Факультет любви

– Гога… Гога, расскажи про Питер, как там сейчас, – и Наталья Николаевна залезла с ногами на диван и прижалась к Гоге – родная душа…

…Откинув одеяло, Наталья Григорьевна услышала, как рядом храпит Гога. Нет, подумала, она, значит всё было взаправду! Да ещё и воскресенье сегодня! Бывают же праздники в жизни! Она быстренько встала и убежала на кухню.

– Никогда такой вкусной картохи не ел! – Гога уплетал за обе щёки жаренную картошку, удивляясь количеству берёзовых веников, развешанных в коридоре. Напротив сидела Наталья Григорьевна и улыбаясь, смотрела. Вдруг она громко рассмеялась

– Что? – удивился Гога

– Я читала, что баня всегда приносит положительный результат. Вот, – она обняла Гогу. – Результат!

Гога неопределённо хмыкнул, но согласился.

– Завтра мне надо на работу, на лесопилку, а в среду уже домой, через Ленск полечу, ближе никак. Крюк в триста кэмэ. Питеру что-нибудь передать? – спросил он, доедая картошку.

– Передай, что я скучаю по нему… Спой что-нибудь, Гога, из нашего, из студенческого, – грустно попросила Наталья Григорьевна.

Гога подстроил гитару, взятую Натальей Григорьевной на время у Газельского, и запел про тополя в пуху, про сиреневый туман, и про то, как поезда уходят вдаль. Голос у него был низкий, красивый и сильный. Так они просидели до обеда, вспоминая студенческие старые песни.

Рано утром в понедельник Гога, пообещав прийти после работы, отправился к себе на съёмную квартиру за документами, и доложится начальству о прибытии, а Наталья Григорьевна, вся в растрёпанных чувствах еле-еле провела шесть уроков, глядя в окно на поленницу около дома через дорогу. Каждый раз, заходя в учительскую, чувствовала на себе взгляды коллег. Они были не осуждающие, а скорее изучающие. В среду Гога уедет, думала она, и ей становилось грустно до слёз. С ним она могла поговорить и послушать его по своему, как привыкла за свои двадцать три года – по-Питерски, глубоко и спокойно. И тут у неё созрел план, прямо посредине последнего урока. Она неожиданно отпустила весь десятый класс с урока со словами:

– Идите на улицу и ищите красоту в окружающем мире! Завтра спрошу на оценку!

На вопрос директора, чего это десятый класс неприкаянно бродит по коридорам во время урока, все ученики начали наперебой рассказывать, как урок литературы прервался, и Наталья Григорьевна всех отправила на мороз искать красоту. На что директор вздохнул, протёр очки, пробормотал что-то про молодость и любовь, и гаркнул на учеников, что раз сказали им искать красоту, то быстро оделись и пошли её искать! Оболтусы!

Пока десятый класс мёрз на улице под зорким взглядом директора, попивающего чай из тёплого кабинета, и искал красоту в заиндевевших деревьях и сугробах по пояс, Наталья Григорьевна неслась к дому начальника лесопилки посёлка. Запыхавшаяся, она без стука ввалилась в дом, чем сильно напугала Макарыча, и его жену, мирно обедавших наваристым борщом.

– Что? – вскочил Макарыч. – Сашка что-то натворил? Матерился? Что-то сломал?

Наталья Григорьевна выдохнула, улыбнулась и покачала головой.

– Да вы проходите! – наконец сообразила жена Макарыча. – Борща?

Наталья Григорьевна прошла и поставила на стол большую красивую коробку.

– Ишь ты! Красота! – воскликнула жена Макарыча, всплеснув руками.

– «Хеннесси». Ого! Вам, Наталья Григорьевна, что, досок надо первосортных? Так я вам и так сделаю! Заберите это! – Макарыч вертел в руках коробку.

– Макарыч! Дорогой! Обратно не приму! Дело такое!

И Наталья Григорьевна рассказала про командировочного Гогу, то есть Георгия Горского, про настройку какого-то немецкого оборудования, и нельзя ли это оборудование сломать, чтобы Гога Горский задержался здесь ещё на хотя бы на недельку, пока его чинит.

