Записки на поверхности. Рассказы и миниатюры

Я ела в тот день свой бутерброд с кабачковой икрой самозабвенно, впрочем, как и в другие подобные дни. Я никого не вижу и не слышу в такие моменты. Даже, как меня зовут, не сразу вспомнила бы, спроси меня кто-нибудь об этом. Однако полдник, несмотря на своё яркое начало и прекрасное содержание, явно решил пойти наперекосяк.

– Посмотрите, как она неаккуратно ест! – Послышался писклявый голосок Оксаны, и я не сразу сообразила, что это она обо мне. – Хорошие девочки так не едят. Хорошие девочки берут бутерброд двумя пальчиками и аккуратно кусают зубками. Вот, так…

Как именно выпендриваются хорошие девочки за столом Оксана показать не успела. Я залепила ей весь почти не тронутый ею бутерброд прямо в её красивое, фарфоровое личико, не забыв при этом сунуть остатки своего себе в рот.

Оксана зарыдала горестно, как артистка на сцене. Тут же подскочили её поклонницы-воспитательницы и, недолго думая, поставили меня в угол. Свою ненаглядную Оксаночку повели в туалет умывать.

– Чёртова кукла! – Крикнула я ей вслед, и гневный ответ воспитательницы потонул в одобрительном ржании мальчишек.

За это меня наказали до конца дня и мамке нажаловались. Мама качала головой, привычно слушая жалобы на меня, и её без того грустные карие глаза становились ещё грустнее. «Гады! – Подумала я. – Ещё и мамку расстроили!»

– Что ты об этом думаешь? – Спросила мама по пути домой.

– Надо зайти в магазин и купить кабачковой икры, – выдала я радостно.

Фантики

Мы сидели на набережной просыпающейся реки и оживлённо болтали. То есть, болтала, конечно же, я, а жених внимательно меня слушал. Оглядываясь назад, я нередко ему сочувствую. Сколько глупостей я тогда говорила – подумать страшно! То ли дело, сейчас! Нет, я не поумнела с годами, не подумайте лишнего. Просто научилась подолгу молчать. Сейчас мне намного интереснее барахтаться в собственных мыслях, чем трепаться с кем-то, а тогда…

– Один раз я ела очень вкусную конфету, – вещала я, и в глазах моих так и мелькали озорные искорки. Я этого, конечно, не видела. Жених мне тоже никогда о них не говорил, ибо он человек земной и далёк от столь высоких материй. Просто когда молодая девушка несёт вдохновенную чушь с целью развлечь собеседника, искоркам полагается прыгать (мелькать, скакать, разлетаться – нужное подчеркнуть) в её не замутнённых заплесневелой мудростью глазах. – Ела я её, ела и вдруг решила посмотреть, как эти конфеты называются. Смотрю, а обёртка мятая-мятая, ну я и начала её распрямлять. Распрямила такая, ногтём разгладила, смотрю, а это эстонские конфеты, и, знаешь, как они называются?

– Даже боюсь предположить! – Насмешливо вымолвил жених.

– «Вирви»! Можешь себе такое представить? Такие вкусные конфеты, а сами… «Вирви»!

Я зашлась в непередаваемом хохоте. По молодости я так хохотала, что на меня оглядывались прохожие, а, если действие происходило в помещении, то звенели стёкла в окнах и, кажется, даже подрагивали гипсокартоновые стеночки. О посуде в серванте и говорить не приходится: она просто заливалась вместе со мной долгим, весёлым звоном.

Надо сказать, сейчас почти ничего не изменилось. Хохочу я примерно так же, только реже. Некоторые вещи перестали смешить, другие редко попадаются, а третьи… Да, ну их в баню! Не о них речь. А, о чём? Ах, да, о конфетах.

– А ещё один раз я ела конфеты, не очень вкусные, так себе, и тоже решила посмотреть название. Смотрю, а на обёртке… – Я сделала многозначительную, почти Левитановскую паузу. Кажется, в глазах моего собеседника мелькнуло в этот момент… Нет, вовсе не восхищение моими ораторскими способностями. Скорее лёгкое презрение. – …на обёртке кто-то повесился! – Зарядила я со смехом.

