была уверена, дело не в ней и он был рад, что она рядом. Она заварила себе свежего чаю, отрегулировала ноутбук и, стараясь не думать, о чем может размышлять человек, не мигая смотрящий в экран выключенного телевизора, решила наконец-то проверить электронную почту. Писем накопилось много, деловых, дружеских, с форумов, отвечая на них, она не заметила, как Лекс ушел в спальню, а закончив, обнаружила, что на часах два ночи и она единственная кто не спит в квартире. Лекс спал на неразобранной постели, Богард спал в кресле. Поколебавшись, Марина содрала с дивана плюшевое покрывало и, пристроившись на краешке кровати, укрылась им, заодно накрыв Лекса. Очень скоро тот придвинулся вплотную, отчего стало по-настоящему тепло. Марина провалилась в чудесный сон.

«…В высокой синем бескрайнем небе кружат белые птицы, ласковый бриз трепет волосы, оставляя на губах отчетливый привкус соли, волны льнут к ногам, шурша мелкой галькой, где-то на линии горизонта белеет парус яхты. Она стоит на берегу и терпеливо ждет, пока парус приблизится и вроде все замечательно, есть время насладиться морским воздухом и пейзажем, но беспокойство свербит в районе солнечного сплетения. Парус не двигается, он не становится ближе, не становится дальше и ровно в тот момент, когда она входит в воду, кто-то больно толкает ее в спину…».

Картинка дрогнула, парус замерцал и завалился за горизонт. Она проснулась. Лекс метался по кровати, будто в бреду, переворачиваясь едва ли не всем корпусом, всякий раз попадая ей локтем то в плечо, то в руку. Она навалилась на него боком и, не желая будить, осторожно погладила его по щеке.

– Ну-ка, цыц, – словно заклинание проговорила она тихо и внятно.

«Заклинание» сработало, он затих и не проснулся, лишь тяжело вздохнув.

– Вот и отлично, спи крепко, все пройдет.

Натянув на плечи сброшенное одеяло и, удобно устроив голову у него на груди, Марина вновь вернулась на берег моря. Среди плавно меняющей на горизонте оттенок синевы моря и неба больше не болтался белый клочок мечты. Немного обидно, но день все равно хорош и море теплое и даже не важно, что в прибрежных волнах болтаются желтые листья. Осень не остановить. Но осень тоже пройдет.

Проснулась она в обнимку с Богардом. Наглый кот вытянулся вдоль ее тела, подложив единственную переднюю лапу ей под подушку. Рядом на кровати лежала записка и ключи.

«Я уехал по делам, это твои ключи, если надумаешь куда-то идти, просто захлопни дверь, потом откроешь нижний замок. Пожалуйста, возвращайся вечером, а лучше совсем не уходи. Убираться сегодня никто не придет, никто не будет тебе мешать.

Лекс».

Марина с огромным удовольствием просидела бы в пустой квартире целый день, ничуть не скучая, но повседневные заботы и проблемы требовали внимания. О будущем думать не было сил, настоящее казалось слишком зыбким, чтобы пытаться структурировать его даже в сознании, а в прошлом не было ничего, за что бы ей хотелось держаться. Она решила принципиально ни о чем не думать.

Заехав ненадолго к родителям, она честно сказала, что намерена неопределенное время пожить не дома.

– Ой, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – вздохнула мать, больше не сказав ни слова по этому поводу.

– Звони, а лучше приезжай каждый день, – предупредил отец, и, смеясь, добавил, – мужиков на свете много, а родители у тебя одни.

Ближе к вечеру, пытаясь писать заказной рекламный проспект, Марина вдруг подумала, что ей совершенно необходимо обновить отдельные детали гардероба.

«Ничто не делает женщину женщиной больше, чем присутствие в ее жизни мужчины» – написала она в своем статусе в «вконтакте». Прочитала, усмехнулась и стерла, не пожелав менять на более соответствующий ее настроению «ничто не делает женщину большей дурой, чем наличие мужчины в ее жизни». Вместо этого она захлопнула ноутбук и поехала в магазин нижнего белья.

Никогда прежде ей не нужны были в жизни мужчины. В 15—18 наличие парня было просто синонимом популярности у сверстников, задача тех ее кавалеров была проста – сопровождать ее на тусовки. Задача не сложная, но почему-то всем им было что-то от нее надо и приходилось избавляться от них, прежде чем они обозначали свои претензии. Задержался один – на целых 4 месяца, исправно дарил цветы, гулял с ней по парку, а потом вдруг стал встречаться с ее подругой. В душе она даже не расстроилась, но этикет и условности подросткового сообщества требовали записать его и подругу в недруги. В 18—23 было любопытство, хотелось новизны, страстей. Страсти особой никто так и не вызвал, новизна скоро улетучилась, первая романтическая любовь трагически погибла, к 25 годам она поняла, что не хочет ни обязательств, ни условностей. Ей стало скучно быть в отношениях с мужчинами, все казалось предсказуемым и неинтересным с самого начала.

