Поезд на Иерусалим

Удивительно, но здешняя красота не знала прикосновения Врага. Оставалась выше этого.

– Вам что-нибудь подсказать? – раздался высокий старушечий голос. Обладательница этого надтреснутого голоса едва была видна за окнами небольшой будочки в стороне от входа. Ларёк внутри дома! Ну и дела!

– Да, помогите нам, пожалуйста.

Мать решительно двинулась к будочке. Ян бежал за ней чуть ли не вприпрыжку.

– Мальчик нервный, агрессивный. Задирается. Игры у него ненормальные. Всё разносит, – доверительно шептала мать в стеклянное окошко. – Врачи ничего понять не могут. Вы ему дайте что-нибудь… Я не знаю. Я не ориентируюсь. Но вы ему, пожалуйста, что-нибудь подберите.

– А вот пускай он сам и подберёт. Возьмите там, в уголке, табуреточку. Залезай, мальчик. Сейчас будешь себе выбирать охранителя святого.

Из сухоньких рук на прилавке появлялись один за одним маленькие картинки, наклеенные на дощечки. Они едва походили на те, со стен. Узкие лица мужчин и женщин были нарисованы очень просто, но оттого казались лишь более таинственными.

И всё же ни старики с книгами, ни дамы в накидках не заинтересовали его. Потому что среди них был настоящий воин в латах. Он стоял посреди зелёного поля с копьём в одной руке и щитом в другой и спокойно смотрел вдаль. Вот. Это точно охранитель.

– Этот? Уверен? – засомневалась мать. – А кто это? Давай, может, кого-то посерьёзнее, постарше. Вот, смотри, какой дядька. На витязя похож, да, зайчик?

– Это, мамочка, Николай Угодник. Это большой проситель за людей, сильный наш защитник. – затрещала старушка из будки. – Можно сказать, что и витязь.

– О! – обрадовалась мама. – Сильный – это то, что нужно.

– Но я хочу этого… – хныкнул Ян, указывая на копьеносца.

Надо было убедить маму. Он попытался вложить в свои слова всё величие незнакомого воина, всю обетованность земель за его плечами…

– У него оружие, он крутой.

Мать сделала брови домиком и дёрнула его за рукав:

– Янчик, это несерьёзно!

– Как, вы сказали, вашего мальчика зовут?

– Ян. Иоанном крестили.

– А это – святой Иоанн Воин. Смотрите-ка, он всё правильно выбирает, мамочка, он умненький мальчик, чуткий, да, Янчик? Берите, берите. Он тебя, Яничек, будет защищать.

Мать стиснула губы и достала кошелёк. Уже отдав деньги и застёгивая сумку, буркнула:

– Ненормальный он, а не чуткий.

– Зря вы это, мамочка, всяк на свой лад ненормальный, семя тли в каждом есть, а на ребёнка не надо наговаривать, даст Бог, выправится, – мурлыкала старушка, поплотней заворачивая дощечку с картинкой в кулёчек.

Вечером, отправляясь в постель, Ян привычно взял с собой Спайдера и Бэта. Подумал и присоединил к этой компании нового друга. Улёгся на бок и принялся в свете ночника разглядывать картинку.

Копьеносец не вопил и не кривлялся. Он смотрел на незримую опасность спокойно, но не легкомысленно. Сосредоточенные глубокие глаза. Ян смотрел в них долго-долго, как будто в чём-то клялся. Потом сунул дощечку под самую середину подушки и накрепко уснул, окутанный сладкой дымкой. Наутро он проснулся бодрым и весёлым, и всю субботу собирал из лего всякую всячину.

***

Он перестал носить с собой игрушки и корчить рожи. Он перестал доставлять хлопоты. Кроме одной: отказывался коротко стричься под машинку, требовал полубокс. Он старался смотреть на мир сосредоточенно, широко распахивая глаза – и постепенно научился.

Каждое утро он доставал из-под подушки портрет Воина, говорил ему: «Здравствуй, друг!» и бежал глядеться в зеркало, чтобы сверить лицо с ликом. Ставил на письменный стол: дожидаться вечера. На ночь снова укладывал под подушку.

Образ Врага отступил, и Ян запретил себе воскрешать его в памяти. Но он не забыл, через что прошёл. Ян никогда не дразнил бомжей или городских безумцев, как другие мальчишки. Он знал, что мог бы и сам оказаться на их месте. Более того, он подозревал, что совсем рядом находятся некоторые из тех, кто не сумел легко отделаться. Вот химичка, которая вздрагивает от любого шороха и кричит на уроках – кто причина её бессильного гнева, ученики или тень Врага? Или тихоня-практикантка с вялым безжизненным голоском, не сделавшая галдевшему классу ни одного замечания за всю четверть – не борьба ли с Врагом обескровила её?

В целом же Ян продолжал жить обычной жизнью. Учился, гулял с одноклассниками, ходил в спортзал. Когда пришло время, он окончил школу и поступил в университет в крупном городе. Под конец лета перебрался в общежитие с небольшим чемоданом вещей. В кармашке под крышкой тихонько обитал заветный копьеносец.