– Как так? – Не понял жених, и даже голова его немного дёрнулась от неожиданности. Наверное, она примерно так у повешенных дёргается, только сильнее. Всё-таки я не ошиблась с выбором, очень эмпатичный парень попался. – На конфетной обёртке не могли такого нарисовать! – Заявил он категорично.

– Так нарисовали же! – Настаивала я. – Правда, как выяснилось, художник не то имел в виду. Я еле нашла название. Оно было написано с краю, причём сверху вниз, как в Японии. Даже буквы на японские иероглифы похожими сделали.

– Ну, и как же они назывались? – Устало поинтересовался жених.

– Чио-Чио-сан! Представляешь? – Выпалила я радостно, и он слегка вздрогнул всем телом, то ли от неожиданности, то ли оттого, что я легонько ткнула его в бок. – Это она и была на картинке, под зонтиком. Только вся какая-то свёрнутая набок и как бы висячая. Вот, я и подумала, что это кто-то повесился!

– Н-да-а! Захватывающая история! – Молвил жених саркастически, и я отчего-то почувствовала себя крайне глупой.

Поцелуй

– Андрюха, тебе опять с Паньком целоваться! – Заливаясь хохотом, сообщает бойкая, миниатюрная Оленька, но это ясно уже и без неё, и вся честная компания покатывается со смеху.

Радостно гогочут, выкрикивая подбадривания, все, кроме самих двух «виновников торжества». Андрей и Павел напряжённо молчат. Им выпало целоваться друг с другом то ли в пятый, то ли в шестой раз.

– Куда? – Спрашивает Андрей, набычившийся.

– В нос! – Откликается радостный хор девичьих голосов.

Говорите, что хотите, но законы подлости существуют, и они работают. А что ещё прикажете думать, когда в комнате девушек в два раза больше, чем парней, а поцелуи им двоим – только между собой?

На дворе стоит девяностый год, и действие происходит в студенческом трудовом лагере. Скоро подобные лагеря канут в Лету вместе с огромной, многоликой страной, социализмом и колхозами, а пока вся более или менее трудоспособная часть населения Советского Союза ещё стоит в известной позе на бескрайних полях. Сельское хозяйство продолжает пробивать дно. С полок магазинов исчезают последние продукты, закрываются предприятия и организации, казавшиеся вечными, обесцениваются деньги. Национальные республики бунтуют, требуя независимости, и кое-где идёт стрельба.

Однако, в комнате девчонок весело. Молодость слишком замкнута на себе, чтобы подолгу переживать из-за цен на мыло и капусту, а распад страны кажется чем-то глупым и нереальным. В лагере среди ребят, поступивших на первый курс, есть те, кто бежал от стрельбы из Азербайджана, Туркмении, Грузии, Киргизии. Есть те, чьи семьи приехали из Прибалтики, устав выслушивать в свой адрес оскорбления и терпеть притеснения.

Их рассказы слушают вполуха, да они и не распространяются особо о пережитом. Когда человек пережил настоящий кошмар, он не захочет возвращаться к нему, а тем более убеждать кого-то с пеной у рта, что кошмар реален. У них просто другие глаза, более взрослые.

У Андрея очень взрослые для его восемнадцати лет глаза. Парень почти ничего о себе не рассказывает, но Марина догадывается, что пережил он многое. По-другому просто не может быть, когда ты буквально вчера прибыл из эпицентра вооружённого конфликта.

Большинству присутствующих ребят глубоко плевать на родной город Андрея, затерянный в отрогах гор Средний Азии и на то, что там происходит. Марина в курсе. Её не может не волновать эта тема, потому что её старшие двоюродные сёстры именно сейчас переселяются из Средней Азии в коренную Россию. Пока она «прохлаждается» на овощных полях, они перевозят вещи, покупают, влезая в долги, дико подорожавшие дома, пытаются устроиться на работу.

Андрей подходит к Павлу и брезгливо целует его в нос. Публика в восторге. Чем ещё занять себя пару часов до сна, как ни какой-нибудь искромётно весёлой и до ужаса глупой игрой? Ребята играют в «Кис-брысь-мяу». Это такая разновидность фантов, только без карточек. Задания могут быть самыми неожиданными, но, чем веселее, тем лучше. Молодые нередко одержимы личной жизнью и всем, что с ней связано, поэтому так много «поцелуйных» заданий.

