Нет мира в конном мире. Часть 1. Вход

В тот день у площадки дежурил в машине папа одной из девочек. Он перемахнул через забор, подбежал ко мне, помог подняться, проверил, все ли цело. Подбежал и тренер. Наклонился ко мне и обдал густым запахом перегара. В этот момент мне стало ясно, что за мою жизнь, когда я в седле, никто не несет никакой ответственности. Я отвечаю за себя сама, и никто больше!

В конном спорте часто спиваются. Начинается все чаще всего невинно. В Питере, в отличие от Москвы или Минска, никогда не было приличного конно-спортивного центра. Больших крытых манежей не существовало. Исклю- чением стал только Ленманеж, и тот небольшой, со столбами, которые приходилось объезжать. Был еще когда-то ипподром на улице Марата, но он сгорел. Восстанавливать рассадник азартной игры в тотализатор, чуждый советскому человеку, не стали, и на его месте построили Театр Юного зрителя. Притом все манежи кавалерийских полков прекрасно сохранились, правда, функционировали не по назначению. Прекрасные просторные манежи и конюшни заняты выставочными залами и музеями. А неприкаянные спортсмены-конники ездят на улице в любые морозы и греются водкой.

Со временем выпивка становилась привычкой, и человек медленно, но верно спивался. Конечно, лошади – тоже своего рода наркотик, но перед химической зависимостью организма от очередной дозы спиртного даже лошади бессильны. Юра тоже стал жертвой такого постоянного «сугрева». Он пил, потом завязывал на какое-то время, смотрел мутным взглядом на лошадей, трезвел, добивался даже каких-то спортивных успехов, бурно их отмечал и срывался опять. Я попала к нему в один из переходных периодов. Юра был маленький и сухонький, то ли потому, что спортивный, то ли давала уже о себе знать измученная печень.

Забегая вперед, скажу, что кончил он плохо. Умер Юра от почечной недостаточности в возрасте 46 лет, хотя последние два года не пил, имел собственнуюю лошадь и неплохо на ней выступал по большим высотам, то есть прыгал выше ста тридцати сантиметров.

Меня привезли в ближайшую «травму». Диагноз рентгенолога оказался неутешителен: перелом ключицы и отрыв какого-то там бугорка. Пришлось наложить гипс. Гипс был современным, и в нем можно было мыться, но сам жутко царапал кожу и мешал спать. Левая рука зафиксирована, все приходилось делать правой. Месяца два я страдала без лошадей и за лошадей. Но это была добровольная жертва, положенная на алтарь конного спорта.

Должна сказать, что вокруг каждого перспективного «чайника», а именно так именуют нас профессионалы, всегда начинают толочься некие «специалисты», которые принимаются раскручивать его на индивидуальные тренировки, на собственную лошадь, на дорогую амуницию, на оплату стартовых… да мало еще на что! А если этот человек еще и добрый и порядочный, то раскручивают из всех сил. Есть среди них люди, виртуозно владеющие гипнозом. Ибо ничем другим объяснить то, что со мной случилось вскоре, я не в состоянии.

Дама, явившаяся в нашу прокатную конюшню не в самый прекрасный день, именовалась Раиса Ивановна Хомутова. Вообще все люди, которые в этой истории сыграли определенную роль, имели «лошадиные» фамилии. Не в самый прекрасный, поскольку то, что случилось позже, мне пришлось расхлебывать еще двенадцать лет, а это срок! Хомутова – небольшого роста с голубыми глазами навыкате. Ходила в конных бриджах круглосуточно. «Профессионалы» всегда и везде ходят в конных бриджах, даже если гребут навоз. Так их легко можно опознать. Будьте осторожны! Говорила Хомутова очень убедительно и всегда во множественном лице. «Мы решили. Мы подумали» и т. д. При этом ногти на ее руках отличались хронической траурной каемкой. Но меня почему-то тогда это совершенно не смутило. Все прокатчики про Хомутову говорили не иначе, как с почтительным придыханием. Она занималась у самого Смыслова!

