Поезд на Иерусалим

Сердце колотилось острыми ударами, как одинокий стеклянный шарик в жестяной банке. Когда-то весь школьный двор был в этих разноцветных шариках, дети гоняли их щелчками по выбоинам… Тук-тук, но больше – nevermore – никогда!

Ладно, ладно. Тише, сердечко. Сегодня надо разделаться с самым неприятным. Дальше останется только хорошенько всё собрать и аккуратно уложить.

У ворот показалась Марианна в своём обычном салатовом пиджаке. Всё пытается выглядеть строгой, всё зачёсывает свои пергидрольные кудряшки и запудривает морщины. И всё без толку, потому что она такая же растяпа и хохотушка, как Леона в недавнем прошлом, и даже яркий костюм стала носить вслед за ней. Чуточку меньше отдаётся работе, вот и вся разница. Может, именно потому, что пытается казаться кем-то другим: на уроках мечется от поблажек до придирок и вечно боится дать слишком сложные тесты. Мало что так выматывает, как боязливость.

И всё же эта беззаботная тётушка справится с тем грузом, который передаст ей Леона. Слишком любит детей.

Леона вышла из машины и помахала коллеге:

– Марианна, дорогая, здравствуй. Помнишь, ты просила у меня планы уроков и тесты? Я наконец-то нашла время привести их в порядок.

– Ой, как здорово, милая! – просияла Марианна, подходя к ней. – Ты так поспешно исчезла… Что с тобой случилось? Всё будет хорошо? Идём в наш кабинет, поболтаем хоть пять минут.

– Извини, но внутрь я больше ни ногой, – Леона натянуто улыбнулась и поспешно наклонилась к машине, где на сидении лежала папка бумаг. – Вот. Тут всё написано. – Она вытащила несколько распечаток. – Так, смотри, все материалы для уроков на флешке, она тоже в папке, а это… Это петиция. Отнеси сначала к директору. Надо будет, чтобы все наши прочитали и оставили подписи. Прямо сегодня. Затем пусть кто-то передаст это в мэрию. И по одной копии – в местные газеты. Справишься? Это действительно срочно. Я знаю, больница тоже подаст отчёт, но огласка всё ускорит.

– Да, – выдохнула Марианна, пробегая глазами листки. – Это действительно срочно. Но, Леона, как…

– Вот так, – развела она руками. – Ладно, давай без этих долгих скорбей. Уверена, что многое можно исправить. Возлагаю это на тебя! – Леона сделала шутливый жест: мол, короную тебя на царство. – Да, кстати, на флешке ещё есть логин и пароль от моей школьной почты. Отдашь их нашему следующему физику, сама тоже можешь глянуть. Так будет проще всего передать дела. Я там немного рассортировала переписки… В общем, кладезь опыта.

– Леона… – Марианна подняла мокрые глаза. – А вот этот последний листок – это что? Это – ты?

– Заключение врача, да. Приложишь к петиции. Ну не убивайся ты так, хватит и того, что я, э-э, немножко убилась! – Леона усмехнулась на этот раз совершенно искренне. Но Марианна, конечно, не нашла это смешным и заплакала уже в полную силу.

– Ну что ты такое говори-ишь… Ох, Леона, ты всегда была такой, такой… Не как нормальные люди, ох, извини пожалуйста, я не это хотела…

– Такой, как канарейка в шахте. – Она снова попыталась сострить. Но это только вызвало новую бурю всхлипов.

– Леона, милая, прости меня за всё-о… Пожалуйста, обещай, что ты приложишь все усилия. Пожалуйста, очень тебя прошу, ты нам так нужна. – Марианна схватила её за плечи и жалобно взглянула снизу вверх. – Ты незаменима! Томас просто не в состоянии организовать всё как следует, и он совершенно не пробивной. Да и я – сама знаешь. Вот с тобой детям весело, всегда у твоих питомцев призы по естественным наукам, и все эти хорошие характеристики… То есть я не хочу сказать, – она осеклась. – Дело совсем не в работе. Хотя школе, конечно, придётся туго. В голове не укладывается.

– Школе сейчас в любом случае придётся туго, – заметила Леона с горечью, представив, как ремонтники разносят перекрытия здания. – Но за естествознание не волнуйся. Я уж позабочусь о том, чтобы мой опыт не пропал просто так. Ладно. Ты разбирайся, а я уже, пожалуй, поеду. Извини, что всё так поспешно. Я тебе пришлю все-все наши старые фотки, обещаю. Пока-пока.