– И вот за это прими, Макарыч, «Хеннесси», от всего сердца, – сказала Наталья Григорьевна и села в кресло с ждать решение её проблемы.

Макарыч усмехнулся, покрутил ещё красивую коробку в руках.

– Дорогущая же вещь! – сказал он толи про бутылку, то ли про немецкое оборудование с ЧПУ.

– Подсудное дело – ломать заграничный аппарат!

– Помоги девочке! Не кобенся мне тут! – вставила слово жена Макарыча и подмигнула Наталье Григорьевне.

Макарыч скривил недовольную гримасу в сторону жены.

– Добро, Наталь Григорьевна, что-нибудь придумаем. А доски первый сорт точно не нужны? А пересортица? – вдогонку крикнул радостно убегавшей Наталье Григорьевне.

Гога пришёл вечером как и обещал, принёс с собой бутылку вина и озадаченность на лице. Наталья Григорьевна расстаралась, как умела – обалденные запахи домашней пищи прогнали все дурные мысли Гоги. Уха из щуки и котлеты из оленины. Наталья Григорьевна сама не ожидала, что получится вот так вкусно. Гога ел, выпучив глаза.

– Ничего вкуснее не ел! Обалдеть! Живут же люди! Хоть оставайся! – нахваливал он.

– Ну так и оставайся, – негромко сказала Наталья Григорьевна, глядя на Гогу.

Гога перестал жевать, поднял глаза и проглотил большой кусок не жуя.

– Так придется, видимо, – сказал он, глядя на Наталью Григорьевну. – Собрать не могу агрегат, запчасти лишние остаются, первый раз со мной такое!

– Так он не сломался? – удивленно спросила Наталья Григорьевна и тут же осеклась.

– А почему он должен сломаться? – не обратил внимания на вопрос Гога. – Я его собрал, а осталось ещё три шестерни, пять болтов и какой-то кронштейн. Я опять разобрал, собрал – тоже самое. Ну, а тут и вечер.

Наталья Григорьевна к концу объяснения уже лежала головой в подушке и хохотала, чтоб не заметил Гога. Ну, Макарыч! Вместо поломки, он добавил лишних деталей! Вот голова! Наталья Григорьевна хохотала до слёз.

– Ты чего там? – спросил Гога, озадаченный её отсутствием.

– Всё норм! – донёсся из спальни её истерический кашель сквозь слёзы смеха. – Косточкой подавилась!

И она опять упала хохотать в подушку.

Всю неделю Наталья Григорьевна испытывала невероятные чувства – она готовила ужин для мужчины, утром провожала его на работу, вечером встречала с работы, хоть всё более и более озадаченного с каждым днём. Уроки пролетали на одном дыхании, она перестала замечать время. В учительской она подошла к физруку крепко поцеловала его, ударила журналом десятого класса по голове, и сказала.

– Если ты будешь на меня ещё пялится, я засуну тебе мяч, – и крепко выругалась, у директора запотели очки и выпал учебник биологии из рук, но он не сказал ни слова, Тычинка захлопала в ладоши такому поступку, остальные женщины поддержали. Со звонком все пошли на урок, физрук так и стался стоять посреди учительской, что-то соображая.

В коридоре её поймал Макарыч, при нём был пакет, где чётко угадывалась коробка «Хеннесси».

– Слушай, Наталья Григорьевна, забирай свой подарок, всё! Не можем мы больше без станка. Неделя прошла! Сами его уже сегодня собрали, без твоего Гоги. Забирай! – и он сунул пакет в ей руки.

У Натальи Григорьевны упало сердце.

– Спасибо, Макарыч, а это – оставь себе, – и она медленно пошла в класс, вытирая глаза. В классе была тишина, ученики сидели, переглядывались, Наталья Григорьевна смотрела в окно на знакомую поленницу около дома. Вдруг ей в голову пришла безумная идея, она подскочила и выбегая из класса сказала:

– Все пишут сочинения!

– А какая тема? – донеслось до неё.

– Любая! – крикнула она из коридора, чем сильно озадачила класс.

В автобусе никого не было, и она ехала до конца посёлка одна.

– Аэропорт! Конечная! – весело сказал водитель.