Учитывая, что Юра Осадченко как тренер и человек в моих глазах упал, его место неизбежно должен был занять другой авторитет. Раиса Ивановна поначалу взялась тренировать девушку Катю на коне, принадлежавшем Марине – хозяйке конюшни в Стрельне. Уж не помню кличку коня, но все звали его Веник. Небольшенький гнеденький конечек, породистый, но плохо выращенный, или на конном сленге «затянутый» – роста сто пятьдесят сантиметров, с узкой грудью, чахлым хвостом и неправильным поставом ног. Катя же, напротив, кавалерист-девица роста, можно сказать, гренадерского. Смотрелись Катя и Веник вдвоем довольно комично. Из последних силенок маленький Веник прыгал с огромной Катей на спине.

Венику дал путевку в жизнь некий Дядя Боря, который сказал: «гибкий, прыгать будет». Видимо, дядя Боря являлся еще более крутым специалистом, чем Хомутова, поскольку заслышав это, наша Раиса Ивановна как-то не на шутку оживилась и продолжила тренировать Катю с еще большим рвением. Поначалу занятия Кати и Веника в нашем крошечном круглом манежике вызывали массу интереса. К частным лошадям всегда повышенное внимание со стороны прокатчиков. У каждого из нас была мечта иметь свою лошадь. Чаще всего она так и оставалась мечтой, поскольку либо заедал быт, либо денег на такую «блажь» не находилось. Потом у Кати с Веником как-то не заладилось. На любительских соревнованиях по конкуру они заняли третье место от конца. Возмущаться начала хозяйка Веника, недовольная результатом, который показал конь. Катю с лошади сняли, и Хомутова тоже получила отставку.

Великому тренеру Хомутовой нужна была новая жертва, чтобы реализовать тренерский потенциал, и она взялась за меня. Понимание ситуации пришло позже, а сперва внимание тренера-профессионала мне, естественно, польстило. Раиса Ивановна подходила ко мне невзначай, поправляла руки-ноги, давала мелкие, но ценные советы. После очередной неразберихи в смене она выдала сакраментальную фразу:

– Пора, Алевтина, покупать собственную лошадь. Прокат есть прокат. К тому моменту я занималась верховой ездой уже год, зачастую по шесть часов в неделю, оставив в прокатной конюшне массу денег. При этом гарантий, что я буду ездить на лошади, которая мне подходит и нравится, у меня не было. Да и спортом на серьезном уровне на прокатном коне заниматься невозможно. А мне отчаянно хотелось спортивных побед. Нужна была собственная лошадь.

Как ни странно, Филиппенко идею поддержал. Его московский клиент являлся коневладельцем, и моему мужу захотелось встать с ним на один уровень. Вскоре мы начали ездить по конюшням и искать коня. Поначалу нам катастрофически не везло. Достойных кандидатов быстро раскупали, и стоили они дорого. Я чуть не купила вишнево-гнедую ганноверскую Филиппинку, но меня опередили девочки из соседнего клуба. Филиппинка досталась им.

Поскольку всадником я была неопытным, лошадь мне требовалась спокойная, адекватная и хорошо выезженная, чтобы научить меня премудростям верховой езды. И самое главное, это должна быть лошадь, готовая сотрудничать со всадником. Мышцы, необходимые для верховой езды, у меня накачались, но в седле я себя чувствовала еще неуверенно. История с Дукатом показала, что я не хочу бороться с лошадью, а хочу равных с ней отношений, своего рода дружбы. Оживленные споры вызвал пол предполагаемой лошади.

Вариантов было два – кобыла или мерин, то есть кастрированный жеребец. Кобылы, как все женщины, существа капризные, особенно в момент «охоты», то есть в тот период, когда кобыла готова к спариванию. Это серьезный минус. Зато мерины, как лошади, лишенные определенной радости жизни – как правило, существа равнодушные. Это тоже плохо.

Кандидатура жеребца на должность моей первой лошади не рассматривалась по вполне определенной причине. Жеребец – мужик, у которого женщины всегда будут на первом месте. Если жеребец побежит «жениться», то справиться с ним будет крайне сложно. Результатом самопроизвольного спаривания лошадей в манеже могут стать серьезные травмы всадников. Это было ясно даже мне. Еще мне хотелось, чтобы лошадь была крупная, поскольку я и сама не маленькая и не худенькая. Необходимо, чтобы пара лошадь-всадник смотрелась гармонично. Я бредила выездкой и мечтала о лаврах Елены Кочетковой, которая, как оказалось, и была той самой «теткой», которая так грубо прервала мой сказочный полет в возрасте четырех лет. И та лошадь, на которой я сидела, действительно был Пепел, олимпийский чемпион.