Лекс не был предсказуем, он был ей интересен, условности не играли никакой роли, не было места соревнованиям или доказательствам собственной важности, но помимо всех этих плюсов был еще самый важный – это был первый мужчина в ее жизни, при взгляде на которого сладко замирало сердце и хотелось чувствовать себя женщиной. Просто женщиной, вздорной слабой и неразумной.

Тема и структура новой статьи нарисовались. Прогуливаясь по бутикам торгового центра, она уже продумывала детали, однако воплощать эти замыслы на бумаге или в сети не было ни малейшего желания. Мозг видел в этом бессмысленность, для себя она сделала выводы, коммерческая сторона вопроса ее не воодушевляла, рекламные статьи оплачивались лучше, так стоило ли тратить время на то, что не принесет особой прибыли и не имело смысла лично для нее.

«Работа должна приносить либо солидный доход, либо удовольствие, иначе к черту такую работу, это просто поглотитель времени и сил. Счастливы люди, которые могут себе позволить думать и жить так» – заключила она про себя, без тени сожаления отдав кассиру в бутике, за комплект нижнего белья 2/3 полученной от квартирантов месячной арендной платы.

На выходе из магазина ее настигла кара за расточительство в виде старой знакомой, с которой она когда-то училась в параллельных классах и с которой она была счастлива не видеться последние пять лет.

– Мари! Ну, надо же! Ты не изменилась! – тут же запричитала девушка, для верности ухватив Марину за руку, – Ты здесь не покупай, здесь все так дорого! Я знаю магазин в Меге, там все это же самое дешевле раза в два, – тараторила она.

– Привет, Настя, давно не виделись, – запоздало поздоровалась Марина.

– Пойдем в кафе внизу, посидим, хоть расскажешь где ты и как. Ты ведь знаешь, Светка Одинцова второго родила недавно, мы теперь гуляем с ней каждый день, я в курсе всех новостей.

У Марины возник логический диссонанс «родила – гуляем – новости». Какие новости, если родила? Телевизор стала чаще смотреть? А гулять? Разве недавно родившие гуляют по клубам? И только потом она сообразила, что «гуляет», – с коляской, а «новости» – это сплетни.

– Так, и что за новости? – без особого энтузиазма поинтересовалась она, только чтобы сместить акцент интереса с собственной персоны.

– Помнишь Таньку Янушеву? Второго родила весной и развелась, – трагично сообщила Настя.

– Я не помню и того, что она замуж вышла и ее саму не помню, – не удержалась от сарказма Марина.

– Точно, ты ведь уже не училась в старших классах с нами, я забыла. Конечно, не помнишь, а Бурдяеву помнишь?

Марина помнила Бурдяеву очень хорошо, обычно первых шлюх на деревне знают даже те, кто никогда с ними не общался, но «новости» Бурдяевой ее интересовали еще меньше, чем новости Насти, тащившей ее в кафешку, потому она лишь покачала головой.

– Смутно, очень смутно.

– Она второй раз недавно замуж вышла, удачно, мужик у нее богатый, сейчас ходит, не здоровается ни с кем, одевает он ее, конечно, хорошо, но Димку она оставила у матери жить, он уже большой совсем.

– Димка это кто?

– Да сын ее, ты что?! Она в 18 лет его родила, то, что не знаешь?! Вы еще тогда с Сережкой ездили к ее сестре на дачу, Ольгу ты должна помнить!

– Ой, ну их всех в баню, – отмахнулась Марина, – ты вроде замуж собиралась, вышла что ли?

– А как же, – Настя с видимым удовольствием продемонстрировала ей кольцо на безымянном пальце, – у нас уже доче полтора года. Светочка у нас. Скоро на второго пойдем.

– Куда пойдете? – опешила Марина.

– Ой, ты дикая, – звонко засмеялась Настя, – родить второго планируем через годик. А ты когда собираешься?

– Куда? – Марина уже тоже чувствовала себя дикой и глупой. Она же должна знать свою целевую аудиторию, и она была уверена, что знает ее – именно таким как Настя предназначались статьи в женских журналах и на форумах.

– Рожать когда собираешься? Пора уже, а то потом не родишь!

– Ну, я же не замужем, – облегченно вздохнула Марина, наконец уловив нить рассуждения.