Призраки настоящего

– Нет, – строго ответил Виктор.

– Что значит «нет»?! – вздрогнула я. Сон вмиг как рукой сняло.

– Нет значит нет, – он был невозмутим. – У нас есть Ева.

– У нас нет Евы! Ева моя дочь! – Я начинала злиться.

– Вот как? – Виктор вытащил руку из-под моей шеи и приподнялся на локте. – А как же «мы никогда не скажем Еве, что ты ей неродной отец»?

Я не могла признаться ему, что ревную его к Еве. Это было смешно и низко.

– Мы не будем ссориться из-за такой глупости! – отчеканил он.

– Вот как? – спародировала его тон я. – То, что я хочу стать матерью твоего ребёнка, ты считаешь глупостью? Я больше не заведу разговор на эту тему, но запомню, – отвернулась к стене.

– Ди… – Виктор дышал мне в шею.

Я закрыла глаза.

Ева расцветала, как бутончик необычного экзотического цветка. Её рыжие кудряшки воздушным облачком обрамляли нежное личико, на котором сверкали два изумрудных камушка, с интересом и любопытством смотрящие на всё – на мать, на отца, на мир. Я корила себя за ревность, но никак не могла отделаться от этого чувства – оно витало между нами.

Мне так и не удалось вернуть все воспоминания о своём прошлом. Некоторые моменты я восстановила в памяти, а некоторые напрочь исчезли. Втайне от Виктора я пыталась найти ответы на волнующие вопросы. Почему скрывала от него? Не хотела, чтобы муж думал, что ему досталась жена со странностями. Тем более, моё прошлое никак не касалось его.

Когда Виктор и Ева ушли на прогулку, я полезла на чердак, который был забит многочисленными коробками. Я не имела ни малейшего понятия об их содержимом. В одной из них перед нашей с Виктором свадьбой я нашла подвенечное платье. Что ещё могло храниться там? Одежда, старинные подсвечники, чьи-то платья, туфли чаще без пары и пыльные старые фотографии – я касалась незнакомых мне вещей в надежде хоть что-то вспомнить. Но лица на фотографиях видела впервые. Доставая последнюю фотокарточку из коробки, я похолодела: на меня смотрели незнакомая девушка в платье, в котором я выходила замуж, и Виктор. Я отбросила фотографию, как догоревшую спичку, чтобы огонь не коснулся пальцев, а когда хотела взглянуть ещё раз на снимок, услышала голос Виктора внизу:

– Ди, мы дома!

– Вот чёрт, – запаниковала я. Схватила коробку с фотографиями и затолкала в дальний угол. На чердаке можно было находиться только встав на колени, а свободно двигаться мешали коробки и низкий потолок.

– Диана?! – громче позвал меня Виктор.

– Я здесь, – наконец подала голос я, спускаясь с чердака.

– Ты что там делала? – удивился Виктор.

Он протянул руки мне навстречу, чтобы поймать у подножья лестницы.

– Искала, – чихнула я, когда он поставил меня на ноги.

– Аллергию? – усмехнулся Виктор.

– Не нашла, – пожала плечами, поправляя задравшееся платье.

– Не нашла что? – не отставал он, склонив голову набок.

– Как погуляли? – Я попыталась перевести тему.

– Диана, что происходит? Ты что-то скрываешь от меня? – Виктор вмиг стал серьёзным, улыбка испарилась с его губ, он сложил руки на груди и посмотрел мне в глаза.

Неловкость между нами разрушила Ева, которая запрыгнула на меня и уткнулась холодным носиком в плечо.

– Эй, ты почему холодная? – извиняюще улыбнулась я, прижимая дочь к себе. – Вы где были? – обратилась к Виктору.

– Возле озера гуляли, – пожал плечами тот и отвернулся.

Я напряглась.

– Рано ещё к озеру ходить, – упрекнула его. – Холодно. Ева может простыть.

– Мне тепло, – прошептала дочь, прижимаясь ко мне, – ты тёплая…

Виктор не оставлял меня одну дома, как будто боялся, что я снова полезу на чердак. Наше молчаливое противостояние продолжалось месяц, и никто из нас не собирался уступать. Мне нужна была та фотография. Я должна взглянуть на неё ещё раз: вдруг мне показалось, вдруг мужчина на ней просто очень похож на Виктора, вдруг это какая-то иллюзия…

– Милая, что в коробках на чердаке?

Я заплетала непослушные рыжие кудри дочери в косы. Ева вырывалась. Когда Виктор зашёл в детскую, мы обе замерли.

– Почему ты спрашиваешь? – вопросом на вопрос ответила я.

– Думаю, нужно навести порядок там. Избавиться от всякого хлама, – небрежно сказал Виктор, будто никаких других причин провести ревизию на чердаке не было. Но я уловила в его голосе тревогу.

– Да, можно, – прошептала я и продолжила плести косу, опустив взгляд на макушку Евы.

– Можем сделать это вместе, – Виктор обнял меня сзади. Его ладони прошлись по моему животу и сплелись на нём в замо?к.

Я напряглась.

– Мам, мне больно! – простонала Ева.

Я отпустила недоплетённую косу. Волосы рассыпались рыжими блестящими волнами по спине дочери.

Виктор отодвинул меня в сторону и взял распустившуюся часть волос, аккуратно и быстро заплетая их в идеальную косу. Я вздрогнула, прикрыв рот ладонью. Почему-то эта картина привела меня в ужас, как будто это было что-то нереальное, отталкивающее. Как будто в реальном мире отец не мог с такой лёгкостью обращаться с волосами дочери. Как будто это было что-то противоестественное. Я напряжённо выдохнула, не моргая и не сводя глаз с Виктора, следя за каждым его движением.

Ева улыбалась, глядя вверх и пытаясь перехватить мой взгляд.

– Мам, папочка справляется лучше, чем ты, – рассмеялась дочь.

Я ничего не ответила, вышла из детской, схватила с комода в нашей с Виктором спальне пачку сигарет и ушла на балкон, закуривая на ходу. Дурная привычка. Я начала курить… в тринадцать – подбросила память. Снова закурила несколько лет назад, когда впервые нащупала в себе это ужасное чувство ревности мужа к дочери.

– Милая? – Виктор снова обнял сзади, сплетая руки на моей груди. Я не слышала, как он подошёл. – Ты в порядке? Ты снова куришь!

– Накажешь меня за это? – язвительно бросила я, выбрасывая окурок в пепельницу.

Он убрал руки и отстранился.

– Мы говорили с тобой об этом, Диана. Мне не нравится, когда ты куришь.

– А мне не нравится, когда ты выставляешь меня дурой! – я сорвалась. Руки затряслись. Ком подступил к горлу. Я закурила новую сигарету.