Что касается породы будущей лошади, тут сомнений не было. Я хотела тракена. То есть лошадь тракененской породы. Хочется сказать об этой породе несколько слов, поскольку ее история весьма интересна. Это одна из древнейших заводских пород, и ее история насчитывает более 300 лет. Древнее только арабская, ахал-текинская и английская скаковая, она же чистокровная верховая. Родина тракенов – конный завод «Тракенен» в Восточной Пруссии, это на территории нынешнего Калининграда. Английских и арабских жеребцов скрещивали с местными прусскими кобылами, добиваясь выведения крупной, добронравной и красивой лошади для нужд немецкой кавалерии. Перед Второй мировой войной это была одна из лучших пород для конного спорта, хотя и уступала в красоте нашей орлово-растопчинской.

Граф Орлов сыграл огромную роль в российском коннозаводстве, и он вывел не только орловского рысака, который известен, без сомнения, даже людям, от лошадей далеким. Совместно с графом Растопчиным Алексей Орлов заложил основы замечательной русской верховой породы. Лебединая шея, маленькая сухая голова с красивыми большими глазами, высокий рост, стройные сухие ноги с высокими копытами, только темные масти – вороная или темного-гнедая без отметин, – таковы были основные черты представителей этой замечательной породы. Характерного «растопчинца» можно увидеть на картине Брюллова «Всадница», на «растопчинце» сидит император Николай l на памятнике рядом с Исаакием, да и Клодту для скульптур на Аничковом мосту тоже позировали «растопчинцы».

Эта лошадь – грациозное чудо, горячее, но при этом хорошо управляемое и кроткое, как ребенок. Известно, что граф Орлов браковал дурноезжих лошадей и на племя их не пускал. Орлово-растопчинская лошадь – лошадь офицера или его супруги, предмет гордости своих владельцев, ожившая скульптура или картина. Наше национальное достояние.

Перед войной почти все поголовье орлово-растопчинской породы, оставшееся после ужаса Гражданской войны, было сосредоточено на Украине. Лошади попали в зону оккупации. Так мы лишились орлово-растопчинской породы. Маршал Буденный – большой знаток и любитель лошадей, решил поквитаться с немцами, экспроприировав Тракененский конный завод. Ценные матки с жеребятами и часть племенных жеребцов были эвакуированы немцами, но значительная часть поголовья завода досталась русским войскам. Трофейные лошади отправились в Ростов, в Сальские степи. Часть табуна конного завода «Тракенер» не выдержала долгого перегона, часть – не смогла акклиматизироваться в России. Но выжившие дали потомство, и СССР получил некоторую компенсацию утраченным в годы войны растопчинцам.

Тракенов активно использовали в классическом спорте, и практически все крупные олимпийские и европейские победы были одержаны советскими спортсменами на лошадях именно этой породы. Ихор Ивана Кизилова и этот самый Пепел Елены Кочетковой были у всех на слуху. Эта черная лошадь и сердитая «тетя» и заразили меня болезнью, под названием «лошади».

История моего дебюта в седле быстро распространилась среди прокатчиков. Раиса Ивановна Хомутова дала мне кличку «позолоченная попа». Хомутова тем временем втерлась в доверие не только ко мне, но и к моему мужу, сыграв, в первую очередь, на гигантском его самолюбии и тщеславии. Небольшого роста, физически крепкий и хорошо скоординированный, мой супруг был буквально создан для верховой езды, но ему не хватало терпения и упорства.

Филиппенко вообще все давалось очень легко. Он рьяно брался за новое дело, добивался невиданных успехов и быстро терял все завоеванное. В основном благодаря своему скверному характеру. Хомутова методично «кормила» нас байками о том, что конный спорт – самый демократичный. Дескать, можно начать в любом возрасте и добиться умопомрачительных побед. Нужно только найти правильную лошадь. В пример приводилась Лиз Хартель, которая переболела полиомиелитом и всю жизнь хромала. Конным спортом Лиз начала заниматься после тридцати, но смогла выиграть Олимпийские игры. Какой пример для подражания!

