Дети Зари. Книга третья. Песнь жар-птицы

Это было сказано таким тоном, что у Вика вмиг отпало желание ёрничать. Тобиас благодарно взглянул на Эрхарта-старшего и уже решительнее продолжил:

– Тактичность тут ни при чём. Просто было ещё не время… Не знаю, как объяснить. Я вообще не хотел никому показывать этот рисунок. Вы не поверите, у меня даже возникло острое желание разорвать его, сжечь или хотя бы спрятать куда подальше – прежде со мной никогда такого не случалось! Но Элинор попросила показать…

– И ты ей показал? – подбодрил его Теренс. – Конечно же, показал… И что она сказала? Удивилась?

– Ничего не сказала. И не удивилась. Лишь слегка улыбнулась, как будто чего-то подобного и ожидала…. Но при этом у меня сложилось чёткое впечатление, что она не хочет, чтобы я показывал портрет кому-либо ещё!

– Возможно, именно такую просьбу малышка передала тебе мысленно, – предположил Теренс. – Так, хорошо, а почему ты решил показать нам портрет сейчас?

Тобиас виновато опустил голову.

– Утром Аглая с Виком говорили об Элинор, о её собственном выборе, а потом я пошёл в свою комнату собираться в дорогу. И вдруг чётко понял, что надо взять с собой тот старый альбом: он хранился у меня в столе…

– Вроде как время пришло? – подсказал Теренс.

– Именно: время пришло! – судорожно выдохнул Тоб, аж вспотев от напряжения.

Эмилия это заметила, встала, подошла и положила руки парню на плечи.

– Не волнуйся, мой мальчик. Ты всё правильно сделал. А то, что не умеешь облекать свои ощущения в слова – так это не беда! Ты всегда можешь их нарисовать… – говоря это, она легонько массировала плечи парня, пока тот не расслабился, а затем обратилась ко всем сразу: – Ребята, я всё же предлагаю всем идти отдыхать. Завтра будем думать, что делать дальше.

В этот раз спорить никто не стал. Парни встали и послушно направились к выходу, пожелав хозяевам доброй ночи. Эмилия задержала за руку Вика, уходившего последним.

– Сынок, дай мне этот портрет, – попросила она. – На одну ночь.

– Хочешь, я тебе отсканирую?

– Отсканируешь завтра. А сейчас дай мне, пожалуйста, оригинал.

Вик протянул матери листок, ещё раз пожелал спокойной ночи и поднялся к себе на второй этаж. Клим и Тобиас уже привычно расположились в его комнате, разложив на полу матрацы и спальники.

Теренс сказал, что он ещё немного посидит в кабинете, и Эмилия ушла в спальню одна. Проходя мимо детской, она заглянула в приоткрытую дверь: близнецы мирно спали, умаявшись за день. Из комнаты Вика тоже не раздавалось ни звука. Она вошла в спальню, включила старинную прикроватную лампу с расписным шёлковым абажуром, быстро переоделась в ночную сорочку и скользнула под одеяло.

Когда час или два спустя, уже под утро, пришёл Теренс, он нашёл жену спящей, но её гладкие русые волосы, прилипшие к щеке, были ещё влажными от слёз. Рядом на белой кружевной подушке лежал плотный листок бумаги. Теренс со вздохом взял рисунок и пристроил на тумбочке, прислонив к лампе, затем выключил свет, лёг, легонько обнял жену и вскоре уснул.

Эрхарт-холл спал, погрузившись в предрассветный покой. Только рыжий кот, пробравшийся в спальню вслед за хозяйкой и не замеченный хозяином, так как прятался под кроватью, вылез из своего укрытия и устроился в ногах у Эмилии. Но спать и не думал. Янтарные глазищи то и дело поблёскивали, косясь на портрет под лампой.

Юная дева, прекрасная, как королева эльфов, глядела на спящий дом с нежной улыбкой, но в глазах её была глубокая тоска…

Глава 5. Сила воображения

Эмилия с надеждой погрузилась в сон. Лес-Храм встретил её привычной тишиной. Лишь едва ощутимая пульсация передавалась по корневой сети, опутывающей всю планету, а затем поднималась по стволам-колоннам, подпирающим небо, заставляя трепетать золотисто-зелёную листву высоко над головой. Бесшумно ступая по мягкому ковру из мха и палых листьев, Эмилия шла вдоль нефа, вглядываясь в просветы между колоннами, но чем дальше шла, тем яснее понимала: никто её здесь не ждёт. Та, которую она надеялась увидеть, не пришла. И не придёт…

Надежда покинула её. Сердце болезненно сжалось от страха и отчаяния. И в тот же миг Лес выставил её вон: вечное Сердце Земли не терпит смертоносных эмоций!

