Призраки настоящего

Призраки настоящего
Янина Хмель

Женский род семьи Хедлунд больше столетия связан одним проклятием. Виктор в попытке воскресить свою возлюбленную приносит каждой женщине рода боль и страдания.История о потери человечности на пути к своей цели. Первая книга про борьбу Евы, ей принадлежит стихия воды, она обладает телекинезом. Вторая книга про попытки Дианы (матери Евы) вырваться из семейного несчастья, её стихия земля, Диана может лечить прикосновением. Третья книга про Соню (дочь Евы и внучку Дианы), ей подвластна стихия огня и чтение мыслей. Соня – последняя надежда рода. При рождении дочери Ева умирает, оставляет воспитание Сони на свою мать и передаёт Диане свои силы. Диана учит Соню противостоять Виктору и перед смертью передаёт ей все силы рода. У Сони и Виктора особая связь, но цена победы над проклятием слишком высока. Четвёртая книга переносит к истокам проклятия – к самому Виктору.

Янина Хмель

Призраки настоящего

Пролог

Кто сказал, что мёртвые не возвращаются? Я вернулась, чтобы отомстить.

Остановившись возле церкви, глубоко вдохнула: воздух был пропитан гарью, но не видно ни дыма, ни огня. Было слишком тихо. Эта тишина давила на виски?. По спине большими каплями скатился холодный пот: всем телом я ощущала, что умиротворение вокруг ложное. Огляделась. Церковь словно кто-то перенёс из другого места. Из другого времени. Сама земля не принимала её. Вокруг всё выглядело сгнившим. Сгоревшим. Обвалившаяся ограда, местами почерневшая, словно доски достали из потухшего костра. Засохшие кусты шиповника покачивались на слабом ветру. В разобранной дорожке из светлого круглого камня местами зияли дыры и оттуда виднелась чёрная земля.

На несколько секунд картинка перед глазами исказилась: здание церкви выглядело будто бы после пожара, над куполом ещё витал дым. Даже дыхание перехватило от этого видения.

«Это мираж, это иллюзия», – мысленно убедила себя.

Не раздавалось ни единого звука: будто все птицы тут вымерли. Или боялись подать голос. От этого затишья я непроизвольно сама задерживала дыхание.

Я слезла с мотоцикла, оставив его у подножья лестницы, ведущей ко входу, и устремилась вверх, перепрыгивая через ступеньки, – боялась опоздать. Всего на несколько секунд замерла перед закрытой дверью, выравнивая сбившееся дыхание. Я ждала долго. Слишком долго. Вся ярость скопилась во мне до нужного предела.

Торжественная музыка за дверью стихла. Раздавались приглушённые голоса жениха и невесты. Они обменивались клятвами. Я вспомнила это чувство восторга, когда становилась его женой. Меня до сих пор мурашило от этих воспоминаний, хоть они были ненастоящими, загнанными в моё сознание.

От знакомого мужского голоса защемило в груди. Стиснув зубы, я толкнула дверь изо всех сил. Та с грохотом ударилась о стену. На словах «…не могут быть вместе, назовите её…» священник замолк и перевёл взгляд с молодых на меня.

– Я против! – решительно и громко заявила я. Сейчас от моей уверенности зависели жизни.

Виктор первый обернулся на мой голос. Он совсем не изменился – ни на минуту не постарел. Волосы аккуратно собраны в хвост на затылке и приглажены по ровному пробору. Рубашка не застёгнута на последнюю пуговицу – эта намеренная неряшливость всегда была ему к лицу. Виктор возвышался над Евой, как хищник над добычей, и я была готова броситься к ней и закрыть собой от него. Но сдержала этот порыв. По его взгляду поняла: он узнал меня. Непонимание и ужас исказили его благородные черты лица. Он не верил своим глазам. Ведь мёртвые не возвращаются…

Ева тоже обернулась и замерла. Побледнела в тон свадебному платью, но в её глазах засияла надежда. Она увидела своё спасение. Схватилась за плечо Виктора, чтобы не упасть.

– Мама… – прошептала она.

Виктор сделал шаг ко мне, стряхивая руку Евы с плеча. Дочь упала на колени. Я вновь сдержалась – хотелось подбежать к ней, прижать к себе. Но мне нужно быть начеку, чтобы быстро среагировать на действия Виктора.

– Я против, – повторила я, улыбаясь и сжимая кулаки. Обретённая сила пульсировала на кончиках пальцев.