А вот Елене Кочетковой от Хомутовой частенько доставалось. По ее словам, Кочеткова была лишь хорошим демонстратором. Готовили Пепла к Большому призу совсем другие люди, но у Кочетковой был папа – министр сельского хозяйства СССР, поэтому она и получила Пепла, который позволил ей стремительно ворваться в мировую конную элиту. Принижение достоинств заслуженной всадницы явно давало Хомутовой уверенности в себе. Нужная лошадь все никак не находилась. Одна была слишком маленькая и хрупкая, другая не подходила по здоровью, третья – слишком молодая и неопытная, четвертая обладала дурными привычками, пятая от рождения оказалась непригодной к выездке. А я уже считала добытые розетки с лентами в своих мечтах! Пятая была настолько горяча и не управляема, что сидеть на ней было просто страшно. Второго Дуката мне не хотелось.

Для тех, кто не в курсе, расскажу, что такое выездка или высшая школа верховой езды. Изначально это один из военных навыков лошади. Для того, чтобы всаднику- воину удобно было наносить удары сверху по врагу, лошадь должна была идеально слушаться седока, уметь разворачиваться на месте, идти назад, вставать на дыбы и многое другое. Такие элементы выездки, как пируэт, осаживание и лансада имели чисто практическое назначение – развернуться, подобраться к врагу и встать так, чтобы всаднику было удобно колоть-рубить врага. Со временем выездка превратилась в развлечение офицеров, а потом и совсем перешла исключительно в область спорта.

Лошадь для выездки должна выглядеть своеобразной лошадиной супермоделью. Она обязана быть правильного сложения, иметь длинную шею с удлиненным затылком, небольшую голову. Ее движения должны быть правильными и свободными. Выездковая лошадь парит, едва касаясь земли, буквально пожирая ногами пространство. Тогда лошадь «судится», то есть получает у судей высокие баллы. Выездка так же необъективна, как бальные танцы или фигурное катание. Идеальная масть для выездки – вороная, желательно без отметин. Тогда она сочетается с черным фраком и цилиндром всадника и смотрится гармонично и монументально. Впрочем, спортсмены ездят и на гнедых лошадях, и даже на рыжих и серых, но картинка получается уже другая. Менее четкая.

Хомутова смаковала каждую отсмотренную лошадь и пускалась в длительные и пространные объяснения, по- чему именно эта лошадь нам с Филиппенко не подходит. Я уже начала терять терпение, но услышала от тренера, что хорошие лошади достаются тому, кто умеет ждать. Лошадь для меня неожиданно нашла Катя, та самая, что ездила на Венике. После того, как с Веника ее сняли, было решено, что «Алька купит большую лошадку и Катя будет на ней заниматься спортом». Конечно, Катька хотела прыгать, но для начала ее большой спортивной карьеры выездка тоже сгодится. Алькины интересы в расчет не брались. Зачем? Алька – денежный мешок. Итак, присмотренный Катькой для себя, любимой, конь семи лет, караковый без отметин, тракененской породы звался Хуторок. Катя увидела его на соревнованиях по выездке и вызнала, что хозяйка готова Хуторка продать. Мне показали плохого качества видеозапись, на которой я вообще мало что рассмотрела. Требовалось ехать в Гатчину, в клуб «Верхний парк».