Эмилия очутилась в пустыне. Во все стороны от неё тянулись бескрайние пески: невысокие барханы вздымались и опускались вплоть до горизонта, словно морская рябь, только не синяя, а жёлтая. Очень красиво и одновременно жутко. Она всё же попыталась идти вперёд, но ноги вязли в горячем песке до середины лодыжки, от жары становилось всё тяжелее дышать. «Ну всё, пора просыпаться», – подумала она.

И тут появился кот. Вынырнул из тени бархана, как рыжая пена на золотых волнах, и замер, глядя на Эмилию хитрыми глазищами.

– Барбаросса? – с надеждой прошептала она – да, к ней снова вернулась надежда! – Или Барбос…

Кот в ответ лишь нетерпеливо вильнул пушистым хвостом.

– Ох, извини! По сути, без разницы… – вздохнув, проговорила Эмилия. – Я готова, мой Проводник!

Кот развернулся и скользящей трусцой побежал по песчаному морю. А Эмилия последовала за ним, шагая точно по следам маленьких лап. Удивительно, но она больше не проваливалась в песок, словно вдруг стала невесомой, да и жарко ей не было: босые ступни приятно щекотало сыпучее тепло. Не поднимая глаз с вереницы круглых отметин, она шла и шла… И пропустила миг, когда пустыня закончилась: теперь она шагала по крупному, плотному песку дорожки.

Эмилия огляделась, невольно остановившись. По обе стороны от дорожки зеленели полосы пышного газона с крапинками белых маргариток. А дальше начинался сад. Роскошный сад из тысяч всевозможных деревьев. В воздухе стоял аромат цветов. Она пригляделась: одни деревья ещё только распускали почки, другие цвели, третьи были увешаны сочными плодами, а некоторые уже сбрасывали побуревшие листья. В этом саду одновременно присутствовали все времена года!

Рыжий кот, поджидавший её на тропинке чуть впереди, нетерпеливо мяукнул, и Эмилия, опомнившись, поспешила вслед за ним. Но не прошла и двух десятков шагов, как кот внезапно прыгнул в сторону и исчез в цветущих кустах. «Пришли», – поняла Эмилия.

Тропинка упиралась в круглую полянку, посередине которой росла яблоня. Та самая сказочная яблоня с серебряными ветками, золотыми листьями и яблоками из яхонта. А на ветке яблони сидела жар-птица – тоже та самая, из детской книжки с картинками: на голове сверкающая корона, а крылья и свисающий до земли хвост переливаются всеми цветами радуги.

Сказочное создание повернуло к ней голову – и оказалось, что это уже не птица, а дева. Прекрасная дева с пламенеющими рыжими космами ниже пояса, фарфорово-белой кожей и изумрудными глазами. Лицо с тонкими чертами было безмятежно, на губах играла едва заметная улыбка. Малышка Эль, только повзрослевшая – такая, какой её запечатлел в своём рисунке Тобиас!

Эмилия уже хотела кинуться к ней – и замерла. Глаза… В глазах девы не было ни радости, ни печали – совершенно никаких чувств.

– Где моя дочь? – спросила она с вызовом.

– Твоя ли? – пропел мелодичный голос.

– Где Элинор? – упрямо повторила Эмилия.

– У себя дома.

– Кто решил, где её дом?

– Она сама, – последовал бесстрастный ответ.

– Я могу её увидеть? – Эмилия всё ещё не теряла надежды.

– Чужакам туда нет входа! – Дева-птица слегка наклонила голову вперёд, певучий голос прозвенел неожиданно властно: – Передай это тому, кто ищет!

– И не подумаю!

– Дерзишь? – изумрудные глаза округлились совсем по-птичьи.

– Прости, – пожала плечами Эмилия. – Но любовь нельзя лишать надежды.

– Ах, любовь! Безрассудство, толкающее на всякие глупости, нескончаемая тоска и алчная тяга распоряжаться чужой судьбой – вот она, твоя любовь!

Ей показалось, или лицо девы на миг утратило свою безучастность? Но если и так, то всего на миг.

– Отнюдь, – просто сказала Эмилия. – Ты что-то путаешь.

– Я?! – в этот раз зелёные глаза девы-птицы действительно полыхнули гневом. – Ты забываешься, женщина! – радужное платье-оперение замерцало и заискрилось, когда сказочное существо всплеснуло руками-крыльями. – Я бы могла оставить тебя навеки блуждать в пустыне подсознания, но пожалею – всё же ты вырастила мою девочку. Уходи! Уходи и никогда больше не ищи сюда дорогу!

Сверкающая птица стрелой взмыла в воздух и исчезла, как радуга, растворяясь в небе, но сверху донёсся затихающий звон: