Холодные рассветы

– Я скучал, – прошептал он, немного опустив её так, что их губы соприкоснулись, одновременно поставив обратно на лестницу, но она не отстранилась от него.

Несколько секунд тишины, а в голове уже вспыхивали образы ночного буйства черно-белых красок, сплетение тел, обрывавшееся дыхание на половине вздоха… А сейчас он был в кожаной куртке, из-под которой выглядывала футболка с изображением мотоцикла, заставляя ее дорисовывать в воображении то, что скрывалось под ней.

– Ну что? – произнес он, сделав шаг назад, подав ей руку, чтобы она спустилась. – Поехали?

– Прямо сейчас? – удивилась она, посмотрев на родителей, показавшихся в холле.

– У нас есть ещё одно дело, – пояснил он.

Она не сразу поняла о чем речь, точнее, не поняла вовсе и, попрощавшись с отцом и матерью, отдав дорожную сумку Владиславу, послушно проследовала за ним в машину.

– Так куда мы едем? – сидя на переднем машине его автомобиля, пока он выезжал из поселка на трассу, спросила она.

– Знаешь, я решил украсть тебя, увести в Сербию на загородную виллу и провести остаток своих дней только с тобой, – с улыбкой ответил он.

– Здорово, – усмехнулась она, – вот только не пойму: это угроза или предложение?

– Констатация факта, – озвучил он третий вариант. – На самом деле везу тебя за город, но не в Сербию, а здесь недалеко… Километрах в десяти от дома твоих родителей.

– И что там? – её любопытство не давало ей покоя.

– Приедем, узнаешь. Потерпи, – мягко попросил он, включив радио.

Заиграла старая песня, романс… Лена вслушалась в слова, подперев рукой голову, облокотившись на дверцу машины.

«Не взыщи, мои признанья грубы, ведь они под стать моей судьбе. У меня пересыхают губы от одной лишь мысли о тебе…». Девушка задумалась, ведь она правда скупа на искренность. Ей так часто хочется проявить свои эмоции, но в последнюю минуту она принимает совершенно другое решение. Когда она увидела, что Влад уже едет по дороге к дому её родителей, она хотела выбежать ему навстречу… И каждый день писать сообщения со словами, которые ей на самом деле хотелось сказать мужу: «Я ужасно соскучилась!». И нет, ни один восклицательный знак, а сотни, тысячи! Почему она боится признаться в своей слабости? В самом начале их отношений она не верила в то, что сможет полюбить его, а теперь… Что теперь? Его не было четыре дня, а она уже волком выла на неполную луну.

– Слышишь меня? – голос мужа оторвал её от собственных размышлений.

– Ай, – откликнулась она.

– Не выспалась? – заботливо прозвучал его вопрос.

– Нет, просто… задумалась, – оправдалась она. – О чем ты говорил?

– Оксана пока что осталась в Чехии, но к концу следующей неделе собирается вернуть в Россию. Не против, если она к нам заедет?

– Нет, конечно. Буду рада её видеть, – в её интонации проскользнул скорее банальный этикет, а не честность.

– Что-то не так? – он отвлекся от дороги и посмотрел на спутницу.

– Давай включим что-нибудь другое? Это слишком тоскливо… – вздохнула она.

– В бардачке диски, – улыбнулся он. – Найдешь?

Она тут же открыла небольшой ящичек, нашла что-то вроде альбома, где были вложены диски. На одном из них она прочитала название немецкой группы, которую она обсуждала с Никольским несколько месяцев назад. Это был их альбом от 2015-го года.

Вставив в проигрыватель пластинку, девушка нажала «пуск». По машине разлилась тяжелая музыка. Ермолаева откинулась на спинку кресла, облегченно выдохнула.

– Ты как будто камень с души сбросила, – заметил Влад.

Она промолчала в ответ, наслаждаясь мелодией, прикрыв глаза. Потом композиция сменилась. Теперь солист пел о безграничной любви, которая заставляет его целовать все раны той, которую он боготворит, поскольку все её шрамы принадлежат и ему.

– Останови машину, пожалуйста, – почувствовав приторный комок в горле, как в тумане произнесла она, когда они ехали по загородному шоссе мимо лесных массивов.

– Что-то не так? – забеспокоился он.

– Останови, прошу, – повторила она просьбу.

Он сбросил скорость, съехал на обочину, припарковался, тревожно глядя на девушку.

– Лен, тебе плохо? – его взор затопила безграничная нежность.