Смотреть коня надо было быстро, поскольку хорошие лошади мгновенно продавались. В ближайшую же субботу мы с мужем, подхватив по дороге Хомутову и Катю, поехали в Гатчину смотреть коня. Навстречу нам вышла большая женщина. Если сложить вместе меня, Хомутову и, может быть, еще хватило бы места для Филиппенко, вышла бы одна Анфиса. Меня, конечно, предупредили, что Анфиса – женщина крупная, но «коня под ней видно», то есть Хуторок – лошадь большая и солидная, и даже крупная Анфиса не смогла затмить его собою…

На соревнованиях Анфиса заняла семнадцатое место из восемнадцати участников. Катя рассказала, что Анфиса очень жестко выезжала Хуторка, а на соревнованиях хлыстом ни-ни, вот Хуторок и отомстил хозяйке и не выполнил нужные элементы. Сейчас-то я понимаю, что это чушь собачья, но тогда такое объяснение показалось мне вполне убедительным. – Мы хотим купить у вас лошадь, – смело сказала я. Анфиса смерила меня оценивающим взглядом и сперва вывела на корде небольшую серую кобылу. Кобыла была интересной лошадью хобби-класса, но решительно мне не подходила. Я поблагодарила Анфису за труды, похвалила серую кобылу, но твердо заявила, что меня интересует только Хуторок.

– Хуторок… – сказала кавалергард-Анфиса и завела кобылу в конюшню. Она отправилась чистить и седлать того, кто станет моей первой и самой большой любовью, моей гордостью, моей болью, моим САМЫМ КРАСИBЫМ КОНЕМ.

Глава 3

На мгновение мне показалось, что это какое-то дежавю. Большая черная лошадь, виденная в детстве, вышла на грязный неухоженный плац. Та же кошачья грация движений. Только вороной Пепел словно забрел на поле одуванчиков и перепачкал морду в цветочной пыльце. И стал караковым, то есть вороным с желтыми подпалинами. Я зажмурилась и снова открыла глаза. Ну конечно нет, это совсем другой конь! Крупный, удивительно гармонично сложенный конь повернул ко мне небольшую голову с легкой горбинкой. Он посмотрел на меня пристально и внимательно. Анфиса крякнула и села в седло. Конь крякнул тоже – у него на спине вместе с седлом лежало полтора центнера живого веса.

В седле Анфиса держалась удивительно хорошо. Она уверенно собрала лошадь, то есть двинула ее шенкелем или внутренней частью ноги и как бы сжала лошадь в тугую пружинку между рукой и ногой. Сбор – это как первая позиция в балете. Без сбора лошадь не может принять исходное положение, из которого делаются все элементы выездки. Конь был красив на свободе, но в сборе он оказался великолепен. Длинная шея с красиво очерченным затылком и длинный волнистый хвост, которым он отмахивался от Анфисиных шпор. Хуторок двигался собранной рысью, прибавлял ее, выбрасывая ноги почти до самой морды, делал принимание на всех аллюрах, то есть двигался вбок, перекрещивая ноги, делал перемену ноги на галопе. Это удивительно красивый элемент выездки, когда лошадь словно перебирает ногами в воздухе. Хуторок ходил назад, разворачивался на месте на передних и задних ногах. В общем, он почти отъездил программу Малого приза.

Но удовольствия от такой езды он явно не получал. Конь скрипел зубами. С мундштука капали хлопья пены на широкую черную грудь и передние точеные ноги.

– Крытого манежа у нас нет, – жаловалась Анфиса, отхаживая коня. – Нет грунта – лошадь стоит. Поэтому и умеет меньше, чем положено по возрасту. Ему семь лет, пора уже и Большой приз ехать. Анфиса спрыгнула с коня и бросила мне повод:

– Общайтесь!

Хомутова пустилась в пространные обсуждения с Анфисой каких-то соревнований, а мне позволили не много поездить на Хуторке самой. То, что я ощутила, видимо, чувствует автолюбитель, пересевший с «Запоржца» на «Мерседес». Широкий, просторный шаг, колесо шеи впереди меня. При малейшем напряжении шенкеля лошадь подбирается и ловит команду. Не скажу, чтобы конь был «диванистый», как раз довольно тряский, но когда Хуторок в сборе, сидеть на нем достаточно удобно. Рысь очень широкая, просторная. Хуторок будто зависал над землей. Хотя на самом деле не зависал, просто так бежал, широко и свободно. И сам он глубокий и широкий, после узкогрудых, «селедочных» прокатных коней – это было непривычно. Коня подо мной было очень много.