Вчера, готовя эти документы, Леона до вечера сидела за ноутбуком с пачкой сендвичей. Когда поднялась из-за стола, то едва сумела размять затёкшую спину. Давно она так не работала… Дышалось даже тяжелее обычного, сдавливало виски. Но поющая внутри струна подсказывала: она справится. Нужно только не потерять ритм.

***

Мезотелиома лёгких не появляется просто так. Причина однозначна: асбест. Прогноз однозначен: неизлечимо.

Асбест десятилетиями незримо соседствовал с населением старинных филадейльфийских школ. Во время капитальных ремонтов его потревожили, и он отплатил с лихвой. Никто об этом не знал, не проводил замеров. Если бы Леона не заболела, кто знает, когда вскрылось бы! Тогда, во врачебном кабинете, она тоже пошутила про канарейку в шахте. Вместо ответа доктор с сомнением покачал головой и предложил успокоительных капель. Предложил лечь в больницу. как можно скорее. Дал памятку-список: какие вещи нужно собрать.

Леона поблагодарила, взяла этот листок и вышла из корпуса с твёрдым намерением вернуться сюда только на носилках. Изнурительной долгой химиотерапией можно выгадать несколько месяцев бонусом к оставшемуся полугодию. Обменять короткий остаток жизни на уменьшение болей. Он не так сказал, этот добрый накрахмаленный доктор, он выдерживал заботливый, оптимистичный тон. Только вот смысл от тона не меняется.

Зубная щётка, тапочки… Какая скука! Ей нужно собрать совсем другое.

Нужно просто сделать большую уборку. В ритме танца, как в юности: она ставила на полную громкость кассетник и вприпрыжку бегала по комнате, рассовывая разбросанные вещи по коробкам и полкам.

Потом, не сбавляя темпа, таким же лёгким вальсом умчаться из дома прочь.

***

Леона припарковалась за пару кварталов до канала. В голове всё крутились оброненные Марианной слова: «Ты всегда была такой…». Странной, не так ли? Да, удивление, неожиданность – вот, что она приносила с собой, куда бы ни шла. Техническая специальность, блестящее будущее – и вдруг учитель; дочь итальянских эмигрантов – и вдруг физика, но вместе с тем, конечно же, и живопись, и театр. Она всегда добавляла в опыты по естествознанию капельку искусства и метафоры. Логичная, цепкая – и тут же религиозность, да не обычная, а восточной традиции. Здесь, у набережной, зажатый деловитыми двухэтажками, ещё с девятнадцатого века жил храм русских моряков.

Вечером она придёт туда в последний раз. А пока – стоит прогуляться. Один день подарить себе.

Она медленно шагала по любимым местам – аллея, площадь, бронзовый индеец с бизоном – и вбирала знакомые впечатления. Разглаживала до ясности и паковала в память, как будто можно было взять их с собой. Одышка мешала, и Леона остановилась перевести дух возле памятника сбитому самолёту: настоящий аппарат, врезавшийся в землю. Металл избит и перекошен страшным ударом, настоящий труп – но странным образом целое стекло. За ним, внутри – крошечная оранжерея. Символично. В школьной оранжерее она как-то раз пошутила с классом, мол, вы поливаете растения, а я – вас…

Река куда-то путешествовала. Уходила вдаль, как уходит железнодорожное полотно. Закатные блики отпечатывались на водном тракте, словно следы быстрых ног небесного вестника.

Леона пробыла в храме допоздна и вышла уже в медленные весенние сумерки. Вечерние тучи стекали вниз по стеклянным бокам высоток. Чайка расчертила небо острым полумесяцем крыл и растаяла.

Пора прощаться, река.

В ту ночь ей снилось, будто бы она приехала к родителям в пригород. От дощатых подмостков маленькой станции тропинка уходила в поля и терялась в колосьях. Они никогда не жили в таком месте, но сон убеждал в обратном. Будто бы только этот грядущий дом, затерянный в зелёном бездорожье, и был настоящим, до сих пор же всё – сон.

***

Каждое утро она слегка разминалась и надевала любимый охряной костюм, больше не опасаясь его помять. Завтракала обязательно с зелёным чаем, на перекус – орехи и сухофрукты, а к обеду заказывала доставку. Денег нечего было жалеть. Она отправляется налегке. Время дороже, время – бесценно.

Над её рабочим столом теперь висело самодельное расписание – рисунки цветных чемоданчиков, подписанные оставшимися делами: «Занимательное естествознание», «Механика для малышей (настольная игра)», «Как правильно уважать личность учащегося», «Заверить завещ.для племяшки»… По этим чемоданчикам она разложит всё, что приходило ей в голову за обеденным кофе и на прогулках, и до чего всю жизнь не доходили руки.

