– Твоя взяла. Или должен я сказать, ваша взяла, господин командир?
Я скривился.
– Я все-таки предпочитаю “Дюк”.
Они улыбнулись и мы покинули трактир, как друзья.
С тех пор я командовал и участвовал во многих битвах, но ту, первую, запомню навсегда. Дивизия шла вдоль мыса Виттори, “Буря” была в наветре. Я сидел в каюте и чертил линию, проходящую к точке пересечения окружности с центром в точке…
– Капитан!
Дверь за моей спиной открылась, и я пробубнил, не выпуская циркуль изо рта:
– Я занят, иди забери у этих проклятых рогатых, че они там взяли, сам.
– Дюк, там паруса…
– Ну естественно там паруса, а ты думал мы посредством сильной-сильной хотелки вперед двигаемся?
– Да нет же, на горизонте, в 45 милях отсюда.
Я бросил карандаш и развернулся.
– Чьи?
Ричи пожал плечами. Я выругался, как баржевик, и вышел на палубу.
– Дай сюда, – я забрал у нашего дракона его трубу и направил ее на норд-норд-ост. Пока удавалось насчитать только 4 корабля. – Доложите.
Когда приказ был выполнен, я тихо пробормотал:
– Ну не тормози ты только, чертов ты дьявол, соображай скорее…
Пиратская эскадра коммодора Хета. Мы получили приказ выстроиться в линейный боевой порядок. Эскадра приближалась и показала 10 кораблей. У нас в строю насчитывалось 6 боевых лайб. Хетовская эскадра разделилась на две колонны и приготовилась к бою. Нам приказали начать обстрел, ни в коем случае не выходя из линии. Его авангард поравнялся с нашим и обе стороны с грохотом дали залп. Противники отделались несколькими пробоинами и пираты упорно продолжили свой путь, немного лишь накренившись на штирборт. Они оставались на безопасном расстоянии от абордажа. Я с досадой понял, что они просто убегут, за несколько часов залатав повреждения. Тогда я предпринял одну штуку.
– На гика-шкоты. Приготовьтесь брать круче, когда я скажу, – говоря это боцману, я отошел от фальшборта, но дракон преградил мне путь.
– Ты, что с дуба рухнул? Приказ был…
– Я знаю, какой был приказ.
– Тебя отправят на военный трибунал!
– Пусть отправляют, а до тех пор капитан на этом корабле – я, поэтому иди и передай матросам, что было сказано, пока я не насадил твою башку на бушприт!
Не дождавшись его повиновения, я спрыгнул со шканцев и гаркнул:
– На гика-шкоты! Живо!
Мы приготовились, и когда ведущая лайба оказалась от нас в кабельтове, шхуна быстро вышла из линии и подрезала ему нос. Столкновения было бы не миновать, но мы, не останавливаясь, выстрелили и со скоростью полных 20 узлов увернулись. “Буря” вильнула и, улегшись галфвинд, снова открыла огонь. Это мы проделали под покровом неожиданности, но дальше было труднее. Ведущий корабль стал неуправляем и вынужден был лечь в дрейф, перекрыв ход остальным. Я ликовал, но праздновать было некогда. Шхуна двинулась дальше и, оказавшись борт о борт со вторым корветом, перенесла паруса на бакборт, замедляя ход, как для залпа. Корвет, готовый к этому, торжествующе поджег фитили пушек, но как раз в этот момент наши косые паруса были поставлены назад и, когда в нашу сторону полетели ядра, шхуна уже пересекла полукабельтов. К сожалению, этого было недостаточно, чтобы полностью оказаться в безопасной зоне. Я согнулся от резкой боли в боку, отдающей в ногу, и понял, что повреждена корма. Но это не помешало “Буре” начать поворот фордевинд, благодаря которому мы оказались между кормой корвета и носом следовавшего за ним фрегата. Меня охватила приятная дрожь. Я не удержался от злорадной улыбки.
– Огонь!
“Буря” жалит редко, но метко. Она выстрелила с обоих бортов, пробив корпуса одновременно двух кораблей и скрылась от возмездия. Половина пиратской эскадры оказалась в весьма затруднительном положении. С одной стороны – строй королевского флота, с другой – ветер и мыс, а стоять на месте нельзя – между кораблями лавирует юркая шхуна. Когда мы получили слишком много повреждений и потеряли былую скорость, я взял на абордаж уже пятый по счету мной же и обстрелянный корабль. Оставшейся колонне ничего не оставалось, кроме того, чтобы повернуть и, спустив флаг, убежать. Со второй колонной дела обстояли не лучше для флибустьеров. В итоге захваченными оказались 2 лайбы, столько же потоплены, а остальные ушли. Не самый худший результат.
Я много смертей повидал на своем веку, и никогда не придавал им большого значения. Но когда ответственен за это стал я, я испугался. Погибших было немного, но они были, и я их знал. Правильно ли я поступил, самовольно начав рукопашное сражение? Чем я лучше командира, если ради того, чтобы потешить мое самолюбие, погибло столько людей? Я, приволакивая ногу и держась за плечо, но обуреваемый другого рода болью, прикрыл глаза здоровой рукой и прислонился к мачте. Что я наделал…
Глава VIII
Думаю, понятно, в каком настроении я пребывал, когда явился по вызову на “Победителя”. Команда командира ждала там, сурово глядя на меня.
– Ну? – резко сказал я. Я страшно устал, буквально чувствуя, как разваливаюсь сам и как разваливается шхуна.
– Палки гну, – съязвил командир “на моем языке”, как он это называет. Матросы и солдаты вокруг нас отлично знали степень дружбы в наших взаимоотношениях, поэтому никто ничему не удивлялся.
– Ну и гни… те, а от меня вам чего надо?
– Сэр!
Я протяжно вздохнул.
– Поговорим наедине?
– Чего ты хочешь? – устало спросил я, переходя уже все грани фамильярности.
– Не много ли ты себе позволяешь?
Я засмеялся было, но тут же поморщился – цапанули и шпангоут, значит.
– А что мне еще терять? Ты ж меня на трибунал хочешь отправить?
– Могу, если хочешь. Но…
– Но? – удивился я.
– Но ты тут не за этим.
– А зачем тогда?
Он, пересиливая себя, глубоко вдохнул и отвернулся.
– Давай сделаем вид, что я тебя похвалил и поблагодарил.
– За что? – еще больше удивился я.
– Ты это специально делаешь?? – не выдержал он.
– Делаю что?..