Но самое главное в Хуторке оказалось не это. Да, он красив, изумительно сложен. Но помимо всего прочего, это была сильная лошадиная личность. Яркая конская индивидуальность. Лошадь, исполненная силы и не злоупотребляющая этой силой. Эти определения появились позже, а в тот момент в голове мелькала только одна мысль. ЭТО МОЯ ЛОШАДЬ. Я наконец-то ее нашла! Я наклонилась вперед, обняла коня за шею и сказала присутствующим: – Вы можете делать со мной что хотите, но с этой лошади я не слезу, стаскивать придется силой. Хомутова довольно улыбалась. Алька «запала» на Хуторка.

Мы дошли до самого главного – до цены. Анфиса спросила, на какую сумму мы рассчитываем. Хомутова не велела называть больше семисот долларов, что я и брякнула. Анфиса возмутилась и бросилась заводить коня в конюшню.

– Пять тысяч, пять тысяч, не меньше! – негодовала она. Хуторок посмотрел на меня грустно и зашагал послушно в конюшню. Мы уехали не солоно хлебавши. Хомутова дорогой ворчала, что пять тысяч – это слишком дорого. Хуторок, конечно, жеребец отличный, но денег таких не стоит. Жеребец! Хуторок – жеребец. И при этом спокойный и адекватно реагирующий даже на такого неопытного всадника, как я. Уже не помню, как мы все разъехались в тот день. Я впала в жесточайшую депрессию. Даже неудачи на любовном фронте, которые у меня, как у любой нормальной девушки, периодически случались, не выбивали из себя так бесповоротно.

Сказать, что я была расстроена, не сказать ничего. Как будто у ребенка отняли любимую игрушку, будто разлучили влюбленных, будто у нищего отобрали последнюю корку хлеба. Да, эта лошадь мне не принадлежала, но мне так хотелось, чтобы она была моей. Наверное, то же чувствует маленький уродливый пацанчик, мечтающий о диве с журнальной обложки. Казалось, меня впустили в какой-то удивительный мир, а потом грубо вытолкали за ворота. Все случилось так же, как и в детстве, когда неожиданно появилась хозяйка вороного Пепла. Мне было горько и обидно! И мне опять было четыре с половиной года. Ночью мне приснился Рафаил. Он ничего не сказал, только улыбался. Нет ничего более приятного, чем смотреть в лицо улыбающегося ангела…

Я тяжело переживала неудачу. Ничто не радовало, на работе все из рук валилось. Впрочем, на работе у меня действительно было неважно. До такой степени неважно, что идти туда не хотелось. Просто ноги не несли. Это произошло не неожиданно. Ситуация накалялась и с каждым днем медленно, но верно двигалась к трагическому финалу. Я работала в огромной империи, созданной сильной бизнес-леди Светланой Львовной Андреевой. Фирма была ее детищем, любимой игрушкой, светом в окошке. Светлана Львовна дневала и ночевала на работе, постоянно совершенствовала механизм зарабатывания денег, и без того исправно функционирующий. Меня она определила на роль арбитра, доверяла безгранично и советовалась по всем вопросам, начиная от презентационных материалов и заканчивая ее личными взаимоотношениями с сыном и гражданским мужем. Муж, как положено, на девять лет моложе, красавец и карьерист. Николай работал маркетологом до меня, но перешел в другую компанию. Светлана Львовна постоянно приводила его в пример. Авторитет Николая регулярно портил мне жизнь в фирме Светланы Львовны. Однажды я не выдержала и задала ей откровенный вопрос:

– Светлана Львовна, когда вы избавитесь от «комплекса вдовы»?..

От такой наглости у нее чуть не выпала сигарета изо рта. Начальница уставилась на меня огромными карими глазищами, в которых было и удивление и любопытство.

– Это как? – наконец выдохнула она.

– Очень просто, – отозвалась я. У женщины умирает муж, которого она очень сильно любила, потом она не может выйти замуж, поскольку всех последующих мужчин сравнивает с бывшим. Светлана Львовна, или увольте меня или перестаньте, пожалуйста, сравнивать с Николаем. Начальница долго молчала. Сильная женщина, она справилась с гневом, взяла себя в руки, оценила мой юмор и уже больше никогда не сравнивала меня с предшественником и не ставила его в пример. Уже легче! После этой истории я почти все рабочее время проводила в кабинете руководителя, участвовала практически во всех разработках рекламного, маркетингового характера и всего, что касалось не только имиджа ее компании, но и лично начальницы. Для того, чтобы я не травилась табачным дымом, был куплен прибор, фильтрующий воз дух. Хитрая техника не выдержала и вышла из строя через месяц. Курила Светлана Львовна как паровоз. Она просто не могла думать без сигареты.