– Нет, просто хочу на воздух, – она открыла дверцу, вышла на улицу.

Мимо проносились автомобили. Ветер свистел в ушах от их скорости. Влад покинул салон, подошел к жене, осторожно положил ладонь между её лопатками, потом она сама повернулась к нему, приблизившись до того расстояния, когда слова уже бесполезны, а биение сердец говорит гораздо красноречивее. Она уткнулась в его шею, вдыхая запах его кожи.

Аромат старого тела. Оно может быть бесконечно ухоженным, чистым, но… Это чувство, которое возникает, когда пропускаешь через себя тяжёлый воздух, чувство прикосновения к древности, ветхости, словно к книгам в библиотеке, напечатанным в 1970-х годах. Так было и с Леной, ведь их разница в двадцать с небольшим лет была видна с первого взгляда. Ее мысли сосредоточились на этом, хоть она и осознавала их абсурдность. От него пахло мятой и вишней, смешанными с дорогим парфюмом, чем-то таким родным, но напоминающем о боли.

Она вдруг поняла, как ненавидит его. Никольский. Он взял её из родительского дома, привел в свою квартиру, подчинил её своей власти, растлил, осквернил, обесчестил, и неважно, что они были не просто зарегистрированы в ЗАГСе, а венчаны. Всё это оказалось куда более мерзким, чем она думала в ту ночь… первую ночь с мужчиной в её жизни.

Она тихо плакала. Слезы сами катились по щекам, не подчиняясь голосу рассудка. Всё, что она себе внушала три месяца подряд, вдруг рухнуло на её глазах. Пелена, в которую она добровольно закутывалась, сгнила, превратившись в прах. Больше не было никаких ценностей – они оказались утраченными. К чему теперь слова, если мир был сожжён? Она была готова, пожалуй, ко всему. Ко всему, кроме этого.

Его попытки узнать, что с ней происходит, и кто стал причиной подобной истерики, что бесшумно изливалась на его футболку, ни к чему не привели. Он так и остался в неведении. Боль, которая сейчас пронзала ее тело и душу принадлежала только ей, и, даже, если бы она сейчас смогла в ярких красках расписать ему свои переживания, вряд ли бы он смог их разделить.

Самообладание… как бы ей сейчас хотелось, чтобы оно взяло верх над её измождённым разумом, но, как только она делала шаг навстречу рассудку, он словно отступал снова и снова. Всё это давно утратило свой первоначальный смысл, но только Влад был способен сейчас вывести её из этой чёрной комы.

Он бережно отстранил её от себя, взяв её голову в свои ладони. В нем было столько тепла и нежности, что она невольно всхлипнула, как это обычно делают дети, когда их обида на себя и весь мир потихоньку начинает покидать сознание. Темно-болотный оттенок любящих глаз утопил её грусть, сосредоточив внимание на себе. Как сложно ей было любить и ненавидеть в один миг одного и того же человека!

– Я не знаю, что случилось, – баритон, сравнимый с горячим шоколадом, разлился по её венам, словно он был единственным лекарством в эту трудную минуту, – но уверен, что ты сможешь преодолеть всё, а вместе мы несокрушимы, – мягкая улыбка, ласковый взгляд… всё это заставило её успокоиться.

Она больше не плакала, пытаясь растворить осадок ушедшего приступа паники в своей груди, но это, казалось, невозможным. Она слишком много себе придумала, чтобы сейчас так просто избавиться от тяжёлых фантазий, засоривших её разум.

Они вернулись в машину и оставшийся путь провели в молчании, слушая лишь тяжёлый немецкий рок, заполнявший пустоту между ними, и, как бы странно это не звучало, приводивший нервы в полный порядок.

Объехав небольшой городок, в районе которого жили Ермолаевы, с Юго-Восточной стороны, Никольский остановил автомобиль на трассе посреди леса в паре километрах от самого населенного пункта.

Лена удивлённо посмотрела на него.

– Пойдём, – позвал он её, выходя на улицу.

Метрах в десяти от них стояло ещё одно транспортное средство – что-то вроде джипа.

– Зачем мы здесь? – уточнила она, оглядываясь по сторонам, когда он повел её в чащу.

– Это и есть обещанный сюрприз, – многообещающе пояснил он.

Она покорно шла следом за ним, держась за его руку, чтобы не споткнуться. Кругом были коряги, пни и деревья, а полы ее длинного плаща путали ноги.