– Ди… ана, – по слогам выдохнул Виктор, вернув мне такую же ледяную улыбку.

Я заметила за его спиной Анаиду. Она была близко к Еве, тоже готовая прийти к ней на помощь.

– Отпусти нас, – я не смотрела на дочь, сфокусировав взгляд на лице Виктора. Пока он растерян, я на шаг впереди. – И сегодня я не трону тебя. Но если помешаешь, я уничтожу прямо здесь весь твой проклятый род, а после медленно покончу с тобой.

Во рту пересохло, я облизнула губы.

– Ты не убьёшь меня, – скалился Виктор, стоя в нескольких шагах от меня.

– Хочешь проверить? – Я подняла руку, расправив ладонь и снова резко сжав её в кулак. Земля поддерживала меня, укрепляла мою силу.

Под ногами Виктора, ломая церковные плиты, вытянулись корни. Они обхватили его ноги до колен. Я чувствовала, как пульсирует мой кулак, как будто эти корни тянулись от моего плеча. Виктор пытался освободиться, но корни крепко стянули его, приковав к месту.

Я не могла убить его прямо сейчас – мне не хватало силы четырёх стихий. Но я говорила и держалась так, будто бы сама поверила в свои возможности:

– Я убью тебя, Виктор, – спокойно продолжала я. – Ты хочешь, чтобы твоё столетнее путешествие закончилось здесь и сейчас?

И он тоже поверил. Виктор не был готов: ни к моему воскрешению, ни противостоять моей силе. Я презрительно смотрела на его попытки вырваться из цепкой хватки. Он протянул ко мне руку, но я успела выставить вторую ладонь, и корни, повинуясь моей силе, сцепили его плечи крепкими ветками, обвивая всё тело.

– Мы уходим, Вик. – Будучи уверена, что он не помешает нам, я наконец подошла к Еве, присела, подняв её лицо за подбородок. – Милая, всё хорошо.

– Мамочка, – всхлипнула дочь, прижимаясь ко мне.

– Я рядом, – обняла её за талию. – Поднимайся.

– Мне-е пл-лохо-о… – несвязно простонала она.

– Я знаю. Я всё исправлю.

Мать

Боль не вышла наружу, но и не осталась внутри. Зацепилась. Застряла раздирающим комом в горле – ни сглотнуть, ни выплюнуть.

Я не помнила, как родила маленького человечка – моего ребёнка. Не помнила, как была беременна.

Мне было горько и больно, но я не могла найти истоки этой непонятной боли. Как будто я долго шагала одна по тёмному тоннелю, а потом вышла на свет. И этот свет раздражал глаза.

Девочка лежала в колыбели и изредка подавала голос. Я медленно поднималась, подходила к ней, чтобы перепеленать и покормить. Словно под гипнозом я совершала точные выверенные действия, но не по своей воле – у меня не было сил и желания на это. Как будто к моим рукам и ногам привязали нити и умело дёргали их, руководя мною.

Девочка быстро успокаивалась и засыпа?ла. Укачивая, я прижимала её к груди и сама проваливалась в забытье.

Во снах, прерывистых и тревожных, меня обнимали ветви растущего за спиной дерева, а ребёнок становился водой и утекал в землю. Я не успевала прижать её к себе или подхватить у самой земли.

Я просыпалась и долго не могла прийти в себя. Живые картинки сновидений стояли перед глазами и не исчезали. Наяву я чувствовала опасность, хотелось вернуться в объятия ветвей.

Малышка посапывала под боком и даже не вздрагивала, хотя моё сердце колотилось так громко, что, казалось, невозможно было не услышать.

Каждый мой день был похож на предыдущий. Как бесконечный день сурка. Разум медленно плавал в густом тумане. Без воспоминаний, без мыслей, без чувств. Только боль и слабость во всём теле.

Я не могла вспомнить лицо своей матери. Где мама? Кто моя мама… Я не могла вспомнить отца своей дочери. Все образы в памяти были расплывчаты – ни одного чёткого очертания.

Почему я ничего и никого не помнила?

Весь мир сфокусировался на одном маленьком человечке.

– Ева… – в полудрёме шептала я, как будто напоминая себе её имя.

Малышка улыбалась мне в ответ. Она почти никогда не плакала. Только смотрела и улыбалась. Улыбалась и смотрела.

Время растянулось в одну длинную петлю, которая так и норовила перетянуть мне шею. Верёвка прочная, толстая, а я обессиленная.