Собравшиеся девушки и юноши имеют весьма приблизительные представления о гомосексуализме. Для них это просто очередная шуточная тема. Скоро Виталик, друг Андрея, начнёт рассказывать всем и каждому, что он не прочь заняться любовью с человеком своего пола. Большинство будет воспринимать это как глупую, позорную шутку. Другие начнут в ужасе от парня шарахаться, когда он в очередной раз станет плести о том, как его возбуждают темнокожие баскетболисты. В итоге все поймут, что он просто придуривается.

Все, кроме одного дяденьки в баре, который однажды примет россказни Виталика за правду, горячо его полюбит и навсегда отучит дурачка болтать глупости и делать фотосессии в обнимку с сомнительными личностями. Здоровенный дядька просто подкараулит его в темноте, затащит в кусты и снимет штаны с симпатяги. Болтливый глупец расскажет, что отбился, и все поверят ему. Люди охотно верят в счастливое окончание историй.

Однажды, ближе к тридцати, Виталик найдёт свою любовь и женится, а пока… Пока ему нравится смешливая, похожая на фарфоровую куколку, несостоявшаяся балерина Оленька, и он от смущения несёт что-то о необыкновенной привлекательности темнокожих баскетболистов. Оленьке, похоже, безразличны его бредни, впрочем, как и он сам.

Зато Инночка смотрит на Виталика неодобрительно. Она практична, как мама, и рассудительна, как бабушка. Не её мама или бабушка, а мама и бабушка вообще. Глядя на Инночку, все думают, что она будущая университетская отличница, потому как она вдобавок к своей небывалой рассудительности ещё в очках и с косой.

Инне кажется, что её одноклассник Дима пошёл учиться на тот же факультет, что и она, потому что влюблён в неё. Её Дима – серьёзный парень, не то, что дурачок-Виталик. Бывший одноклассник обязательно подойдёт к ней и предложит встречаться. Не сегодня, так завтра непременно.

Инночка сдаст первую сессию на одни трояки, как и все последующие. Димы нет сейчас с Инночкой в этой комнате. Он ни разу не посмотрит в её сторону за все пять лет учёбы, а после женится на другой.

Палец водящего останавливается на Марине.

– Мяу! – Объявляет Андрей, стоящий спиной к публике, как того требуют правила.

Компания заходится в истерическом хохоте, во-первых, потому что Паша будет ревновать. Во-вторых, ребята дошли уже до такого состояния, когда смешит всё.

Паша жить не может без поцелуев Андрея! Облегчение, написанное на его лице, буквально кричит об этом.

– Куда? – Спрашивает Андрей обречённо.

– В губы! – бодро рапортует Танечка.

Природа одарила её просто ужасной внешностью, но характер Танечки – чистое золото, а интеллект – настоящий клад. Очень редкое сочетание. Некрасивые девушки обычно злы на весь белый свет, а тут человеку явно повезло с воспитанием и условиями жизни. Татьяна – отличный друг, надёжный товарищ. Жаль, проучится она с Мариной, Олей, Инной, Светой, Оксаной и Павликом недолго. Она покинет вуз и город, едва доучившись до первой сессии.

Нет, она очень умная, и учёба будет даваться ей сравнительно легко. Просто Танечка поступала сюда в надежде на то, что будет много парней, но на их факультете только Паша и ещё пара зашуганных мальчиков. Даже Андрей и Виталик с другого факультета. На следующий год она подаст документы в металлургический институт у себя в родном городе, и следы её затеряются.

Андрей нехотя подходит к Паше, притягивает его к себе своими небольшими, но крепкими руками и тянется губами к его губам. Паша отстраняется. Андрей не отстаёт. Кажется, от возмущения Павел разучился говорить: он мычит что-то нечленораздельное, а ребята все, как один трясутся от хохота и тоже ничего сказать не могут.

Павел отбивается от оппонента своими длинными, паучьими конечностями, но невысокий, коренастый Андрей не сдаётся. Он явно сильнее, и Паша в итоге падает под его натиском на кровать. Андрей, запнувшись о чьи-то ноги, падает сверху. Хохот становится сатанинским. Павел впадает в панику и кричит, но никто не приходит на помощь, ибо всем жаль прерывать такое веселье.

Наконец, находится один сердобольный человек. Марина легонько хлопает Андрея по плечу и говорит, что теперь не Пашина очередь целоваться с ним, а её.