Иногда откровенность начальницы даже пугала, поскольку была чрезмерной. Я ценила степень доверия, которую она мне оказывала и хранила многие ее тайны. И сейчас не смогу подробно рассказать о том, каким образом пришла к решению уйти из фирмы. Скажу лишь, что на мое место человека номер три в империи существовал еще один претендент. Назовем его Леонид Рождественский. Старейший сотрудник компании. Но его всякий раз обходили в борьбе за должность зама генеральши. Сначала красавец Николай, теперь вот я.

Леониду пришла пора доказать, кто на самом деле достоин быть Арбитром. Рождественскому было хорошо за сорок, и надо было делать карьеру любой ценой. Это был его ПОСЛЕДНИЙ ШАНС. Он не знал, что Светлана Львовна уже дала ему определение и в своем сознании навесила на него бирку. Она понимала, чего стоит Рожественский и где его место. Он же искренне полагал, что причиной пробуксовки в карьерном росте была Алевтина Адажий.

И решил объявить мне войну. А мне так хотелось спокойной, мирной жизни. Я, наверное, была прирожденной пацифисткой. А Рождественский меня ненавидел. И мне, и моим сотрудникам, и моей ассистентке по рекламе Кире, да и самой Светлане Львовне это было ясно. Но это было совершенно бесполезно. Мое положение в компании и авторитет были непоколебимы.

Дефолт грянул как гром среди ясного неба. Казалось бы, ну заигралось государство в краткосрочные облигации, ну обанкротилось. А я-то при чем? Но тогда пострадали все. Помню, как курс в обменниках менялся каждые десять минут, как стремительно таяла моя шикарная по тем временам пятисотдолларовая зарплата. Как доллар подорожал в пять раз, а зарплату подняли всего процентов на двадцать. Светлана потеряла счет в банке, на котором, по слухам, распространяемым особами, приближенными к императору, лежало все ее состояние – двести пятьдесят тысяч долларов. Генеральша копила деньги на квартиру на Невском проспекте. Когда вклад еще можно было забрать, Светлана Львовна находилась на турецком курорте Мармарисе и не могла вернуться в Россию. Деньги сгорели. Теперь ей надо было начинать сначала. Светлана Львовна, и без того не очень сдержанная в выражениях, превратилась в настоящую фурию. Муж тогда работал в стабильной инофирме, платили там долларами по реальному курсу, да и кризис их рыночного сегмента практически не коснулся. Меня же дефолт зацепил, и очень больно. Взбунтовалась няня, потребовав настоящие, а не фиктивные деньги за работу. У нее был пьющий муж и четверо детей, один из них совершенно глухой. Мы договаривались на зарплату в двести долларов, платила я ей рублями по курсу. Ее двести долларов после дефолта превратились в пятьдесят. Ее проблемы были ясны. Самое простое в ее ситуации – просить у меня больше денег. Светлана индексировать мою зарплату отказалась. Это была формальная причина моего ухода.

Настоящую же я никогда никому не расскажу. Хотя бы из уважения к этой мужественной женщине, сидя в кабинете которой я научилась управлению компанией. Не могу сказать, что копирую ее стиль управления. Я училась тому, как делать надо, и как делать не надо. И неизвестно, что в итоге оказалось более ценным. Не хочу вдаваться в подробности той неприятной истории, если кратко – неизвестно, как повела бы себя я под грузом ТАКОЙ ответственности. Светлана Львовна держалась мужественно, как настоящий боец. Было больно наблюдать за происходящим даже со стороны. Нести ответственность за последствия своих управленческих решений и за слабость других людей тяжело даже генеральшам. Но оставаться в компании мне не хотелось. Я дала понять Рождественскому, что проиграла. Написала заявление об уходе, которое моя начальница, подумав, подписала. Рождественский был доволен…