Она воплотит свою незаменимость и раздаст. Ибо чем больше раздаёшь, тем больше забираешь с собой.

Окружив себя блокнотами, цветными маркерами, старыми ксерокопиями она из груды беспорядочных идей вытаскивала нужные. Освежала в памяти, складывала в аккуратные наброски и списки. Потом долго набирала тексты и рисовала схемы-плакаты в программе для презентаций – вот это уже была рутина, пожиравшая драгоценные часы, но выхода не было. Несмотря на весеннюю прохладу, она обливалась потом.

Готовые файлы Леона скидывала на ту самую почту, доступ к которой отдала Марианне, и на свою страницу в соцсети – бери, кто хочет. Лишь изредка просматривала комментарии. Её обращение, подписанное затем другими учителями, натворило-таки шуму. Теперь какие-то незнакомые имена спешили подарить ей сочувствие и признательность, а раз проскользнула даже просьба об интервью. Леона сгребала леденцовую сладость благодарностей в горсть, не разглядывая. Во время сборов нельзя слишком долго вертеть в руках сентиментальные мелочи, иначе не успеешь закончить.

***

Ей долго удавалось не пускать внутрь горе. Радость работы отгоняла страх. «Зато я наконец-то могу посвятить всё время своим идеям», – утешала она себя, стоило появиться ненужной хандре. Сосредоточенность пела в Леоне струной. Но прошёл месяц, и хриплое болезненное дыхание начало заглушать этот звон, головная боль уничтожала ясность мысли. Ну почему она не занималась хотя бы «Механикой», пока всё было хорошо?

Блистательная старушка Делавер, хоть бы ещё разок взглянуть на твои волны из окна торгового центра – с верхнего этажа, где дешёвое кафе, и чтоб на тарелке лежало вдоволь пирожных. Хоть бы ещё раз услышать хоровое «Ва-ау» после миниатюрного настольного взрыва, поймать удивлённый восторг в глазах ребёнка из гетто – у него первая в жизни «Б» за эссе… Но всё это у Леоны уже случилось, а значит – пора, пора!

Она потянулась мышкой к ярлычку почты, чтобы сбросить, как обычно, сделанное за день. Курсор дрожал. Неужели – скоро? Испуг ударил, словно ток. «Тише, сердечко, некогда!». Наконец открылся рабочий ящик – над её архивами темнело новое письмо.

Томас? Ну надо же. Замкнутый математик старших классов, похожий на невесёлого Стэнли Кубрика. Из него обычно слова не вытянешь.

«Уважаемая коллега,

проработанность ваших мануалов поражает. Польщён работать в одном учреждении с человеком вашего уровня вдумчивости. Уведомляю вас, что школу на данный момент распустили, студенты пребывают на домашнем обучении, а следовательно, я располагаю временем, равно как и другие преподаватели. Поэтому вы можете поступиться тщательностью оформления и форматирования материалов. Готов взять на себя доработку и подготовку ваших черновиков. Любой работой можно поделиться, вы понимаете.»

Тоска по прежней жизни вдруг захлестнула Леону неумолимой волной. Два месяца ни с кем не виделась, не делила часы ланча и не беседовала по душам. Ужас. «Один ты пришел в этот мир и один уйдешь».

Она встала из-за стола. Голова кружилась от неизбежной нехватки кислорода и почему-то было тяжело в боку.

Родной маленький кабинет с балконом, белые стены, карминово-шафранный плед на кресле – гнёздышко. Ветер шевелит занавески, золочёные от солнца, лучи изящно перебирают корешки книг – эти отписаны школьной библиотеке, а дом отойдёт далёкой племяннице из Бостона, а солнце останется само себе, когда закончится всё, всё.

Конец – что это такое? Аритмичное удушье сжало рёбра. Чёрный тоннель. Будет ли за ним что-то, нет ли, верь или не верь – но чернота неумолима, она обдерёт до нитки. Только бы успеть всё раздать, только бы ничего не пропало втуне…

– Я не хочу уходить, – сказала Леона вслух. Со словами выплеснулся хриплый стон. «Не хочу терять, не хочу расставаться, не хочу проходить через игольное ушко, не желаю, чтоб всё пережитое и придуманное сгорело, не доставшись никому». Она протянула руки к свету, будто надеялась поймать фотоны и напихать полные карманы закатной пыльцы. И тут, вопреки законам физики, свет ответил.