Маринка

Маринка
Жанна Антонова

Рассказ в жанре фэнтези. Авторская подача вначале в ироничном тоне, потом фантасмагория меняется по сюжету, уводя в трагедию. С первых фраз увлекает интрига с невидимым врагом, избивающим героиню на пороге квартиры. Маринка не понимает, кто обидчик, потому что он невидимый, а ссадины и синяки на её теле реальны. Вначале рассказ ведётся от первого лица героини. Затем автор меняет режим повествования, и читатель наблюдает как бы со стороны. Сын Маринки рассказывает про себя сам. Автор поднимает этические вопросы о воспитании. Предлагая читателю поразмыслить, а кто невидимый на самом деле в рассказе? Ангел или для матери сын? Предлагает порассуждать, как часто взрослые не замечают проблемы детей, не вникают в их внутренние переживания.

Жанна Антонова

Маринка

Открыв ключом входную дверь своей квартиры, я вошла в темноту прихожей.

И сразу же получила удар в нос. Мне показалось, что вся кровь моего организма взбунтовалась,  перекочевала в носоглотку, где клокотала, отдаваясь  в висках барабанной дробью.

Подумалось, что  сошла с ума и ещё пришла в голову дурацкая мысль о внезапном бунте измученного диетами тела.  Почему так подумала?

Да потому, что был светлый день. В квартире, залитой солнцем и заляпанной моей кровью, совершенно никого не было. На меня не падали предметы, как при полтергейсте. Боевик с гранатометом не прятался за шторами.  А маньячелло с кривым кинжалом не притаился за высокой  спинкой кресла.  Обалдеть! А что бы я тогда смогла сделать?

Ясно, что  без боя бы не сдалась. Как представила себе огромного громилу, жутко стало. Допустим,  долбанула бы его по  башке табуреткой и он бы сразу вырубился как в кино?

А маньяка ошпарила бы кипятком? Нет, нет. Пока до кухни добегу, он меня бы прирезал.

Хорошо, что я уже улыбалась над своими фантазиями и понемногу успокаивалась.

Однако, нос распухал и кровь из него реально капала на пол.

«Сумасшедший не осознает, что он сумасшедший». Замыленная фраза мне в утешение.

А я осознаю или нет?  Нет, лучше бы не усугублять и не накручивать себя.

Опять застыла в тревожной стойке, оглядываясь вокруг.

Не понимаю, откуда в мой нос прилетел  внезапный удар ? Из окна мяч? Так седьмой этаж.

Может быть ослепшая внезапно птица? Но стекла целы, и форточки наглухо закрыты.

Кое-как остановив кровотечение, я плюхнулась в кресло и запрокинула голову. Ошарашенно пялилась в потолок. И вдруг все потемнело.  Неизвестные силы звезданули  по лбу так, что вмиг, будто переродилась в футболиста. Надо иметь чугунную башку форварда, отбивающего головой мяч с такой силищей, что сотрясает мозг,  наверно с похожей истязающей болью.

Тут же последовал  удар в глаз и сильные шлепки по щекам. Лицо обдало жаром, загорелось.

Я визгливо затявкала не пойми каким зверьком, будто кого- то отпугивая, а потом взвыла,  уносясь из кресла ввысь до самой люстры, сшибая хрустальные подвески.

Нет, я не дам себя калечить! Бешено крутилась, как собака за хвостом, оглядывая комнату. Забежала в спальню, ворвалась на кухню, заглянула в ванную комнату. Вышла на балкон и тупо смотрела с седьмого этажа на прохожих, выискивая замаскированных врагов.

Никто и ничто не зацепили моего пристального внимания, а уж до меня, торчащей из- за балконного ограждения и дела никому не было. Внизу перед моими глазами хаотично двигались головы, ноги, расстилались  неровные пятна выцветших газонов. Виднелся серый асфальт в выбоинах, похожий на лунную поверхность. Крыши машин в тесном дворе, как темные гробы. Мрак, боль и грусть давили на  меня.

Осторожно на носочках прокралась к дивану и тихо уселась, заморозив тело в надменной позе актрисы, будто гордая аристократка перед казнью. Все тело болело, колотилось сердце.  Сильно бесило, что не могу себя защитить и дать сдачу тому, не понятно кому. Отомстить, отметелить как следует обидчика. Вот только найти бы эту невидимую сволочь.

Я уже достаточно накопила  в себе звериной ярости и настраивалась на битву.

На мою гордо торчащую голову долго никто не покушался, и спина заныла от напряжения  в ожидании  неизвестно чего.

