Ему, наверно, было прямо ну очень скучно.
– О чем думаешь?
– Как бы провести шхуну к Багису за шесть суток, – как можно спокойнее ответил я.
– Ты же у нас что-то вроде военнопленного, так? – поинтересовался тот.
– Если бы это было так, я, наверное, не стоял бы за штурвалом, так? – вообще-то матрос был прав, но признать это было труднее, чем провести корабль в Кровавом проливе.
– И все же это так, а стоишь ты тут потому что мы только рулем ворочать и умеем. Слушай, а как это ты так умудрился, а? Мы же почти никаких усилий не приложили, чтобы вас разбить.
– Иди к черту, парень, – к тому моменту я просто рассвирепел.
– С чего бы это? – с вызовом спросил он. Краем глаза я заметил, что он закатал рукава. Он явно искал драки, и он ее получил. Только если дракой можно было назвать падение на шканцы после того, как я крутанул штурвал. Судно вильнуло, на корме это особенно видно. Поставив руль в изначальное положение, я невозмутимо прижал лежащего к палубе ногой. Предупредив продолжение я подавил радость в глубине души от возможности впервые за долгое время помахать кулаками, разукрасить кому-то морду и остудить свой пыл. Только лишь в том случае, если лежащий сумеет подняться, конечно. Но тут я увидел коммодора, поднимающегося по трапу и отпустил его, ожидая взбучки, которую, впрочем, не боялся. Хет выглядел неважно. Ноги не очень крепко держали его, под глазами были синяки, от прежней энергии не осталось и следа. Я понял, что это была за головная боль. Ром называется. Пират поднялся на квартердек и, бросив взгляд на с трудом встающего матроса, сказал:
– Мне кажется, я дал вам достаточно времени отоспаться, мистер Гарри.
Гарри встал и, одарив меня взглядом, полным яда и получив мой насмешливый кивок, ушел. Ох уж эта моя привычка наживать себе врагов там, где не надо. А коммодор в это время продолжил череду интереса до меня, настроенного крайне мрачно.
– Это вы сделали?
– Я, – ответил я, думая, что ж в моем лице такого говорящего “мне одиноко и скучно, пожалуйста, втяните меня в разговор”.
– Не боитесь последствий?
– Сейчас это будет хоть справедливо, – тихо сказал я не столько ему, сколько самому себе.
– Что вы сказали? – сразу оживился он.
– Ничего, – отмахнулся я. – Не берите в голову, коммодор.
– Сомневаюсь, чтобы ваш начальник мог наказать вас или кого-либо другого нечестно, – заявил он. – У людей есть привычка не видеть своих промахов.
– Может быть, – тихо уклонился я.
Тут разговор с Хетом перешел на второй план – у меня появилось ощущение тревожности.
Хет тем временем говорил:
– Кстати, мы с ним пересекались несколько лет назад. Вспомнив об этом, прошу меня извинить – может быть, я немного поспешил с выводами.
Я не ответил. Я уже убедился в своем предчувствии. На траверсе по правому борту что-то было. Команда на шкафуте тоже начала тревожно озираться.
– Прикажите поднять бом-кливер и фор-стеньга стаксель и потравить шкоты. Идем полным ходом, – уже успокоившись и все поняв, сказал я.
Явно все еще ничего не понимающий из-за хмеля коммодор обернулся и грязно выругался. Из тумана вынырнул нос фрегата, направленный нам в правый борт.
– Поднять все паруса! Потравить фока и грота-шкоты! Живей, живей, ребята! Идиот. 25 лет в Море, и так облажаться. Советую вам держаться крепче. Не сможем уйти, уже слишком поздно, – с досадой продолжил он.
– Уйдем, – уверенно произнес я в ответ.
Шхуна с потрясающей скоростью ушла от фрегата, чей нос все еще грозил протаранить гакаборт “Бури”. Не теряя ни одной лишней секунды, я резко вывернул штурвал и судно изящно увернулось от столкновения. Но поворот был совершен резко и шхуна накренилась. Вцепившаяся кто во что команда могла видеть, как флагшток бизань-мачты коснулся стеньги фрегата. Но в тот момент я этого не заметил.
– Здорово! – невольно вырвалось у меня. Глаза мои горели восхищенным скоростью корабля огнем. В тот момент существовали лишь “Буря”, ветер и волны. Люди на фрегате ликовали ничуть не меньше, чем на шхуне. Когда мы наконец встали ровно и спустили паруса, Хет коротко заметил:
– Потрясающе.
Эта похвала явно была обращена кораблю.
– Знаю.
– Большой опыт обращения с ней?
– Примерно лет двадцать.
– Сколько вам? – внезапно поинтересовался он, нахмурившись. Я засмеялся.
– Мой возраст как мировая загадка… Где-то тридцать.
– Так рано… – пробормотал Хет и тут же повторил: – Вы так рано пошли на королевский флот?
Я поджал губы, думая, как ответить.
– Меня не спрашивали.
Он понимающе кивнул.
– А все-таки, как вас зовут?
– Ну, все зовут меня Дюк, – уловив привычку Хета аристократически растягивать предложения, я подсознательно повторил ее: – В ответ хочу спросить – что заставило вас обратиться к такому ненадежному способу залечивать раны, как пьянствование?
Хет грустно улыбнулся.
– То же, что заставило меня обратиться к такой ненадежному способу жить, как пиратство. Приношу свои извинения, если помешал.
Он, пошатываясь, ушел. Я смотрел ему вслед, лелея в душе какое-то странное чувство. Подумать только, меня… уважают! Сейчас мне смешно мое тогдашнее изумление, но тогда моим единственным начальником был экс-командир, а это о многом говорило. Хет был кардинально непохожим на него. Интересно, что за печаль гложет такого… хорошего человека, думал я.
Туман наконец рассеялся, когда на горизонте появился Багис. Пришли мы в точно назначенный срок. “Буря” легла в дрейф и ее пленных отправили добираться до берега. Ко мне подошел Питт.
– Мы пришлем за тобой, – шепнул он. Я окинул его благодарным взглядом, посмотрел на Хета. Не глядит, доверяет. Я улыбнулся и покачал головой.
– Спасибо, Питт. Но мне там делать нечего.
Он с пониманием и печалью кивнул. Мы пожали руки и он направился к шлюпке.
Я был на палубе, с тревогой созерцая степень дырявости парусов, когда услышал завывания за спиной.
– Выпьем, выпь – ик! – ем гидролю, ай-лю-ли, ай-лю-лю!..