До начала семестра оставалось всего-ничего, и в один из жарких августовских дней Ян отправился в главный корпус университета за расписанием. Обходя этажи, он останавливался посреди прохладных коридоров и представлял себе грядущее. Гадал, что стоит за названиями предметов, сложно ли будет сдать первую сессию. Разглядывал стенды с плакатами. Смутными и спутанными витками разворачивалась перед ним новая жизнь. Из-за яркого, пронзительно синего неба казалось, что впереди может случиться только счастье, щедро рассыпанное по неизведанным путям.

Что бы ни ждало его впереди, но как раньше – уже не будет.

Мысль заставила Яна зябко вздрогнуть. Он отошёл от стендов. Вспомнилось прощание на перроне с мамой. Теперь он долго не увидит ни её, ни родного района, да и заботиться о себе придётся самому… Но зато сколько открывается нового! Сколько возможностей! Видно, перемены не всегда губительны; нет, зёрнышко погибает только для того, чтобы дать жизнь ростку. Это понимание засияло в нём ясно, как солнце, и Ян понял, что Врагу его уж точно теперь никогда не достать.

«Ошибаешься…»

Знакомая плотная тень коснулась Яна. Как будто солнечное затмение случилось у него в сердце. Нет, не может быть! После стольких лет!

«Каждый принадлежит Мне, и каждого поглочу в своё время, ибо со Мной сама Смерть».

Но даже в затмении солнечная корона продолжает сиять, и тень всегда отступает. В эту мрачную минуту Ян вдруг ощутил простую и прозрачную идею: а если бы ему дано было побить Врага в схватке, настоящей прямой схватке, пожертвовал бы он своим безоблачным до синевы грядущим?

Да, ответил он на этот залётный помысел и мельком глянул на своё отражение в застеклённом стенде, вспомнив друга-Воина. Да.

Тогда он вдруг вспомнил про метро. Ну конечно, в городе есть метро, а он до сих пор не побывал там. Разве он трус? Ребята из общаги, вон, уже все станции объездили и ему тоже советовали поглазеть… Вскоре Ян уже шагал к подземке, ни о чём больше не задумываясь.

Уже внизу он понял, что время выбрал не самое удачное. Был час пик, толпа теснила его и рассмотреть толком зал было невозможно. Ян позволил людскому потоку отогнать себя поближе к перрону. Там он решил дождаться поезда, а пока от нечего делать стал разглядывать людей. У самой кромки перрона он заметил человека неопределённого возраста. Этот жердяй в широком засаленном пальто казался то ли больным, то ли пьяным: он пошатывался, перебирал узкими плечами и лихорадочно оглядывался кругом. Привычка гадать о том, как Враг повлиял на очередную несчастную жертву, заставила Яна всмотреться пристальнее.

Потому-то он первым ощутил угрозу, когда долговязый засунул руку глубоко под пальто и тяжело потянул. Расталкивая людей, Ян кинулся вперёд. Знакомая, зловещая чёрная дыра разверзлась впереди – холодное дуло калаша.

«Я тебя вижу», – говорил Враг.

«Зато я тоже вижу тебя», – ответил Ян мысленно.

– Порешу! – взвизгнул человек в пальто. Оружие заплясало в его руках, дуло повелось из стороны в сторону и выстрелило куда-то над головами. Раздались вскрики, толпа опрянула и рассыпалась, но – слишком медленно! Человек попытался ударить Яна прикладом, но не рассчитал, что нежданная помеха может вцепиться прямо в оружие. Ян ухватился за разогретый ствол, больно оцарапав палец мушкой, и не давал опустить дуло, теперь глядевшее в потолок. Долговязый опешил и дёрнул назад, однако Ян держал крепко, ведь сейчас до боли в костяшках сжимал он самого Врага. Вокруг кричали, слышен был топот, но Ян не оглядывался. Не смотрел даже в лицо человека в пальто. Он видел только чёрный глаз противника, и неважно было, в чьих руках этот противник возник. К шуму примешивался и другой звук, всё более близкий: подходил поезд. Сейчас тут окажется ещё больше людей… Ян рванул оружие на себя.

– Пулю на тебя тратить, крыса мусорская! – истерично рявкнул долговязый. Тряхнул стволом и вдруг ударил кулаком Яна в живот. Удар вышиб дыхание, и Ян полетел с перрона на рельсы, вниз, вниз, в железо, в оглушительный шум… В оскаленную пасть. Но автомат тоже выскользнул из дрожащей ладони убийцы, и теперь обеими руками Ян стискивал металлическую морду Врага, чтобы тот уже никому не мог причинить зла.

***

Через тысячу лет шум исчез, как страшный сон. Ян открыл глаза и взглянул на руки. Они оказались пусты. Царапины на пальце не было.

Он стоял посреди зелёного поля. Ни одной увядшей травинки. Кто-то шёл к нему, кто-то с копьём и щитом. С глубокими спокойными глазами. Вот его взгляд пал на Яна – и воин приветственно вскинул щит:

– Здравствуй, друг!

Канарейка пакует чемоданы

Школа поутру напоминала огромное галдящее гнездо. Леона влюбилась в этот звук тридцать лет назад и даже сегодня ловила его жадно, как воздух. Почти против воли. Она съежилась за тонированными стёклами старенькой «короллы», чтобы не видеть старинные стены из пёстрого кирпича. Сперва они стали родными, а потом предали её.