Постепенно сердце моё успокоилось. Кругом тишина , ни звука, только из подтекающего крана – кап, кап, кап.

У меня в квартире совсем мало укромных уголков, где мог бы спрятаться враг.   Хотелось обмануть себя, что ничего страшного не произошло.

Помешательство. Минутное забытье, бред от усталости. Я только что с выезда и совсем мало спала в эту смену.

Подумаешь, горе какое! С каждым бывает.  Про себя рассуждала я, одновременно обкладывая льдом лицо. Вот, уже хорошо. Ах, как хорошо! Только мой толстый распухший нос, заткнутый ватными тампонами, не дышал, а ныл и ныл, зараза, не давая передышки. Слишком ощутимый факт реальности. Рано расслабилась.  Думай, Маринка, думай.

Растянулась на диване и судорожно начала вспоминать.

**

Живу в типовой  двушке, доставшейся по наследству от бабушки маме, а после смерти мамы царствую одна.

Никогда мое уютное гнездо не выталкивало хозяйку и не обижало. Муж тоже не обижал. Даже тогда, когда вежливо прикрыл за собой дверь мило улыбаясь, и назвал меня диетической галетой. Это было давно, шестнадцать лет назад. Беременность ещё не влияла на мою гордость по простой причине незнания о ней. Молодость добавляла дерзкой уверенности в своей правоте, и я помахала ручкой вслед уходящей первой любви.

Ха! Галета. Так все же ради тебя, дорогой. А раньше, что  было раньше?

Моя  объемистая грудь, казалось, вылетит из платья к нему навстречу без всякого на то, моего согласия. В полузабытой юности  мое сдобное пышное тело было ещё тот провокатор. Явно выделяясь телесными рельефами, напористо выступающими со всех флангов, нагло  привлекая  озабоченные мужские взгляды.

Хорошо, что всё осталось в сумеречном прошлом.

Бывало дома перед зеркалом дотошно  примеряла к себе движения, на мой взгляд, подходящие томной загадочной леди.

А моя голова компрометировала, будто прыгая на короткой шее как вздумается.  Что- то непристойно громкое, подобное лошадиному ржачу, вылетало из моей глотки, когда я слышала даже незатейливый анекдот. Патологическая смешливость искажала гримасой   лицо и так, не слишком облагороженное природой. Не удержать в стойле резвую лошадку с крутым нравом. В компании сверстников за версту было слышно громкоголосую дурынду, засевшую во мне.

А рот! Что вытворял мой рот, дорвавшись до поцелуя! Это же атомная Фудзияма.

Тьфу ты, Боже мой. Фудзи – гора. Нет, наверно, не гора. Короче, атомная, которая взрывалась везде в глубине меня. От терпкого жара я изнемогала, еле удерживая распирающую энергию в себе. Как разрушительная радиация ядерного гриба, так страсть опаляла мое нутро.

От того, почему- то смех разбирал меня, наверно опасаясь обиды от посторонних и маскируя неуверенность.  Тех, кто оказывался рядом, как бомбой шарахало от меня. От,  пожирающей симпатию, моей словоохотливости.  Бедные поклонники! Они, чуть опомнившись, уносили ноги от чувственной атаки полногрудой громкоголосой насмешницы.

Да, раньше  хотела обнять весь мир и помочь всем и любить всех.  Что со мной стало?

? Маринка, ты когда-нибудь глаза закрываешь? ? с укором спрашивала меня мама. ? На твои горящие маяки подплывает много кораблей. А остаются только щепки.

Мама была главным философом в семье, любила поучать. Все мои промахи по жизни считала великим горем, что раздувала до космических масштабов. Говорила, что это космос хочет сделать нас несчастными, чтобы мы учились и не грешили.

Когда это было? Я уже тысячу обликов примерила на себя. И атомную страсть- Фудзияму давно раздробила на аккуратные стекляшки, отражающие мир как требуется, а не как хочется в розовых тонах и солнечных бликах.

Поставила тугие заглушки  на все нежные точки своей некогда обширной обманутой души.  Предательский взрывной темперамент надежно погребла под  масками  равнодушия.   Девиз моей хладнокровной жизни теперь такой, – если я чего- то не знаю и не вижу, значит этого нету.

Так легче жить, так не больно.

Но довольно, хватит воспоминаний. Кому бы позвонить? Нет, нет. Что подумают? Да и слов-то не найти, как  описать то, что со мной случилось и не прослыть душевнобольной.

Ну и ладно. Подожду до завтра. У меня лишь хрустел нос и заплыл глаз, а так – терпеть можно. Завтра, завтра. Подумаю об этом завтра. Где-то я это уже слышала.

**